Памяти Арамиса (СИ)

 — Я позвоню Володе Балону, он найдет Мишу. Надо еще дозвониться Макарскому, Харатьяну, Фрейндлих… Да много кому еще… — Мика достала телефон и набрала первый номер — Владимира Балона.

А Катя закрыла глаза и снова оказалась в их последнем лете, на даче под Москвой, когда они с Игорем сидели в шезлонгах в саду под дикими яблонями, у него на коленях мирно дремала их кошка Клюндя, а Катя держала мужа за руку и была самой счастливой женщиной в мире в этот момент. И вот это счастье разбилось на мелкие осколки… и их уже не склеить и не собрать…

====== Часть 2 ======

Репетиция закончилась в это утро на удивление рано. Валя сидел в гримерке небольшого провинциального театра в южноуральском городе, думая, куда пойти выпить кофе, когда зазвонил телефон. Он не ждал звонка ни от кого в такое время, а потому на сердце сразу пробежал холодок. Он долго не мог нажать кнопку ОК, словно чувствуя, что ничего хорошего не услышит.

 — Валя, привет. — Голос на том конце принадлежал Олегу Лобачевскому, его другу-хирургу из Москвы. Именно к Олежке он устроил Игорька после того, как тот больше месяца назад свалился с инсультом. — Я не помешаю?

 — Нет, я уже освободился. Ты сегодня решил сам позвонить, не дождался меня. Как там Игорек?

— Валь… Игоря больше нет… Он умер, около 9 утра. Мне жаль. Соболезную…

Олег еще что-то продолжал говорить, но для Валентина мир замер в одну секунду. Даже не замер, а покачнулся, рухнул, разбившись на мелкие куски. В глазах потемнело, а в голове зашумел двенадцатибальный шторм, оглушая, лишая почвы под ногами.

 — Валя! Валя!!! — Он, наконец, очнулся, после того, как Олег несколько раз чуть ли не прокричал в трубку. — Ты слышишь меня? Что с тобой?

 — Я… я не могу поверить. Как же так? Он ведь пошел на поправку, ты мне сам вчера говорил!

 — Ему и, правда, было лучше, но сегодня утром… Он позавтракал, а через несколько минут ему стало резко плохо, он потерял сознание и… Мы несколько раз пытались запустить его сердце, но… Я подозреваю, что оторвался тот самый злополучный тромб, но точнее смогу сказать только после экспертизы.

У Валентина заныло в груди, словно это от его сердца сейчас живьем оторвали часть. Сердце кровоточило, болело.

 — Когда похороны, известно? У меня по графику до среды гастроли. А я не могу не проводить друга в последний путь.

 — Еще решается. Очень много людей захотят приехать. Я думаю, тебе с этим надо Кате позвонить.

— Как она? — «Хотя глупый вопрос, конечно». — Подумал он, уже спросив.

 — В шоке, конечно. Мы ей дали успокоительное, но… Сейчас должна Мика приехать, вдвоем им, может, полегче будет. Да и Вениамину я уже позвонил. Думаю, он тоже дома не усидит.

 — Мише Боярскому позвонили?

 — Не знаю, всеми звонками Катя и Мика будут заниматься. Я отзвонился Вене и тебе. Мне сейчас надо к вскрытию готовиться. Для свидетельства о смерти нужен точный диагноз.

 — Хорошо, я сам Кате позвоню. — Валентину показалось, что за эти минуты он постарел на несколько лет.

Он нажал кнопку «Отбой». В коридоре туда-сюда ходили люди… Но никто из них не догадывался, что за дверью гримерки, склонившись над столом, плакал взрослый крепкий мужчина, плакал, как ребенок, до крови впиваясь ногтями в ладони и не чувствуя этой боли. Потому что другая, гораздо более сильная боль, душила, комком стояла в горле и рвала сердце на части. Хотелось не просто плакать — выть… От бессилия, от тоски, от невозможности что-либо уже изменить… В двери отделения Нейрохирургии стремительно ворвалась молодая женщина. Ее с трудом успел остановить охранник, потому что остановить ураган с первой попытки еще никому не удавалось.

 — Девушка, девушка… Туда нельзя. Там реанимация.

 — У меня там отец. Я Анастасия Старыгина. — Девушка протянула охраннику паспорт.

 — Извините… — Охранник смягчился, и его взгляд потеплел. Конечно, он уже знал трагическую новость… — Проходите. Ваша мама уже приехала. Она вместе с вдовой вашего папы где-то в коридоре должна быть.

