Стон (СИ)

— Сам знаешь.

«Не забыл! Он его не забыл!»

От нахлынувшего осознания бросило в жар. Отчаяние причиняло физическую боль, но Ди нашел в себе силы ответить почти спокойно: — Нравилось. Он стонал, как пьяная шлюха, и своим стояком едва не проткнул мне глотку.

Член Садерса дернулся и быстро наполнился кровью.

Ди, как мог, старался сохранять самообладание, но сердце его падало в пропасть, сраженное страшной догадкой.

«Всё это время он притворялся. Черт бы побрал ублюдка! И чем только он его приворожил?!»

— Говорил он тебе что-нибудь? — В голосе плохо скрытое возбуждение…

— Скулил, умоляя дать ему кончить.

— Тебе было приятно мучить его?

— Приятно. Очень.

— А сам он… тебе понравился? Его тело… Его вкус…

Ди приподнял голову и заглянул любовнику в лицо.

— Соси, сука! И не смей останавливаться, — грозно рыкнул тот, толкнувшись в рот уже достаточно возбужденным членом. — Так тебе понравился он?

— Да… Нет! Мне было…

— Соси, тебе говорят! Вот так… Вот так… Хорошо… Так ты облизывал его… Сжимал губами… Глубоко в себя втягивал… А он метался… Стонал… Умолял… Мальчик мой… Еще… Дьявол…

Садерса начинало трясти. Вцепившись в волосы Ди, он прижимал его лицо к своему лобку с чудовищной силой.

Ди задыхался.

В горле пульсировало, росло и заполняло его нечто настолько огромное, горячее и безжалостное, что в затуманенном сознании нестерпимо ярко вспыхивали багровые искры. И невозможно было вырваться из властных рук, намертво впечатавших его лицо между широко разведенных бедер.

— Он так страдал… Что же ты делал с ним… Мучил моего мальчика… Моего Шерлока… Мою любовь… Сволочь… Вырву твой блядский язык… О, Боги!

Раскаленная лава хлынула в горло. Всё померкло, стало далеким и совершенно неважным… Габриэль умер… Умер, трахнутый в рот…

…Очнулся он от поцелуя, и ещё не придя в себя окончательно, потянулся навстречу тонким губам и неторопливо исследующему его рот языку.

— Ты едва не убил меня, — сипло прошептал он, обнимая влажное тело.

— Ты жив, и это главное, — насмешливо, но с явно слышимой ноткой благодарности ответил Садерс. — Отдохни. А потом я снова трахну тебя. Ты готов? Будет больно. Очень.

— Ну и что.

Они лежали с закрытыми глазами, и Ди ластился к своему возлюбленному, льнул к нему, переполненный одновременно и нежностью, и печалью. Он очень старался не думать о том, что тот шептал и выкрикивал, исступленно трахая его горло. Благодарение богу, падая в искрящуюся темноту, он услышал не все…

— Впусти меня… Хотя бы раз…

Садерс открыл глаза и непонимающе уставился на прижавшегося к нему любовника.— Ты о чем?

— Ты знаешь… Я хочу в тебя.

Сад резко сел на постели. Это была даже не дерзость. Это был откровенный вызов. Он что, совсем уже спятил? Маленький засранец…

— Хочешь снова затолкнуть куда-нибудь свой блудливый член? — В голосе послышались отзвуки скрытой угрозы. Ему не хотелось злиться, но зарождающийся гнев уже отражался в глазах беспокойным блеском. — Мало тебе остальных? Вчера ты трахал Джеймса так, что из него полезло дерьмо. Какого черта?

От клокотавшего в горле гнева Ди невольно сжался.

— Я хочу в тебя… — повторил он еле слышно.

— Хочешь обладать мною? Трахать, как обыкновенную, дешевую подстилку? Засунуть свой грязный хуй и кончить в меня? — Он грубо отшвырнул покрывшееся мурашками тело. — Пошел вон, щенок!

Ди понимал, что приблизился к смертельно опасной черте, но остановиться уже не мог. Бледный и неожиданно осмелевший, как все обреченные на неминуемую погибель, как все, кому нечего больше терять, он выкрикнул: — А он это сделал!

— Он? — взревел Сад, подскочив на кровати и яростно сжав кулаки. Злость уже вырвалась на свободу и кипела в каждой клетке звенящего напряжением тела. — Он — это Он! Что ты знаешь о нем и обо мне?! Я готов был слизать дерьмо с его окровавленной задницы, я сосал его член и плакал от счастья. — Голос дрогнул и сорвался на шепот: — Я люблю его. Люблю, люблю, люблю. Как смеешь ты, жалкий гаденыш, говорить мне о нем? Вон отсюда!

