Памяти Арамиса (СИ)

====== Часть 1 ======

«Какое-то особенно хмурое сегодня утро…» — подумал Смехов, включая кофеварку. В это воскресное утро он оказался дома один. Но с минуты на минуту должна была приехать Алика. Он уже несколько недель обещал ей и внукам сходить куда-нибудь вместе. И вот, наконец, они решили выбраться «в свет»… Он купил билеты на знаменитый Цирк дю Солей.

В дверь зазвонили. Он пошел открывать, параллельно набирая на телефоне номер больницы, где уже больше месяца лежал Игорь Старыгин — его верный друг. Вчера он заезжал к нему после очередной встречи, врачи даже разрешили зайти в палату на пару минут. Несколько дней назад Игорь вышел из комы, и в сердцах его родных и друзей затеплилась надежда. Из той ситуации, в которой оказался он сейчас, мог выкарабкаться только Игорь — спокойный, мягкий, но цепкий и любящий жизнь. Веня вспомнил глаза друга, его взгляд перед тем, как врачи попросили покинуть палату, и какая-то непонятная мурашка пробежала по спине… Телефон не отвечал. «Странно…ладно, перезвоню позже» — подумал он и открыл дверь. Алика и внуки вошли в прихожую, наполнив тихую до этого квартиру шумом и гамом.  — Привет, пап! — Алика привычно поцеловала его в щеку. — Как дела?

 — Потихоньку… Что-то в больнице никто не берет трубку.

Алика всмотрелась в грустное лицо отца, она прекрасно понимала, что у него сейчас твориться в душе. Они вернулись на кухню, где аромат кофе уже вовсю завлекал и манил. Он налил кофе себе и дочери, они расположились за столом, пока внуки в гостиной разбирали на запчасти очередной дедушкин подарок — конструктор.

— Я отменил две встречи в Минске. Не могу сейчас уехать из Москвы, не могу оставить Игоря.

 — Пап… Если ты на пару дней съездишь в Минск, я думаю, Игорь Владимирович не упрекнет тебя. — Алика мягко коснулась плеча отца. — Вот и дядя Валя поехал же на гастроли на Урал. Просто звонит каждый день врачу.

 — Нет. Я не могу, я…

В этот момент как-то резко и тревожно зазвонил телефон, так что Смехов вздрогнул от неожиданности.

 — Да, я слушаю…

Чашка с дымящимся кофе словно в замедленной съемке падала на пол, казалось, бесконечно… Алика испуганно всматривалась в лицо отца, которое за несколько минут сменило сотни эмоций и чувств.

 — Пап… Папа!

 — Вот и все… — с тихим, еле слышным хрипом, произнес он. — Звонили из больницы. Игорь умер полчаса назад.

Уже втроем, уже у нас потери… Он закрыл лицо руками, дышал медленно и тяжело, словно задыхался, словно с открытыми настежь окнами ему не хватало воздуха. Что-то больно сжалось в груди, сдавливая тисками сердце.

 — Как же так… Игорь, как же так? Почему?

Алика обхватила отца за плечи. Она ничем сейчас не могла помочь ему, самому родному для нее человеку, у которого только что смерть отняла друга, которого он любил, уважал и всячески оберегал тридцать лет! А у него перед глазами стояло лето одна тысяча девятьсот семьдесят восьмого года… Одесса… Солнце, море и они — пятеро молодых, веселых, бесшабашных мужчин, у которых все только начиналось. А самое главное, под этим теплым одесским солнцем зарождалась их дружба.

 — На сегодня все! Съемки окончены! — Хилькевич дал оператору свою фирменную отмашку.

Пока ассистенты убирали свет, сворачивали аппаратуру, он подошел к четырем молодым актерам в форме мушкетеров эпохи Людовика

XIII

и актеру постарше в форме гвардейца тех же времен.

 — Ребята, я сегодня заканчиваю пораньше, чтобы вы отоспались. Завтра сложный день — снимаем сцену драки в монастыре. Отдохните хорошенько, ложитесь спать пораньше.

 — Ага, пораньше, — тихим басом прокомментировал указания режиссера Валя Смирницкий, — в три ночи вместо пяти утра.

 — И постарайтесь хотя бы сегодня обойтись без кутежа до утра с девочками! — уже отойдя от них на приличное расстояние, режиссер обернулся и грозно погрозил пальцем.

