Путь к океану (сборник)

Имея постоянные сношения с туземцами залива Де-Кастри и с возвращающимися через этот залив с тюленьего промысла инородцами реки Амура, про­мышляющими вдоль берега, к югу от Де-Кастри, я, кроме вышеупомянутых сведений, получил еще сле­дующее:

По карте Крузенштерна, составленной из описи Лаперуза и Браутона, в широте 49° показаны у берега два больших острова; согласно с этим и с Вашими указаниями, первая забота моя была разузнать от туземцев сколь возможно подробнее об этих островах. Из всех объяснений оказалось, что никаких по берегу островов не существует, но что около этой широты должен быть выдающийся в море полуостров с двумя возвышенностями. Лаперуз и Браутон, следовавшие, вероятно, в значительном расстоянии от берега, при­няли полуостров за острова. Туземцы сообщили мне, что именно у этого полуострова должен быть закрытый залив, который они называли Хаджи-ту»

Для путешествия к этому заливу Бошняк выменял на топор и материю простую лодку и стал готовить ее к морскому походу: повысили борта, укрепили связи, поставили мачту и из двух простынь сшили парус.

Второго мая Бошняк, гижигинские казаки Парфентьев, Белохвостов и якут Иван Мосеев отплыли из залива Де-Кастри к югу.

Лодка, перегруженная и глубоко сидящая в воде, стала течь через щели фальшбортов. Бошняк пристал к берегу и спрятал часть груза в приметном месте. После этого двинулись дальше, определяя астроно­мически положение заметных пунктов, устья рек, выдающиеся мысы.

Погода благоприятствовала, на море был штиль. Бесчисленные чайки, бакланы и другие птицы стаями носились вокруг скал. Несколько раз показывались и тюлени.

На третий день пути невдалеке от берега заметили трехмачтовый корабль, стоящий на якоре. На берегу, за отмелью, виднелись берестяные шалаши селения Хой. Пристав к берегу, Бошняк приказал Мосееву и одному из казаков разбить палатку, а сам направил­ся к китобойному вельботу, у которого дежурил матрос. От него Бошняк узнал, что трехмачтовый корабль – китобойное судно, а капитан сейчас на бе­регу покупает рыбу.

Бошняк послал Парфентьева разыскать капитана и звать его в гости. В палатке устроили стол из ящи­ков, Белохвостов хлопотал у костра, готовя чай. Вско­ре явился капитан китобоя. Бошняк узнал от него о готовящемся плавании американской эскадры к бе­регам Татарского пролива и далее. Моряк утверждал, что американцы собираются занять здесь бухту для пристанища китобоев и других судов, посещающих эти места. Бошняк на немецком и французском язы­ках написал два объявления о том, что берега до корейской границы, а также остров Сахалин принадле­жат России. В общепринятой форме он предлагал учесть это всем иностранцам и передал объявление китобою.

Простившись с ним, Бошняк сейчас же написал обо всем услышанном записку Невельскому и нанял гиляков для скорейшей доставки ее по назначению.

После двадцатидвухдневного опасного путешествия на шлюпке вдоль пустынных скалистых берегов экс­педиция при свежем ветре подошла к низменному пе­решейку, за которым лежали тихие воды обширной гавани. Перетащив шлюпку через перешеек, Бошняк очутился в одной из бухт большого, хорошо защищен­ного от штормов залива, который он назвал Импера­торской гаванью[47].

Залив этот, опоясанный отрогами гор, идущими от хребта Сихотэ-Алинь, представлял собою прекрасную стоянку для кораблей всех рангов. Склоны гор, окру­жающих залив, были покрыты великолепными кедро­выми лесами.

Бошняк собрал на берег бухты всех жителей (око­ло 50 человек) и объявил им, что так как вся страна до корейской границы русская, то их и всех жителей, здесь обитающих, он принимает под защиту и покро­вительство России. Затем он поставил крест и выре­зал на нем: «Открыта и названа заливом Императо­ра Николая 1-го, 23 мая. Н. К. Бошняк». Передав жителям объявление упомянутого содержания на рус­ском, немецком и французском языках, Бошняк при­казал им предъявлять эту бумагу каждому судну, ко­торое они встретят, а тем более которое придет в гавань.

