Путь к океану (сборник)

Но Невельской не спешил с исполнением. Гораздо более важные проблемы занимали его. Вот когда мож­но было по-настоящему развернуть работу и придать ей подлинный государственный масштаб. Теперь его не будут донимать требованием прибылей для компании, не будут колебаться при отпуске на экспедицию лишнего пуда крупы, не будут загружать доблестных по­мощников Невельского указаниями «вести расторжку с инородцами» вместо исследовательской работы.

Между тем правление компании послало Муравье­ву жалобу на «недопустимый тон писем Невельского» и просило оградить от «оскорблений» достоинство и честь высокого учреждения.

Письма Невельского, вызывавшие недовольство столь чувствительных господ из компании, были дей­ствительно резки, но они относились к тому периоду, когда Невельской увидел дело свое на краю гибели, а себя и сподвижников своих обреченными на голодную смерть в результате грубой и бесчеловечной фор­малистики «деликатных» господ из правления Россий­ско-Американской компании.

Муравьев, прежняя симпатия которого к Невель­скому уже давно начала сменяться недовольством и желанием обуздать чрезмерно энергичного и самостоятельного подчиненного, не оставил без последствий жалобу, и она сыграла свою роль при отстранении Не­вельского от деятельности на Дальнем Востоке.

Но пока, вдали от интриг, Геннадий Иванович с обычной энергией и неутомимостью продолжал свое великое дело. Он отправил бот «Кадьяк» в Аян к Кашеварову и просил его, чтобы первое же военное суд­но, пришедшее из Петропавловска, было прислано в Петровское с запасами продовольствия, какие только возможно выделить из Аяна.

На этом судне Невельской лично хотел осмотреть Сахалин и поставить военные посты там, а также в Императорской гавани. По его дальнейшим расчетам, судно должно было крейсировать между этими поста­ми, поджидая прихода американцев, чтобы с большей убедительностью известить их о том, что весь этот край принадлежит России. А пока Невельской отправил мичмана Петрова с продовольствием и матросами для подкрепления поста в заливе Де-Кастри и осно­вания нового поста, Мариинского, в селении Котово-Кизи.

Муравьеву на боте «Кадьяк» были посланы отчеты Бошняка, Разградского, Петрова и Воронина. В очередном донесении генерал-губернатору Невельской писал:

«..Немедленное занятие Императорской гавани, как гавани на побережье Татарского пролива, нахо­дящейся посредине между лиманом и корейской гра­ницей, весьма важно. Кроме того, следует занять еще одну бухту, на западном берегу Сахалина, и выслать в крейсерство в Татарском проливе военное судно. Все это крайне необходимо, во-первых, ввиду ожидаемого прибытия в этот пролив американской экспедиции, а во-вторых, для подкрепления постов в Де-Кастри и Кизи. Только этими действиями мы фактически можем заявить американцам и всем иностранцам о принад­лежности этого края России и тем предупредить вся­кие на него с их стороны покушения...»

Больше того, Невельской лелеял планы исследова­ний и открытий по побережью к югу, до самой корей­ской границы.

Между тем (не говоря о петербургских властях) даже Муравьев полагал достаточным ограничиться ле­вым берегом Амура.

Во имя интересов родины нужно было доказать всю ошибочность и вред точки зрения Муравьева, по-прежнему считавшего, что главное для России на Ти­хом океане – Петропавловск.

Невельской настойчиво просил прислать ему до­статочное количество людей и паровых судов, а тем временем принимал меры к постройке новых зданий в Николаевском и Петровском для расселения матро­сов и офицеров, которые должны были прибыть.

Одиннадцатого июля пришел из Аяна транспорт «Байкал» с некоторыми запасами, а также 12 казака­ми и 5 матросами, поступающими в состав экспедиции.

Из бумаг и предписаний, привезенных «Байкалом», выяснилось, что внимание правительства направлено не на побережье Татарского пролива к югу от устья Амура и не на бассейн Уссури, а на суровый, лишен­ный удобных гаваней Сахалин и неудобный, на шесть месяцев в году замерзающий залив Де-Кастри.

