Нет вестей с небес (СИ)

Но Ваас… По-прежнему он оставался предателем племени, по-прежнему она не представляла, что произошло. По-прежнему не могла его ненавидеть.

— Это же возмездие! Это возмездие! — твердила она себе. Но только если бы это помогало. Что-то болело до тошноты в душе, когда она бродила по этому острову. Его острову. И осознание, что он теперь навсегда останется с ней… Может, им обоим суждено было погибнуть и умереть, а, может, в том содержался упрямый замысел, последнее прощение его грехов. Она знала, что должна выжить. Ради него, убитого.

— Да я тебя ненавидеть должна! — рычала она, укоряя себя за эту боль. Но теперь почему-то снова хотелось убить себя. И виной тому была не только его смерть.

Джейс подъезжала к холму Доктора Эрнхардта, тяжело вспоминая то, что старик сделал с Дейзи, вернее, по просьбе Дейзи. Нелегко далось ему такое решение, не стоило его винить, и Джейс простила. Она всех прощала, умела прощать, не отравляя свою душу злобой. Только Цитру не могла, за всех…

Но стоило только подняться на холм в надежде на помощь… Река с водопадом, пруд, беленый дом… И запустение, погром, побитая теплица, погнутые флюгера, следы пожара. Женщина остолбенела, выходя из машины, охваченная новой волной озноба.

Рядом с домом уже оседала свежая могила…

Так отняли последнего человека, которого она знала.

Его убили «свои», стражи храма, скорее всего, потому что пираты всегда забирали деньги и ценные вещи, а стражи храма ничего не требовали, питались только словами их жрицы. За что убили? Просто так, старик мешался, конечно, за помощь пиратам могла настичь его «расплата», не считая того, что он и ракьят помогал подпольно. Может, у него было оружие или не было, может, оказал сопротивление, может, нет. Джейс увидела кровавые пятна в беседке и на белой двери, возле которой столько раз встречала помощь. Тогда-то совсем сломалось различение добра и зла, которое и так отсутствовало в этих проклятых джунглях. Самого доктора уже кто-то похоронил до нее, какой-то неравнодушный человек.

Она забредала в дом, разрушенный, с перебитой посудой и перевернутой мебелью. Витражное окно раскололось, через него свет проникал теперь клоками, неровно, судорожно. Книги порвали, растоптали, оставив кровавые следы босых ног — наверняка стражи — будто в доме шла борьба. Доктор не сдался, себе на беду. Вырвали, помяли страницы старинных томов, только Китс, распахнувшись на последнем развороте, все еще взывал:

«Люби всей сутью!».

Но кого оставалось любить? Убили, отняли всех, кто заслуживал этого, даже тех, кто не заслуживал. Она почти возненавидела несчастного старика после смерти Дейзи, но теперь, видя, что его убили, Джейс обвела взглядом пространство дома, глянув в разбитое окно на небо, только подумала горестно: «Ты все-таки полетел. Мы будем летать… Мы будем летать. Вы теперь вместе. Вы все вместе. Одна я осталась зачем-то».

Чем же он мог так помешать? Откуда в них взялся этот гнев? Что он им сделал? Полусумасшедший несчастный смешной старик. Неужели и правда ракьят? Но все указывало на них…

Вдруг оказалось, что они такие же бандиты, как и пираты. Те, за кого она сражалась, думая, будто они чем-то лучше. Лучше лишь тем, что им оказалось выгодно не убивать ее. Может, лучше тем, что не ловили туристов, не торговали людьми. Да и все. Так же курили какие-то вещества, так же убивали тех, кто мешал, так же несли странную свою мораль.

Она заходила в дом доктора, исследовала разбитую оранжерею, находя пригодные в пищу продукты, овощи. На неопределенное время она решила остаться в доме, выгнать вряд ли ее кто-то мог, поднималась на второй этаж. В той комнате были фиолетовые обои в цветочек. И белая мебель, кровать, стол, и шкаф-сервант, теперь с разбитым стеклом, а раньше такой аккуратный. А еще разбросанные старинные кубики. Детские кубики. Чья это была когда-то комната до заселения доктора? Явно детская. Почему? Что и когда здесь случилось в этом доме с витражными окнами на первом этаже? Разбросанные детские кубики. Символ полного опустошения войной.

