Стон (СИ)

========== Глава 1 Пролог ==========

Он ненавидел свое тело. Его красоту. Его грацию. Его страстную чувственность, рвущуюся сквозь фарфоровую бледность и болезненную худобу. Ненавистны были и те патологически грязные чувства, что оно вызывало. Хриплые стоны и всхлипы возбужденных самцов сливались в бесконечную адскую какофонию и нестерпимой болью разрывали висок.

Затраханная шлюха.

Очень дорогой хастлер.

Шерлок.

От него почти ничего не осталось — агония духа, последние штришки к смрадному разлагающемуся портрету.*

При этом он был так потрясающе притягателен, что одним своим появлением вызывал сотрясение воздуха, вселенский выдох, всеобщий пламенный взор. Вокруг него начинался незримый пожар, опаляющий без исключения всех. Шерлок сидел возле барной стойки, невозмутимо потягивая вино, а атмосфера стремительно накалялась, и огонь устремленных в его сторону глаз прожигал ему спину.

Сегодня всё будет как всегда. Его снова возьмут чьи-то руки — шершавые и сухие, влажные и холодные — неважно, какие. Но неизменно дрожащие от нетерпения, жадно и больно сжимающие тело, давно уже не чувствующее ничего, кроме отвращения и пустоты.

Он успел забыть, что такое оргазм.

К черту оргазм. К черту липкие выбросы похоти.

К черту!

Возможно, томление не выплеснутого семени и создавало этот невыносимый жар, это сексуальное помешательство.

Его память на лица была безупречна — второй раз Шерлока никогда не снимали.

Не сказать, что это задевало или смущало — чушь собачья. Скорее вызывало недоумение. Все они заходились стонами, вколачиваясь в его тело, горячо сжимали в объятиях, влажным шепотом обжигали шею: сладкая шлюшка… сладкая…

Трогали, лизали, сосали. Ненасытные извращенцы. Избранные.

Но больше не подходили. И смотрели глазами, полными тоски и желания.

Шерлоку было все равно.

Взгляды не оставляли на нем следа.

И лишь один тронул душу.

Разочарованный седой импотент сказал с удивлением: — Парень, ты понимаешь, что трахая тебя, можно умереть?

…Он снял Шерлока на всю ночь.

Бережно, почти нежно уложил его на спину, накрыл немолодым, но всё ещё мускулистым телом и вздохнул с восторженным облегчением: «Боже…»

И впервые Шерлока не затошнило от омерзения.

От мужчины приятно дохнуло свежестью. Жесткие губы ласкали исступленно и жадно: покрывали поцелуями живот и бедра, стонали от мучительного желания обладать этой доступной молодостью, впитывать аромат горячей, душистой кожи.

Его благодарная страсть внезапно передалась Шерлоку и захватила всецело. Эрекция была болезненно-твердой, зовущей, жаждущей.

Он возбуждался редко и слабо, но почему-то именно это лишало разума тех, кому однажды посчастливилось им обладать. Заводило. Пробуждало фанатичный азарт. Особым, необъяснимым чутьем они понимали, как силён и вынослив может быть этот удивительный хастлер, как восхитительно сладок его недоступный оргазм. Но Шерлок оставался неизменно холодным и безразличным. От жадных ласк он каменел, жестокость и боль его не пугали. Да и что могло его напугать?

И только этот старик, изрядно побитый жизнью и давно потерявший мужскую силу, непонятно как вызвал в Шерлоке давно забытое возбуждение.

Он сотрясал его тело вибратором, вводя до упора, вынимая и снова вводя, и в сочетании с томительной нежностью поцелуев это вызывало непередаваемые ощущения. Шерлок откровенно и громко стонал, вскидывал бедра и не выпускал из рук налитый кровью член, сжимая его и поглаживая, всеми силами стараясь продлить забытое наслаждение.

А потом старик жадно ему отсасывал, едва не плача от счастья держать во рту твердую плоть. И Шерлок кончил с отчаянным криком, дрожа от ярчайшего удовольствия и крепко прижимая лицо мужчины к лобку.

По венам неслась блаженная радость. И пустота взмыленного, освобожденного паха тоже была блаженной.

