Свободная вакансия (СИ)

Он попробовал возразить:

— Завтра я мог бы…

— Нет, Уилл. Сейчас. Это не сделка на рынке за медяк, ты либо принимаешь мое предложение, либо нет.

— Чтобы ты убил меня?!

— Вполне возможно. Но разве не в этом все веселье? — он улыбнулся. — Не изображай из себя труса, Уилл. Выбор делается человеком в первые же секунды на эмоциях. Это уже потом подключается левое полушарие и пытается здраво его обосновать.

Ощущения в животе были, словно его собиралось стошнить прямо на пол. Уилл прикрыл на секунду глаза и вздохнул, признавая поражение. Гостеприимно приглашая его внутрь, Лектер показал рукой на дверь.

Разум Уилла буквально кричал о том, что это очень-очень плохая идея, и все же он достал электронный ключ, провел по магнитному замку и ввел код. Дверь слегка пшикнула, и он замер, удерживая небольшую щель.

— Ты же не попытаешься выйти?

— Зачем? Когда ты войдешь, все, что мне нужно, будет здесь.

Спокойствие Лектера было обманчиво. Еще вчера, когда охранники выносили книги и рисунки из камеры, один из них оказался слишком близко, и тот молниеносно дернулся в его сторону в попытке укусить. Забыв о наморднике доктора, охранник чуть не обмочился.

— Уилл, — терпеливо напомнил о себе Лектер, и он кивнул.

— Да, ладно. Черт.

Не успев задуматься о последствиях, он зашел, оставив дверь открытой, и замер, приготовившись выскочить обратно в любой момент. Никаких резкий движений, никакого молниеносного нападения. Ганнибал снова рассмеялся.

— Присаживайся, пожалуйста.

— Спасибо, я постою.

— Уилл, прошу, — он еле слышно вздохнул, призывая терпение. — Мы с тобой взрослые люди.

Ганнибал обошел камеру по дальней стороне и выдвинул для него стул. Подойти по собственному желанию, да еще и повернуться спиной?

— Ага, хорошая попытка.

Вместо стула Уилл выбрал край тюремной койки и присел. Теперь их разделяло шагов десять. Ганнибал выглядел изрядно позабавленным, пока устраивался напротив.

— Как пожелаешь. Мне бы хотелось, чтобы ты чувствовал себя в безопасности.

Уилл открыл рот от удивления:

— Это не тебя могут съесть за первое же грубое слово.

— Скажи мне честно, ты правда думаешь, что я причиню тебе вред?

— Если тебя вынудить, — осторожно ответил Уилл, и Лектер обхватил колено в замок, напоминая учителя нерадивого ученика.

— Ты собираешься меня вынудить?

— Нет.

— Тогда о чем переживать?

— Я не понимаю, что тебе от меня нужно. — Он махнул рукой на окружающую их камеру. — Здесь. Чтобы я почувствовал себя на твоем месте?

Ганнибал перестал улыбаться, но его взгляд оставался мягким и спокойным.

— То, чего я от тебя хочу, ты можешь дать мне только по своей воле. Твое доверие.

— А если я не захочу тебе его давать?

— Хочешь. Поэтому ты здесь, где тебя могут поймать охранники, если им вдруг придет в голову сходить на обход раньше.

Уилл сжал челюсти, понимая, что спорить бесполезно. Они оба будут знать, что он лжет, его поступки говорили сами за себя.

— Я скажу тебе, как найти Джейми, но чуть позже. У меня все еще есть некоторые вопросы. Ответь, если не сложно, когда ты убил первый раз?

— Это долгая история.

— У меня много времени.

Уилл нахмурился:

— Ты правда хочешь, чтобы я сидел тут и рассказывал о своем прошлом, как на приеме психотерапевта?

— Я хочу, чтобы ты рассказал мне, как другу, — исправил его Лектер.

— Господи, ладно. — Он провел ладонью по лицу. — Где-то за год до первого письма. Я жил в Луизиане, меня повысили до детектива убойного отдела, дали напарника. Затем в городе объявился серийный маньяк по прозвищу Дровосек.

— Он убивал топором?

— Да. Жертвы — женщины, от двадцати до тридцати, нападения происходили ночью. Он писал нам в участок, издевался, угрожал, называл себя демоном из ада.

— Поклонник Джека Потрошителя, я полагаю.