Джейс заплакала. Теперь было можно, теперь все закончилось. Она растирала эти слезы по грязному лицу, ненамеренно создавая рисунок из разводов. И рыдала, долго-долго, до хрипа, до удушья. Словно за всех сразу. Она — боль. Она — скорбь.

Когда она впервые увидела погром и следы крови в доме убитого доктора, она не ощутила ничего, а теперь все чувства нахлынули, сломали ее панцирь воина, который она вновь надела на целый месяц. И оказалось, что она — только игрушка в руках могущественных сил, выбранная для достижения корыстных целей Цитры, которая устранила чужими руками и Вааса, и Хойта, и теперь сама стала безраздельным правителем острова. Справедливым ли? По закону ли? Да о какой справедливости могла идти речь, когда заставляла братьев приносить в жертву сестер?

Может, его, Вааса, тоже когда-то выбрали для достижения чьих-то корыстных целей? Его, ставшего воплощением зла, и ее, тихо терявшую свою человечность, без спросу выбрали как орудие в этой страшной борьбе за власть, да только он, видимо, однажды взбунтовался и сам решил стать властью. Или все случилось не так. Ее это не интересовало. Уже не интересовало.

Она засыпала в доме убитого доктора, на этой белой кровати, где когда-то лежала Лиза, вернее, рядом, на полу, обнимая подушку и не выпуская из рук пистолет.

Все закончилось, но ничто не пришло взамен, только тени прошлого. Прошлого на острове, а прошлое из обычной жизни казалось нецветным фильмом из другой жизни. Там не было его. Там не существовало ничего, только пустота.

— Враг мой… Враг… — бормотала она во сне. И видела его, и видела его ухмылку, и слышала его голос. Уже навсегда его образ…

I love you… I’ll kill you…

But I’ll love you forever

.

Да, она вдруг осознала, что желала бы всю жизнь вести эту борьбу, опаснейшую борьбу, но с ним и только с ним. Он не мыслился без борьбы. Нет, не примирения она просила, не перехода на сторону врага, когда темная ее сторона умоляла любым невероятным вернуть его к жизни. Зачем? Зачем она просила возвращения зла? Она просила борьбы, вечной борьбы. И борьбы только с ним. Этого адреналина, этого единого чувства, этого сладостного отвращения и влюбленной ненависти, которое возникало только, когда он был жив, только, когда она пыталась убить его. Он — враг, и должен был оставаться всегда врагом. Тот он, который когда-то существовал в мире с сестрой Цитрой, интересовал не больше, чем та призрачная жизнь за пределами острова. Он. Не для оправдания зла. Лишь для ощущения себя живой. И он сам по себе.

Но нет, нельзя просить возвращения зла…

Только бы ей небо дало одну последнюю надежду… И ему… Все рано или поздно умирает, уходит в небытие, исчезает, но с надеждой на возрождение. Тогда не так страшно, тогда есть смысл.

Джейс проснулась на заре, протерев соленые от высохших слез глаза, вскоре подсчитала все, что ей удалось добыть, скитаясь между аванпостами и схронами контрабандистов. И вот она уже спускалась с холма, отмечая, какая тишина настала на северном острове. Торжественная блаженная тишина, которую не нарушали проклятые звуки выстрелов. Но одно настоящее чудовище еще сидело в своей норе, считая себя добром. Джейс видела правду, страшную, переворачивающую понимание. Она решила, что настало время для осуществления… плана.

In the darkness I get closer

To the crossing point of light…

Комментарий к -4. В никуда, из ниоткуда Фрагменты из песен Enigma “Why!..” “I Love You… I'll Kill You”, “The Roundabout”. Тут есть перевод: http://www.amalgama-lab.com/songs/e/enigma/the_roundabout.html (остальные в спиксе, кому интересно).

http://textafon.ru/Enigma/I-Love-You-I%27ll-Kill-You-txt.E4McqR

Извините, что под конец английские песни, но без них был бы джен без всего, что тут теперь есть.

Следующая глава будет ПОСЛЕДНЕЙ (с экшеном)!

+эпилог

Не молчите, любимые читатели =)

====== -5. Для того, кто умел верить ======