 — А без девочек? — так по-детски наивно и добродушно поинтересовался голубоглазый красавец с лицом ангела, которым и был тридцатидвухлетний Игорь Старыгин, что даже Хилькевич не смог рассердиться и вместе со всеми рассмеялся. Игорь лишь смущенно улыбался, от чего стоявшая недалеко ассистентка оператора таяла больше, чем от стоящего в зените солнца.

 — Ребята, принимаем душ и через час, как всегда, у меня в номере. — Володя Балон помахал друзьям рукой и скрылся среди деревьев.

 — Что-то у меня до сих пор после вчерашней съемки скачки ноги гудят. — Миша Боярский аккуратно разминал мышцы. — Ребят, а вы как?

 — Я вроде ничего… — Смехов прислушался к собственному телу: «И правда, нормально все». — Да и Игорек, судя по тому, что та кареокая красотка от него лишь в шесть утра ушла, тоже вполне себе ничего.

 — Мы просто беседовали… — Игорь заулыбался.

 — Ага! Кто бы сомневался! — хором отозвались Миша, Веня и Валентин.

 — Судя по твоей улыбке чеширского кота, вы обсуждали не больше, не меньше политическую ситуацию в мире. — подколол друга Боярский.

Смеясь, шутя и перекидываясь безобидными подколами, все четверо направились в сторону гостиницы.

В пустом больничном коридоре возле отделения нейрореанимации сидела молодая женщина с отсутствующим и серым от горя лицом. Катя не слышала ничего вокруг, в ушах до сих пор глухим эхом звенели слова врача: «Мы делали все, что могли, но… Катя… Игорь Владимирович скончался. Предварительно – оторвался тромб. Мне жаль… Примите наши соболезнования» Игорь… ее Игорь… Всего несколько дней назад он вышел из комы, узнавал ее, друзей, начал самостоятельно есть. Казалось бы, надежда возвращается! И как жестока оказалась судьба, дав ей эту призрачную надежду и тут же забрала у нее любимого мужа. Кто-то осторожно коснулся ее плеча. Катя подняла глаза и увидела Мику — бывшую жену Игоря, мать его единственной дочери Насти. Женщины молча смотрели друг на друга, потом Мика села рядом и обняла Катю. И в этот момент… ее прорвало. Казалось, она пыталась выплакать все те слезы, которые не выпускала на волю все эти семь недель, когда боролась вместе с врачами за жизнь мужа. Она не хотела, чтобы Игорь видел ее слезы, он не должен был их видеть. Но все эти бессонные ночи оказались бессильны перед смертью… И вот теперь она рыдала на плече другой женщины, которая, как и она, любила Игоря и сейчас тоже с трудом пыталась уложить в голове произошедшее.

 — Настя приедет с минуты на минуту. — Мика с трудом говорила, было видно, что она сама из последних сил держит себя в руках. — Я позвонила ей сразу же, как поговорила с тобой.

«Господи, все это какой-то страшный, жуткий сон!» … — Подумала Мика. Пока она гнала машину почти через всю Москву в больницу, нарушая все мыслимые и немыслимые правила, едва не угодив под грузовик, у нее перед глазами пронеслись все двенадцать лет ее брака с Игорем. Как он заботился о ее дочках, своих падчерицах, как три ночи напролет сидел у постели гриппующей Анечки (младшенькой), пока Мика пыталась вылететь из заметенного снегом Владивостока. Как восемь часов дежурил возле палаты, пока она рожала их Настеньку. Она всегда любила его, даже когда он изменял ей, даже когда они в итоге расстались. Она все равно любила его и знала, что всегда будет любить… Слезы душили, комок стоял в горле. Она не могла поверить, что его голубые глаза, в которых она утонула при их первой же встрече, погасли навсегда.

 — Завтра надо будет забрать свидетельство о смерти, съездить в Гильдию кино, договориться о времени и месте похорон… — Катя говорила все это, по-прежнему не веря, что говорит о собственном обожаемом муже. — Наверное, будем договариваться на четверг, чтобы успели приехать все его друзья, которые захотят проводить его… в последний путь…

 — Я помогу тебе обзвонить всех. — Мика продолжала мягко сжимать Катину руку, словно понимала, что их общее горе сейчас помогает им самим не сломаться. Они нужны Игорю, они должны держаться…

 — Я позвонила только тебе. Врач уже отзвонился Вениамину Борисовичу. Валентину Георгиевичу, я думаю, он тоже сам позвонит, они же друзья. Это он помог Игоря сюда устроить, в одну из лучших нейрореанимаций Москвы. Но и это не помогло… — Катя дрожала. — А Михаилу Сергеевичу я не смогла дозвониться, телефон не доступен.