— Парень, парень, какой ты сладкий… И чистый. Откуда ты?! — вливался в него потрясенный шепот, и хотелось плакать от невыносимой тоски.

Больше Шерлок его не видел.

И лишь сейчас, теряя сознание от боли, скрутившей избитое тело в горячий жгут, он понял, как прав был его случайный любовник, и какова цена его последнего наслаждения…

Каким проникновенным, наполненным нежностью голосом ему всё объясняли, как зверски и страшно его избивали, и как страстно потом целовали руки, прижимая тонкие пальцы к ненавистным губам.

Лежа в роскошной кровати и слушая дыхание спящего рядом мужчины, Шерлок задавал себе один и тот же вопрос: почему ему так отчаянно, так невыносимо хочется жить?

*Намек на портрет Дориана Грея.

========== Глава 2 Приближаясь к самому краю… ==========

Все мы ходим по краю бездны, не зная, в какой из дней она распахнет нам свои объятия…

Жизнь удовлетворяла его сполна: удобна, комфортна и уже одним этим прекрасна. Независимый, молодой, одаренный, Шерлок шагал легкой поступью не обременённого обязательствами человека, был свободен и наслаждался свободой, как самым бесценным даром.

Отсутствие друзей его не тревожило — Шерлок Холмс ни в ком не нуждался.

Временами одолевала скука, но любознательность и жажда всё увидеть своими глазами не позволяли тратить на скуку больше одного дня. Всегда находилось занятие для ума — пытливого и на редкость острого. А если принималась душить тоска, Шерлок покидал пределы поднадоевшей Англии, и возвращался потом, освеженный новыми впечатлениями и новыми знаниями.

Богатая семья, высокопоставленный брат, солидный банковский счет — этого Шерлоку было вполне достаточно для терпимых взаимоотношений с миром.

Мир несовершенен, но безграничен, и в нем всегда отыщется уголок, сулящий если не уют, то хотя бы покой. Таким прибежищем стала для Шерлока квартира на Бейкер-стрит — его первый, его настоящий дом. В отличие от роскошного родового гнезда, всегда угнетавшего холодной вычурностью и странной безликостью интерьера. Покинув имение, он не мог отчетливо вспомнить даже цвета стен в собственной спальне.

Хозяйка квартиры, немолодая, но бодрая леди, привязалась к нему всем сердцем, и даже ежемесячную арендную плату принимала с неизменным выражением изумления на милом лице. Не задумываясь о таком рудименте, как душевная чуткость, к домовладелице Шерлок относился с несвойственной ему теплотой, и в маленькой, тихой квартирке чувствовал себя хорошо и спокойно.

Близких отношений он не искал. Влюбленность и связанные с нею неудобства в виде переживаний и бурных страстей находились вне сферы его жизненных ценностей и интересов. Любовь? Химера. Воспаленный бред идиотов, которым нечем в жизни заняться. Это было твердым убеждением Шерлока, изменять которое не входило в его ближайшие планы.

Все физиологические проблемы своего двадцатисемилетнего тела он решал механически, торопясь избавиться от напряжения, как от досадной помехи.

Так было всегда.

Лишь однажды к нему прикоснулись чужие руки: тот безумно влюбленный рыжий мальчишка из опостылевшей частной школы не выдержал. Он обнял Шерлока с недетским желанием, и его протяжный стон был отвратительно похотлив. До сих пор Шерлок помнил дрожащие губы, в беспамятстве покрывающие его шею торопливыми, неумелыми поцелуями, жаркое дыхание и до неузнаваемости искаженное, ставшее слишком взрослым лицо, своей отчаянной решимостью испугавшее его до дурноты. Когда ладонь, усеянная мелкими брызгами солнечных пятен, замерла у него в паху, а потом больно сжала слегка возбужденный член, Шерлок грубо выругался и со всей силы толкнул мальчишку в хилую грудь.

Ощущение грязи долго его преследовало, и он поклялся, что скорее умрет, чем позволит чьим-то рукам тронуть его хоть раз. Особенно — там… Где предательски горячо и быстро вставало…

Рыжему страдальцу коротко бросил:

— Подойдешь — убью.

Это был его первый и последний сексуальный опыт, и Шерлок не чувствовал себя ни обделённым, ни ущемленным, время от времени кончая в собственную ладонь.

***