Тридцатого мая Бошняк вышел из гавани и напра­вился в обратный путь вдоль берега. Провизии оста­валось только на три дня, следующие шесть дней при­шлось питаться рыбой и ягодами.

Восьмого июня Бошняк прибыл в залив Де-Кастри, а оттуда по распоряжению Невельского отправился в Николаевск.

«Результаты открытий и исследований Н. К. Бошняка были очень важны, – писал Невельской об этом плавании. – Он был первым из европейцев, который дал обстоятельные сведения о северном береге Татар­ского пролива и обнаружил неверность этой части на карте Крузенштерна: он открыл на этом берегу одну из превосходнейших и обширнейших гаваней в мире и узнал, что имеется еще несколько гаваней, чем раз­рушил сложившееся до того времени мнение, будто бы на всем пространстве этого берега от залива Де-Кастри до корейской границы нет не только ни одной гавани, но даже какой-либо бухты, сколько-нибудь удобной для якорной стоянки, почему берег этот счи­тался опасным и недоступным. Наконец, он разрешил весьма важный вопрос, именно: что жители, обитаю­щие на этом берегу, никогда от Китая зависимы не были и китайской власти не признавали».

В середине мая нарочный из Аяна привез Невель­скому предписание генерал-адмирала великого кня­зя Константина Николаевича, в котором говорилось о предполагающемся плавании американских эскадр. Перечислялся состав эскадры и Невельскому предла­галось оказывать им «внимание и приветливость», но быть при этом «благоразумным, осторожным», имея постоянно в виду честь русского флага и проявляя «необходимую проницательность».

Честь русского флага и без напоминания Констан­тина была дорога Невельскому, а «проницательно­сти» у него могли бы призанять сами вершители судеб государства.

Сообщение генерал-адмирала встревожило Генна­дия Ивановича, и он немедленно отправил в Де-Ка­стри мичмана Разградского и трех матросов для содержания там официального военного поста. Разградскому Невельской дал подробную инструкцию, как поступать при встрече с иностранцами. Самое глав­ное – заявлять им о принадлежности края России.

Сильно опасаясь, что американцы, имея превосход­ство в силах и в возможностях, могут постараться за­нять залив Хаджи или Де-Кастри, Невельской все же чувствовал облегчение при мысли, что неоспоримое право первенства остается за Россией.

Как хорошо, что он нарушил строжайшее предпи­сание сидеть в Петровском, «не касаясь» Амура! Что было бы, если бы он подчинился? А сейчас в Де-Кастри и Императорской гавани развевается русский флаг. Не так-то просто теперь заставить спустить его.

Необходимо этим же летом занять военным постом Сахалин и бухты южнее залива Хаджи. Гиляки положительно утверждают, что такие бухты есть и что ни Китаю, ни Корее они не принадлежат.

XX. НАМЕЧЕННЫЕ В ПЕТЕРБУРГЕ МЕРОПРИЯТИЯ НЕ СООТВЕТСТВУЮТ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМ

В двадцатых числах июня 1853 года Невельской получил предписание генерал-губернатора, которое показывало, что внимание правительства к Приамурскому краю и действующим в нем людям не ослабевает. Вопреки постоянным опасениям Невельского за свои действия вне повелений и инструкций, он не только не подвергся никаким репрессиям, но, «ввиду важности результатов» его деятельности, награжден был орде­ном Анны 2-й степени. Возглавляемая им экспедиция из ведения Российско-Американской компании передавалась в ведение генерал-губернатора.

«Ввиду важности результатов Ваших действий, – писал Невельскому генерал-губернатор, – Государь Император, по представлению моему, Высочайше удо­стоил Вас наградить за оные и вместе с тем утвердить штат вверенной Вам экспедиции, составленный на основании донесений Ваших, и приказать изволил все расчеты с Российско-Американской компанией окон­чить к 1 января 1854 г, о чем и сообщено главному правлению компании»[48].

С этой же почтой пришло резкое письмо от Завойко, еще не знавшего об изменении отношения к делу Невельского в высших сферах. Возмущенный тем, что бот «Кадьяк» не возвратился осенью обратно в Петропавловск, Завойко, не интересуясь причинами этой задержки, требовал немедленной присылки бота.