— Сад… — Паника сдавила Ди невидимым прессом. От ужаса его колотила дрожь. — Прошу тебя! Не гони. Лучше сразу убей…

— Нет. — Садерс вдруг успокоился. Принятое решение сразу же растворило злость, и губы, которые не так давно горячо целовали Ди, тронула торжествующая улыбка. — Я тебя не убью. Будешь мучиться так же, как мучился под тобою Он. Никогда больше ко мне не притронешься. Никогда! А вот посмотреть, как я трахаю и целую других, как я в них кончаю, тебе, возможно, ещё удастся. Но не думаю, что это доставит тебе удовольствие, и тем более, радость. Уходи, дружочек, — он утомленно зевнул, — ты мне осточертел.

Оставшись один, Садерс так стремительно сорвался с кровати, что на мгновение у него потемнело в глазах, и желудок скрутили спазмы неожиданно нахлынувшей дурноты.

— Мразь, щенок… — бормотал он, торопливо натягивая штаны и покачиваясь от непривычной слабости.

Он смертельно устал и хотел только одного — упасть на кровать в спальне Шерлока, крепко обняв и прижав к животу подушку, и провалиться в глубокий сон. Спать долго-долго, целую вечность.

И может быть, Бог или Дьявол смилуются наконец над грешной, исстрадавшейся душою, и во сне к нему придет его мальчик, любящий и покорный…

***

— Здравствуй, Шерлок. Как дела?

— Зачем ты приехал?

— Узнаю дорогого братца. Я соскучился.

— И беспокоишься.

— Беспокоюсь. И ты это прекрасно знаешь. У тебя всё в порядке?

— В полном.

— Кофе угостишь?

— Похоже, это надолго.

— Как всегда, гостеприимен. Ненадолго, но кофе я выпью.

Обычный разговор, ничего не значащие фразы и тревога, льющаяся через край. Они и раньше вступали в словесные баталии, по сравнению с которыми нынешняя перестрелка была ласкающим слух воркованием. Братья состязались в острословии так часто, что подобная форма разговора стала для них едва ли не единственно возможной. Ни того, ни другого это не напрягало.

Сегодня каждое слово, каждая фраза были пропитаны скрытым смыслом, и делать вид, что это очередной рядовой визит, удавалось с трудом. Но оба, насколько это было возможно, оттягивали разговор, ради которого Майкрофт пришел, и о котором догадывался Шерлок.

— Ты научился варить превосходный кофе, Шерлок. По-прежнему не выходишь из дому?

— Кто тебе это сказал? Надеюсь, ты не установил за мной слежку?

— Еще нет, но всё больше к этому склоняюсь. — Перехватив разгневанный взгляд, Майкрофт примирительно улыбнулся. — Не сверкай глазами. Я никогда не унижу тебя подобным образом. Но мне хочется, чтобы ты был со мною откровеннее. Ты очень тревожишь меня.

— Ничего нового. Когда я тебя не тревожил? Майкрофт, у меня нет проблем.

Чашка с громким, звенящим стуком опустилась на кухонный стол. Маска хладнокровия исчезала с холеного лица Майкрофта Холмса так резко, словно невидимая рука сорвала её, отшвырнув как вещь бесполезную и до ужаса глупую.

— Это очень заметно! Ты отвратительно выглядишь — худой, бледный, изможденный… Не спишь?

— Сплю.

— Вранье! Ты не спишь. Боже Всемогущий, Шерлок, что с тобой произошло? Чем ты так сильно напуган?

— Прекрати! Я ничего не боюсь.

Но Майкрофт больше не слушал. Поднимаясь, он с шумом отодвинул стул и навис над Шерлоком, пытаясь заглянуть в глаза, которые тот старательно отводил в сторону.

— Посмотри на меня, черт бы тебя побрал! Я не нахожу себе места ни днем, ни ночью! Думаю о тебе беспрестанно, волнуюсь и злюсь.

— Злишься? — Шерлок приподнял бровь в притворном удивлении, но пальцы его крепко вцепились в изогнутую ручку чашки. — Почему?

— Потому что молчишь и скрываешь свою беду. Потому что похож на тень самого себя. Потому что, черт возьми, люблю тебя! Потому что ты мне дороже всех на Земле, а я даже не знаю, что тебя так потрясло, и не знаю, как и чем помочь.

— Мне не нужна помощь. — Но все же глаза Шерлока влажно блеснули.