— Я тоже так подумал. Мы проверили всех столяров, плотников, строительные компании на случаи агрессии к женщинам. Я много пил в то время, вместе с галлюцинациями не очень хорошее сочетание. Меня не покидала мысль, что Дровосек дал нам все подсказки, а я просто их не видел, и однажды ноги принесли меня к одной из больших строек, к бару на углу.

— Что-то выдало его. Что?

Уилл закрыл глаза и словно оказался той ночью на пристани. Свет фонарей. Смех из бара. Пьяные прохожие. Женщина, изображенная на вывеске.

— Музыка. — Он открыл глаза. — Джаз. Он упомянул Оливера Кинга в одном из писем. Самое ужасное было не то, что я нашел его в этом чертовом баре с первого раза, а то, что, когда я зашел, я был им. Я смотрел на женщин его глазами. Я всерьез думал, чтобы убить одну из них в подворотне. Мы вышли в переулок, но я не смог спустить курок, так что неудивительно, что он всадил мне нож в плечо и сбежал.

Лектер кивнул своим мыслям.

— Ты оказался слишком вовлечен. Твое внутреннее «я» было слишком слабым, и чужие желания мгновенно захватывали твои мысли. Для тебя его убийство было равносильно самоубийству. Почему ты не сдал его полиции, а убил сам?

Уилл тяжело вздохнул, вспомнив крики напарника и обжигающее чувство стыда.

— Две недели спустя он убил девушку лет шестнадцати. Чернокожую. Ее единственную нашли с венком цветов на голове. Я пролежал с ней в обнимку в морге около пяти часов на одной каталке. Я… — Уилл сделал судорожный вдох. — Когда меня нашли, то лишили значка за подозрение в некрофилии, тогда и началась моя долгая дорога по психиатрам.

— Когда ты убил его, ты почувствовал освобождение? Что он там, мертвый, а ты живой?

— Да, — Уилл признался, и будто камень свалился с его плеч.

— И каково это было?

— Лучше всего, что я когда-либо чувствовал за всю мою жизнь. Я был я, и больше никто.

Ганнибал задумчиво провел пальцами по губам.

— Как думаешь, ты почувствуешь то же самое, убив меня?

Уилл покачал головой.

— Сейчас я знаю, кто я. И также знаю, кто ты. И я знаю, что ты убиваешь не только из-за человеческой грубости. Это было бы слишком просто. Все именитые психиатры говорят, что тебя бесит грубость, потому что ты сам себе ее не позволяешь, но это не так.

— Неужели? — Лектер улыбнулся, оголив зубы.

— Тебе просто нравится убивать. И в жертвы ты выбираешь тех, без кого мир, по-твоему, станет только лучше. Браконьеры, коммерсанты, политики, люди, которые не видят красоту жизни. Не ценят ее. — Уилл сделал еще один глубокий вдох, думая, что они были похожи. Слишком похожи. — Ты и так все это знаешь, зачем я тебе рассказываю?

— Потому что я попросил. И потому что ты хочешь быть услышанным и понятым. Не надо стыдиться собственных чувств, — мягко произнес тот. — Вспомни себя шесть лет назад. Мог ли ты представить, что когда-нибудь у тебя будут отношения с женщиной? Что она доверит тебе своего ребенка? Был ли способен на отношения детектив, который пролежал с трупом пять часов?

— Шутишь, что ли? Я с людьми-то не мог разговаривать, не то что довести дело до секса.

— Настоящая проверка это не секс, Уилл. Назови самое страшное табу в человеческом обществе.

Уилл ухмыльнулся, чувствуя вызов:

— Каннибализм?

— Одно из, но не самое страшное, — ответил Ганнибал, не моргнув и глазом. — Еще варианты?

— Инцест. Растление малолетних. Некрофилия. Не знаю, — Уилл пожал плечами.

Ганнибал встал со стула и, прежде чем сделать шаг, уточнил:

— Могу я подойти?

Уилл тоже поднялся с койки, только сейчас поняв, что все это время был удивительно расслаблен. После секунды на размышление, он кивнул. Лектер подошел к нему практически вплотную, его лицо было спокойно, а тон напоминал преподавательский, будто они изучали новый урок.

— Самое страшное табу, и самое парадоксальное, это не половой акт, не насилие и даже не убийство. — Ганнибал медленно положил теплую ладонь ему на шею, устроив большой палец под самым ухом. Уилл дернулся, и мурашки пробежались вдоль позвоночника, чудом он остался на месте. — Это близость, Уилл.