Памяти Арамиса (СИ)

 — Садись, Кирюш. Давай с нами за упокой души Игоря… — Балон налил ему стопку. — Или ты за рулем?

 — За рулем, но не страшно. Такси возьмем. Не выпить за Игоря Владимировича я не могу…

 — А где Арсений? Он знает? — Смехов подвинул свой стул, освобождая место для Кирилла.

 — Он у моей мамы. Да, я ему сказал. Хоть ему и 7 лет, он все понял. Уткнулся в мое плечо, старался не плакать, но не удержался. Я его к маме отвез. Вечером или завтра заберем.

 — Кирюш, ты сейчас Насте как никогда нужен… Ей очень тяжело.

 — Я знаю. Она безумно любила отца, просто обожала его. Я человек далекий от искусства, но помню, что при знакомстве с ним был просто потрясен его простотой и душевностью. Удивительно добрый человек, открытый, честный. Просто в голове не укладывается…

 — И долго еще не уложится. Давайте, ребята… за Игорька — Балон осушил свою стопку. Все последовали за ним.

В этот момент на кухню вернулась Настя. Увидев мужа, она остановилась и, закрыв рот рукой, снова расплакалась. Кирилл подошел к ней и ласково обнял.

 — Солнышко… Постарайся успокоиться… Котенок… — Пытался он успокоить

жену.

Сама же Настя почему-то вспомнила тот день, когда она впервые привела Кирилла знакомиться с отцом.

Стоял теплый весенний день. Настя не помнила, когда еще в марте было уже так тепло. Она волновалась. Сегодня они с Кириллом шли на обед к ее отцу. Предстояло первое его знакомство с будущим зятем. Казалось, что Кирилл был спокоен, но это была лишь видимость. Настя хорошо знала его и понимала, что он волнуется не меньше нее.

 — Кирюш… Мой папа не кусается, не надо так нервничать. — Говорила она, пока они стояли в пробке на Тверской. За последние пятнадцать минут Кирилл выкуривал уже пятую сигарету. — Он очень добрый и для него главное, чтобы я была счастлива. — Настя ободряюще поцеловала жениха в щеку.

 — Я все понимаю, Настюш, но все равно волнуюсь. Твой отец — известный человек. — Кирилл нервно постукивал по рулю. — Звезда!

 — Милый, папа ненавидит это слово! Говорит, что какая он звезда сейчас, в нынешнем понимании этого слова. Он очень простой, скромный и добродушный. Впрочем, ты сам в этом скоро убедишься.

 — Ага! Только когда этот козел впереди нас, наконец, соизволит тронуться с места. — И Кирилл требовательно и довольно громко пробибикал замешкавшемуся впереди них Мерсу.

 — Успокойся, пожалуйста… — В этот момент у Насти заиграл телефон. — Да. Привет, папочка. Мы тут немного в пробке застряли у Госдумы. Сейчас вроде тронулись. Я надеюсь, скоро будем у вас. До встречи. Я тебя тоже обожаю. — Настя послала в трубку поцелуй и улыбнулась. — Он удивительный, Кирюш. Я уверена, вы поладите.

Ее слова мало успокоили Кирилла. С тех пор, как он узнал, что встречается с дочерью самого Арамиса, он с волнением и тревогой ждал этого дня. Он любил Настю и очень хотел понравиться ее отцу. Ведь он, как и все его поколение, выросло на «Трех мушкетерах». И именно Арамис был его кумиром с того дня, как он мальчишкой впервые увидел этот фильм, а потом играл во дворе шпагой, вырезанной из дерева, воображая себя Арамисом. Если бы он только мог тогда представить, что спустя годы будет ехать на знакомство с этим человеком и волноваться, как мальчишка… Через полчаса он, наконец, уже парковался у дома недалеко от метро Новокузнецкая. Дверь квартиры открыла молодая светловолосая женщина.

 — Здравствуй, Настенька. — Улыбнувшись, она обняла Настю, поцеловала в щеку и пригласила их внутрь квартиры.

 — Познакомьтесь. Это Катя, жена папы. А это Кирилл, мой друг… близкий друг… — Добавила Настя, немного смутившись.

 — И чего ты смущаешься, словно в первый раз услышала, откуда дети берутся… — Раздался приятный мужской бархатный баритон, прежде чем в коридор вышел его обладатель. У Кирилла невольно затряслись ноги. «Вот он — исторический момент»… — Подумал он, когда из комнаты вышел Настин отец — знаменитый Игорь Старыгин.

 — Ну, здравствуйте, молодой человек. — Старыгин протянул ему руку.

 — Добрый день, Игорь Владимирович. — Кирилл ответил на рукопожатие, стараясь выглядеть спокойным.

 — Проходите, обед готов. И не волнуйтесь так, я не питаюсь женихами своей дочери. — Он доброжелательно улыбнулся Кириллу, и тот немного успокоился.

 — Я же говорила тебе, что папа — просто прелесть. — Прошептала ему Настя, пока они проходили в комнату. Там уже был накрыт стол. Катя несла с кухни ароматного гуся. — Мммм… Катюш, ты волшебница… — Настя вдохнула пьянящий аромат и засмеялась. — Ты так папочку раскормишь, придется гардероб менять.

Она подсела к отцу, обняла его за шею, поцеловала и, смеясь, расположилась на его груди.

 — Я, когда маленькая была, любила вот так вот сесть с папой, и чтобы он мне разные истории о съемках рассказывал. — Настя мечтательно улыбнулась, мысленно возвращаясь в свое детство — Ну, это в том случае, конечно, когда ты дома был, а не на этих самых съемках. — Счастливо рассмеялась она, обращаясь к отцу.

