Нет вестей с небес (СИ)

Умирать она еще не хотела, она вдруг поняла, что жизнь лучше смерти. Любая жизнь лучше любой смерти. И пусть бы все спорили с этим. Но ее это не волновало.

Только везде теперь она видела повторение бессмысленных действий, люди не желали видеть дальше стены своего восприятия. Стоило только кому-то сказать хоть часть этого кода, хоть несколько слов: безумие, повторение… И вот снова в сознании восставали страшные зелено-карие глаза в обводе темных кругов, узкие испанские губы, точно с картин Гойи. Да… Герцогиня Альба — то еще воплощение зла! Даже коварство в их улыбках пересекалось.

Откуда она знала эти картины? Видела где-то. Когда-то в прошлой жизни.

И вот сейчас снова всплывали видения из прошлой жизни, вернее, грань того, что привело к жизни этой. Как река Стикс.

— Будь ты проклят за то, что сделал со всеми нами, — шептала она и не знала, желает ли так действительно ему вечных несчастий или надсадно зовет его темный дух. Дух борьбы…

Но она не могла сопротивляться сну, она была измучена, выпита до самого дна, выжжена дотла, казалось, настолько, что отдых не был уже необходим. Но нет, оказалось, что тело просило сна. Хоть пробуждения являлись мучительными, потому что во снах все еще являлись картины прошедшего, картины с большой земли. Мифической Большой Земли. А мир оборвался границами острова. Ведь казалось когда-то, будто есть еще что-то, кроме этой западни.

Засыпая, она тихо выдохнула:

— Орхидеи цветут…

И сон сковал ее существо. Сон так похож на смерть. Но сон — это жизнь. Нет, не жизнь, но и не смерть. Но если бы только принес он хоть какой-то покой.

Да, вот они, сны, все еще цветные, с каждым днем все более ненормальные, яркие, искаженные, скачущие страшными картинами, кричащими ртами, перекошенными лицами. Но на этот раз сон казался спокойным, виделось самое начало этой жизни за гранью. Они тогда еще не знали, что это грань, они не знали, что за пределами острова нет земли.

Сон. Прошлая жизнь осталась во сне. Все осталось за гранью сна. Старый корабль, скучная ночь, свет прожектора. Друзья… Все живы. Все являлись к ней мертвые, все прощались, их уносил куда-то корабль, туда, за реку, в страну вечных сумерек. Она говорила с духами. Только Райли не видела среди них снова, будто он был живым, только в этот раз она лицезрела его смерть, видела кровь на лезвии ножа до того, как беспощадно выдворили прочь из святилища. И Ваас тоже не явился, будто не корабль его на тот свет увозил… На какой суд могла попасть его душа? .. Он желал переродиться, он хотел бы иной жизни, но уже ничто не позволяло, ни банда, ни племя, ни собственная гордыня, один выход — гибель.

Джейс устало приоткрывала глаза перед рассветом. Она лежала в темноте, слегка удивленно проводя рукой вдоль живота… Страшно… Почему-то теперь она звала маму. Но мама осталась там, за гранью земли, которой нет. Кого звать? Оказывается, быть женщиной не легче, чем воином. Хранителем, а не разрушителем жизни.

Проводила вдоль живота… Эти перекаченные в свое время тугие мышцы атлета, это тело воина. Для чего оно вообще? Только, чтобы проходить круговые трассы на лыжах, чтобы бежать через лес, лазать по деревьям и убивать людей… Неужели только для этого? Что, если нет?

Она не верила, но знала. Как никогда она просила чуда у этой жизни. Одного чуда, единственного. Джунгли все забирали, но вот она — ничего не осталось. Наставало их время чем-то отплатить, она просила, она жертвовала собой, она становилась ими. Еще немного до осуществления плана, еще немного. А потом она пообещала, что выберется с острова любой ценой, не ради себя — ради Вааса. Но раньше нельзя. Потому что дух Райли просил справедливости. Или это ее дух…

Вот уже около месяца она собирала всевозможное оружие, наведывалась еще раз к Герку в Бедтаун, освобожденный от пиратов, но не ставший менее злачным местечком. Контрабандист, как и обещал, уже покинул остров, наверное, осуществив свою затею, отправился на Тибет изобретать гарпунную пушку.