 — Спасибо. — Настя вдруг замерла, поняв, что спешить ей уже больше некуда. Ноги вдруг стали ватными и отказывались идти дальше. Туда, где ее отец столько времени боролся за жизнь и… не смог победить смерть.

 — Вам плохо? Может, врача позвать? — Охранник сочувственно наклонился к Насте.

 — Нет, спасибо, не надо. — И Настя, переступив порог, вошла внутрь отделения. Маму и Катю она увидела практически сразу, как свернула за угол. Они сидели у дверей палаты, где все эти дни лежал отец. Она подошла к ним, обняла одну, другую, молча присела рядом.

В этот момент дверь палаты открылась, и медсестра вынесла что-то, видимо, поменяла постель. Всего на несколько секунд Настя увидела палату — пустую кровать, выключенную аппаратуру… Но этих несколько секунд хватило, чтобы сердце и сознание пронзила мысль, с которой она никак не хотела мириться — все кончено. Она больше никогда не увидит отца живым, не увидит его глаз, его улыбки, не услышит по телефону его «как дела, Настенок», не обнимет его. Все кончено… Стены, двери… Все поплыло перед глазами. Она уже не слышала маминого «Сестра, помогите!», не видела, как к ней с нашатырем бежала девушка в белом халате… Она провалилась в темноту… На парковку у главного входа в больницу практически одновременно въехали две машины — темно-синий Фольцваген и черный Мерседес. Из первого вышел Смехов, из второго Владимир Балон.

 — Вова. Ты, видимо, уже все знаешь…

 — Привет, Веня. Да, Мика позвонила. До сих пор в голове не укладывается. Как же так… Игорек был самым ранимым, самым романтичным, самым молодым по духу. Никогда не думал, что… он первым уйдет…

Они молча постояли несколько минут и направились к входу. В коридоре отделения реанимации сидели Катя, Мика и немного уже пришедшая в себя Настя. Любые слова сейчас были лишними, и Веня с Владимиром просто обняли каждую из женщин, а Балон еще что-то тихо прошептал Кате на ухо.

 — Володь, ты нашел Мишу? — Мика подошла к Балону.

 — Нет, телефон не отвечает. Пытался Ларисе его дозвониться, но и у нее тишина.

 — Погодите… — Настя дрожащими руками стала рыться в сумочке в поисках телефона. — У меня где-то был телефон его сына Сергея. Вот! — Она протянула телефон мужчинам. — Позвоните сами. Я не смогу сказать дяде Мише, что папа… — И Настин голос опять задрожал.

 — Тихо, Настюш — Смехов обнял ее, пытаясь хоть как-то успокоить. Но как можно успокоить ребенка, пусть и 30-летнего, только что потерявшего любимого отца.

Он взял Настин телефон и отошел в сторону. После четвертого гудка в трубке раздался голос Сергея Боярского.

 — Да, я слушаю.

 — Сереж, это Вениамин Борисович.

 — Да, дядя Веня, я вас узнал, здравствуйте.

 — Сереж, мы не можем найти твоего отца. Его телефон не отвечает. И Ларисин тоже.

 — А они к вам в Москву поехали. Скорее всего, как раз в самолете сейчас. У отца какая-то встреча должна быть. Заодно он хотел к Игорю Владимировичу заехать. Кстати, как он? Я слышал, он на поправку пошел.

 — Сереж… Игорь умер… утром…

Трубка замолчала. Смехов тоже молчал, выжидая.

 — О, Господи… Боже…

 — Да, Сереж… Мы все в шоке сейчас. Еще никто до конца не осознал, что произошло.

 — Я… Примите мои соболезнования… Я знаю, что для вас значила ваша дружба. Я такой дружбы больше нигде не встречал. Это большая, ужасная трагедия.

 — Спасибо, Сереж. В какой аэропорт прилетает Миша? Надо его встретить. Скорее всего, информация о смерти Игоря уже пошла в прессу. Миша не должен узнать об этом от журналистов или из выпуска новостей.

 — В Шереметьево-1, как обычно. Рейс 554 Пулковские авиалинии. Он должен был вылететь час назад.

 — Хорошо, мы его встретим.

 — Дядь Веня, моя помощь не нужна? Может, деньги нужны или что-то еще…

 — Спасибо, Сереж. Сейчас сложно сказать. Если что — мы позвоним.

 — Хорошо, я всегда на связи. Держитесь…

 — Пытаемся… — Смехов выключил телефон. Он вернулся к остальным.