Кирилл смотрел на них и видел отца и дочь, обожавших друг друга. Старыгин обнимал дочь и счастливо улыбался, слушая ее. Наконец, Катя принесла последнее блюдо с салатом и все расположились за столом. Спустя несколько минут тревога Кирилла отступила, и он уже спокойно общался с кумиром своего детства, обсуждал вчерашний футбольный матч и спорил по поводу того, какой гол был лучшим. Ему все больше и больше нравился этот спокойный, улыбчивый человек, в голубых глазах которого плясали чертики, и время от времени он ловил на себе знакомый с детства Арамисовский взгляд. Тот изучал друга своей дочери, и Кирилл увидел одобрение в его глазах. Он понравился отцу Насти. И в душе Кирилла наступило облегчение.

====== Часть 4 ======

Следующие дни прошли в каком-то тумане. Телефон не умолкал. На все звонки отвечали Мика, Кирилл и жены «мушкетеров». Самих ребят и Катю с Настей от звонков оградили. На все попытки журналистов что-то узнать следовал одинаковый и короткий ответ — «Без комментариев», но звонили и друзья, знакомые, коллеги. Рита Терехова «Миледи» плакала в трубку, отказываясь верить в услышанное. Ее экранный муж — Атос — пытался как-то ее успокоить, но ничего не выходило. Позвонила Оля Кабо, снимавшаяся в роли герцогини де Шеврэз, возлюбленной Арамиса, сказала, что находится в Вене, но попытается успеть на похороны. Катя Стриженова обещала быть на прощании и спрашивала, не нужна ли какая-нибудь помощь. Звонили Тихонов, Фрейндлих, Герасимов… Многие другие… Звонил даже Федор Бондарчук, несмотря на произошедшее в его собственной семье горе — его сестра Алена умерла за день до Игоря, 7 ноября — так же пообещал всяческую помощь. Не найдя могил отца и матери Игоря, Катя обратилась в Союз кинематографистов. Никита Михалков оказал всяческие содействие, лично помогая решать многие организационные вопросы. Было решено, что Игоря похоронят на Троекуровском кладбище рядом с могилой Семена Фарады. Катя попросила так же, чтобы участок был двойным. Она уже знала, что однажды они с Игорем снова будут вместе… Уже на том свете… В суете, в хлопотах у нее было мало времени поддаться тоске и отчаянию. Ночами, благодаря снотворному, она проваливалась… нет, не в сон, а какое-то забытье… Ей снился Игорь, разные моменты их жизни — радостные и не очень. Днем она носилась с кем-то из «мушкетеров» то на кладбище, то в Дом Кино, где должно было состояться прощание. Фотографию Игоря для портрета выбрала Настя. Когда она перебирала фото отца, у нее случилась очередная истерика. Кириллу пришлось вызывать «Скорую». Впрочем, врача приходилось вызывать не раз. Смехову было плохо с сердцем, пару раз подскакивало давление у Балона. Хилькевич в итоге вообще угодил в кардиологию с инфарктом. Мишка стал похож на тень, почти не ел. Рано утром в среду прилетел Смирницкий. В аэропорту его встретила жена, рассказав по дороге домой все, что случилось за эти дни. Ей тоже пришлось пару раз тянуться за валокордином. И вот настал этот день. День, которого все боялись. Катя не спала всю ночь накануне. Мика, все эти дни жившая с ней, судя по звукам из гостиной, тоже не сомкнула глаз. В шесть утра они уже были на ногах. Около восьми подъехали Настя, Кирилл и Арсений. Настя была бледной с красными от слез глазами. Стало ясно, что она тоже провела бессонную ночь. Катя с Микой отзвонились «мушкетерам» и Балону, договорились встретиться уже в Дом кино. Прощание должно было начаться в 11, и еще не было и 9 утра, как два тонированных Мерседеса выехали со двора. Гроб с телом Игоря привезли около десяти. Как ни готовила себя Катя, но, увидев его бледного, неподвижного, с закрытыми глазами, она вздрогнула и пошатнулась. Кирилл, стоявший рядом, успел вовремя подхватить ее. Он надеялся, что скоро приедут «мушкетеры» и мужчин станет больше. Пока что он поддерживал Катю, краем глаза замечая, что Настя бледнеет все больше и больше. Но Мика пришла на помощь Кириллу, аккуратно, но твердо, сжав плечи дочери. Немного придя в себя, Катя подошла к гробу и поправила прядь волос на лбу Игоря, выбившуюся от дунувшего ветерка. Провела рукой по холодному лицу, прикоснулась пальцами к губам. Он лежал такой спокойный, умиротворенный… такой красивый… Лицо разгладилось, куда-то исчезли все морщинки. Он чему-то улыбался. Казалось, что он просто спит. Она смотрела на него, словно старалась насмотреться на всю свою оставшуюся жизнь. Словно хотела запомнить каждую морщинку, каждую складку на лице. Она продолжала смотреть на мужа и не могла наглядеться, когда услышала шаги на лестнице и, повернув голову, увидела поднимающегося Мишу Боярского. Рядом шла Лариса с букетом белых роз. Они приехали первыми. Миша подошел к гробу, дрожащей рукой коснулся холодной руки друга, хотел что-то сказать, но… голос задрожал и он, сгорбившись, на дрожащих ногах ушел в конец зала и сел на диван, закутавшись в ворот свитера. Он сидел, пытаясь унять дрожь в теле. И вспоминал… То же лето 1978 года, съемки…