В течение этого месяца Джейс постепенно понимала, почему Цитра хотела заставить убить Дитя Великана. Только зачем именно Райли? .. Он ведь не проливал крови, он ведь не стал убийцей. А она… Имела ли она вообще право на одно-единственное чудо?

Страх жрицы становился понятным мало-помалу, ничтожнейший страх, суеверный. Отчего к ней возникала даже не ненависть, а презрение. Что ж… Может, существовал еще повод жить для одинокой странницы по имени Джейс. Только бы вынести это. Но в смерти Райли оказались повинны они все, сестра, жрица. И Ваас… Все, и только одна Цитра. И долг требовал мести.

С рассветом странница уходила с очередного аванпоста, уезжала, потому что после изгнания пиратов остался и транспорт. Не сказать, что врагов всех истребили: кто мог, скоро сам покинул остров, ведь им больше ничего не светило, у них не было связей Хойта, платить им никто не стал. Оставались в лесах и у заброшенных поселков еще мелкие банды, но Джейс удавалось обходить их. Она решила, что стоит вернуться к Доктору Э. — единственному человеку, которого она знала, единственному, кто еще остался на острове. Он мог помочь, хотя бы посоветовать.

Она понимала: нет никакого смысла покидать остров, потому что за пределами его ждала еще большая пустота, скорее всего, какое-нибудь незначительное нарушение уголовного кодекса от пережитого, психушка. И ничего. Здесь она была свободна. Уже свободна от всего, от таких понятий, как свой и чужой тоже. Когда повсюду были враги — все нормально. Если не уничтожать их — убьют тебя. Так она убила его, Вааса, она ни на миг не сомневалась. Только потом воспоминания вдруг стали преследовать ее, его слова, его образ, страшный образ.

Она подносила ладони к лицу, нюхала их и удивлялась, почему они еще не пропахли кровью, она помнила кровь на своих руках. Но в тот миг она думала только об одном — выжить. И когда тебя пытаются убить, сострадания не остается. В тот миг рука не дрогнула. Еще один враг, не более. Только когда его глаза расширились… Но она тогда не то что не остановилась, тогда она наносила удар за ударом, пока не убедилась, что раны уж точно смертельные. Наверное. Она добивала его, как приходилось добивать раненых хищников. В зоопарках они такие милые и смешные, а в дикой природе так страшно услышать их рык у себя за спиной. И она добивала его, точно тигра, точно медведя. Она очень любила когда-то и тигров, и медведей, когда-то там, на большой земле. Там, где безопасно можно полюбить и то, что обычно несет опасность. С ним, наверное, произошло что-то подобное. Она восхищалась им, словно каким-то хищником, питая одновременно страшную неприязнь, восторг, смешанный с отвращением, раз за разом он нападал на нее, ей удавалось выжить. Но он являлся человеком.

And someday we will have to say good bye

But our spirit will survive.

И вот он был убит, ее рукой. Удар за ударом. Воспоминания об этом взгляде. Все это пришло позднее. Все это принесло обескураживающую пустоту. Хотя, нет… Стоп! Какой же удар за ударом?!

Она ведь стреляла из пистолета, но отчего помнила четыре удара ножом, они снились ей в кошмарах каждую ночь, сковывая холодом, будто чужие воспоминания полезли в голову. Может, как говорили ракьят, она теперь тоже говорила с духами? Говорила. Но почему они тогда не помогали, не направляли? Но ведь духи — не Провидение, им неведомо, куда направлять. А если ее молитвы небо не услышало, то она вновь разучилась обращаться к нему, потому что наступает предел, после которого человек не способен уже на веру, наступала и ее точка невозвращения, из-за Цитры. Райли… Лиза, Дейзи, Оливер… Их образы преследовали, смешивались, деформировались, воспоминания путались, вымысел и реальность, сны и явь, она брела по краю, тотально ничто между адом земных и раем, но ближе к аду. И только образ Вааса маячил четко, яркий, единственный, кто все это время не солгал ей ни разу. Вернее, солгал один раз: «враги тоже могут предать», на то они и есть подлые враги. А он не предал. Да и врагом ли являлся? Врагом. Но если Цитра тоже враг, то по каким критериям различать добро и зло, своего и чужого? Да, она шла вместе с ракьят, ее не гнали, будто уже не совсем подчиняясь воле жрицы, ощущая свободу, уже надеясь на собственную силу, а не только на заступничество предков.