Вот предписание генерал-губернатора:

«Вследствие всеподданнейшего доклада моего и на основании Высочайшего о границе нашей с Китаем указания, предлагаю Вам по Высочайшему повелению занять нынешним же летом залив Де-Кастри и соседственное с ним селение Кизи и о последующем мне до­нести. В заливе Де-Кастри иметь караул, по крайней мере из 10 человек, при офицере. В Кизи поставить военный пост для подкрепления и снабжения Де-Кастри. При этом поставлю Вам на вид, что согласно с Высочайшими указаниями... далее Де-Кастри и Ки­зи идти Высочайше не разрешено, а главное внимание должно быть обращено Вами на Сахалин».

Препровождая Невельскому это повеление и пред­писывая привести его на месте в исполнение, генерал-губернатор писал:

«Согласно Высочайшей воле, по соглашению мое­му с главным правлением компании, все основанные Вами в нынешнем году учреждения и чины сахалин­ской экспедиции во всех отношениях до прибытия в 1854 году правителя на Сахалин будут находиться в Вашем ведении».

Далее следовали указания о том, какие меры сле­дует принять для наиболее успешного выполнения решения правительства, и сообщение о прибытии не­коего майора Буссе не позднее 1–4 августа с людьми и запасами для экспедиции.

Таким образом, самовольное занятие Невельским Кизи и Де-Кастри санкционировалось документом из Петербурга, но в остальном весь план, вместе с настав­лениями Муравьева, совершенно не соответствовал об­стоятельствам.

Прибрежье Татарского пролива с уже открытыми на нем удобными гаванями, обусловливавшие всю важность для России этого края, оставлялись без вни­мания.

Занятием Де-Кастри и Кизи Невельской поставил правительство перед уже совершившимся фактом (распоряжение сверху пришло значительно позже), и в дальнейшем он решил поступать по этому испы­танному методу, так как не было иного способа на­вести правительство на правильную точку зрения. Не дожидаясь разрешения властей, Невельской всту­пил в Императорскую гавань и продолжал дальней­шее исследование и освоение прибрежья.

Приказание занять Сахалин тоже необходимо было выполнить. Геннадий Иванович составил сле­дующий план действий: немедленно отправиться на «Байкале» к Сахалину и в Татарский пролив с целью осмотреть южную часть острова и установить в Импе­раторской гавани военный пост, чтобы отсюда про­должать исследования к югу до корейской границы. Военный пост поставить также на западном берегу острова Сахалин, а с прибытием десанта с Камчатки занять главный пункт острова в заливе Анива.

В чиновничьих сферах Петербурга и Иркутска быстро уловили перемену правительственного курса в отношении Амура. Непреоборимая энергия Невельско­го развеяла туман косности и непонимания. Амур­ский вопрос из проблемы опасной, канительной и почти анекдотической превращался в дело первостепен­ной государственной важности. Вот где можно полу­чить и продвижение по службе, и ордена, и почести, и даже, быть может, славу!

Офицер Семеновского полка, воспитанник Паже­ского корпуса Николай Васильевич Буссе (немец по национальности) был строг с подчиненными, испол­нителен и сентиментален. Он жаждал продвижения по службе и мечтал о хорошем окладе.

Николай Васильевич, прослышав о славных делах в Восточной Сибири, обратился к протекции Му­равьева и в чине майора поступил к генерал-губерна­тору в чиновники по особым поручениям на двойной сибирский оклад. Ему было поручено отвезти в Ир­кутск награды для Муравьева и его сотрудников.

Как раз в это время в Иркутске составлялись пла­ны занятия Сахалина, вернее они были составлены в Петербурге, а здесь их детализировали – учитывались всякие мелочи (кроме реальной обстановки в крае). Кто-то должен был возглавить десантные операции.

Майор Буссе легко получил это заманчивое назна­чение. Все было очень хорошо продумано, вплоть до срубов для казарм, которые десантный отряд должен был везти с собою. Оставалась только приятная экс­курсия по морю, живописная природа, ать! два – подъем флага, марш, пушечный салют – и майор Буссе, совершив подвиг, с первыми признаками осе­ни возвращается в Иркутск, а там и в Петербург по­лучать награды в ореоле покорителя новых земель. Очень лестно получалось в мечтах, однако не совсем так оказалось в действительности. Невельской и чле­ны его экспедиции, а также лица, знакомые с действи­тельными возможностями и потребностями края, не были привлечены к работе. Результат сказался немедленно, едва злополучный любитель легких успехов прибыл к месту своей деятельности.