Савмак. Пенталогия (СИ)

  Разделившись на четыре группы, охотники с луками наизготовку устремились, каждая за своим псом, вслед солнцу на запад, договорившись съехаться у сторожащей устье Харака от греков скифской крепости Харакены и к вечеру всем вместе вернуться вдоль Харака в Тавану. Попасть на скаку стрелой в поднятого псом из бурьянов и улепётывавшего со всех длинных ног, виляя из стороны в сторону, зайца было совсем не просто, особенно плохо видевшему вдалеке Каниту. Поэтому, не тратя понапрасну стрелы, юные скифы применяли тут другой, куда более интересный способ охоты: догоняли длинноухого на резвом коне и сбивали его с ног метким ударом длинного охотничьего арапника со свинчаткой на конце, после чего их слуги ловко подбирали на скаку раненого зверька, сворачивали ему шею и подвязывали в торока. Канит, обожавший лихую резвую езду, получал от такой охоты огромное удовольствие, как впрочем, и любой из его товарищей. Иногда, выказывая друг перед другом удаль, они ухитрялись, свесившись с несущегося во весь дух коня почти до земли, схватить улепётывающего зайца за длинные уши живьём - это считалось особым шиком!

  Когда собакам удавалось выгнать из дубравы или выследить среди зарослей в лощине более крупную добычу: косулю, оленя, стадо диких свиней, лису или волка - тут уж охотники, включая и Канита, и их помощники рьяно преследовали животное, пуская в него стрелу за стрелой, пока оно не падало, исколотое порой, словно дикобраз, десятком стрел.

  Растянувшись по плато широким загоном, охотники уносились всё дальше от Таваны на запад. Захваченные азартом кровавой забавы, они не заметили (а кто заметил - не придал значения), как со спины их догнала надвинувшаяся откуда-то со стороны Неаполя огромная тёмно-сизая туча. Как вдруг из зловеще потемневшего неба повалил густыми хлопьями снег, закружил с волчьими завываниями ветер, и спустя несколько минут всё вокруг утонуло в сплошной белой пелене.

  Охотившиеся с Лисом Канит, Сакдарис, малый Госон и четверо их помощников, съехавшись до купы, минут десять, приставив ко рту ладони, выкрикивали во весь голос имена товарищей, но никто на их зов не явился: крики, словно брошенные в воду камни, терялись в плотной стене снежинок и разбойничьем свисте ветра. О том, чтобы добраться в такой круговерти до Харакен нечего было и думать: тут надо было глядеть в оба, чтоб не свалиться ненароком с какого-нибудь обрыва! Нужно было скорее найти какое-либо укрытие, чтоб не замёрзнуть и переждать буран.

  Канит велел спрятавшемуся под брюхом Золушки Лису искать овечью кошару и людское жильё. Лис послушно нырнул в снежную мглу. Держась плотной кучкой друг подле друга и то и дело окликая во все стороны товарищей, семеро всадников тронулись осторожным шагом в том направлении, где скрылся Лис. Через какое-то время они расслышали сквозь однообразный вой пурги звонкий, радостный лай Лиса и отвечавшие ему злые хриплые голоса двух-трёх чужих собак. Обрадованные охотники тотчас повернули на собачьи голоса: молодчага Лис либо отыскал кошару, либо наткнулся на других охотников.

  Скоро голоса собак сделались отчётливей. Теперь они шли откуда-то снизу и вдруг смолкли. Сообразив, что впереди может быть овраг, всадники остановились. Меж тем, становились всё темнее и холоднее. Тут из снежной крупы выскочил Лис и с радостным повизгиванием завертелся перед кобылой молодого хозяина, всячески давая понять, что его приказание исполнено. Накинув ему на шею петлю аркана, Канит велел вести их к жилью, и сам поехал впереди, держа в поле зрения узкий рыжий зад и метущий запорошенную снегом траву длинный лисий хвост лохматого поводыря. Остальные тесной гурьбой двинулись следом.

  Шагов через десять земля плавно пошла вниз. Всадники осторожно съехали в неглубокую ложбину, склоны которой едва угадывались в снежной мгле, тотчас с радостью почувствовав, как ослабел ветер. Скоро грудь Золушки наткнулась на белый от снега плетень кошары. Канит повернул вслед за тянувшим аркан Лисом налево, откуда послышался близкий угрожающий лай пары охраняющих отару псов. И почти сразу из снежной пелены навстречу им выехал на низкорослом коньке всадник в запорошенном снегом бараньем тулупе, с коротким копьём в одной руке и погремушкой - в другой. То был один из чабанов, ездивших вокруг кошары, охраняя сбившихся под плетёным навесом в плотную белую массу овец от вероятного в такое ненастье набега серых разбойников.

  Съехавшись вплотную, Канит назвал себя, и чабан, прикрикнув на лаявших псов, махнув себе за спину закреплённым на короткой палке бараньим черепом, внутри которого с дробным грохотом перекатывался сухой горох, направил сына вождя и его товарищей к невидимому по ту сторону кошары жилью.

  Поехав в указанном направлении, юноши скоро наткнулись на обтянутую толстыми бычьими шкурами боковину упиравшейся задком в плетень кибитки на высоких дощатых колёсах. Объехав её, они обнаружили за ней похожий на белую войлочную женскую шапку приземистый шатёр, от которого на них тотчас пахнуло сквозь снежную замять сладким дымком.

  Наскоро привязав коней к деревянным рёбрам кибитки, замёрзшие охотники поспешили в шатёр. Не сразу отыскав плотно запахнутый и придавленный изнутри от ветра камнем полог, Канит первым занырнул внутрь. Стянув головы обшитый заячьим мехом башлык, он распрямился и поднял глаза, готовясь поздороваться с хозяевами, да так и застыл у порога с приоткрытым удивлённо ртом, неожиданно обнаружив себя в девичьем царстве.

  В центре шатра, в сложенном из булыжников нешироком кругу жадно пожирал толстые хворостины весёлый огонь, облизывая гибкими красно-жёлтыми языками закопчённые бока висящего на треноге медного казана. Напротив входа над казаном склонилась с длинной деревянной ложкой в руке миловидная круглолицая девушка лет 15-16-ти в расшитом мелким бисером длиннополом кафтане, зелёных шароварах и меховой шапочке, из-под которой ниспадала на согнутую спину толстая тёмно-русая коса. Справа от юной поварихи сидели на коленях две девчонки помоложе, поддерживавшие в очаге огонь, ломая и подбрасывая в него по мере надобности сложенные в кучу за спиной хворостины: одной на вид было лет 12, а другой, сидевшей ближе к выходу, и вовсе ещё впору было в куклы играть. Но Канит лишь мельком глянул на их озарённые багровыми отблесками лица, разом обратившиеся с удивлением, любопытством и испугом к застывшему в растерянности у входа незнакомцу: взгляд его невольно приковала сидевшая справа от очага молодая женщина, кормившая грудью младенца. Её обрамлённое волнистыми светло-рыжими волосами овальное лицо с продолговатыми тёмными глазами показалось Каниту удивительно красивым, не говоря уж о выставленных, словно напоказ, из отороченного тонкой голубой вышивкой разреза сорочки сочных полушариях грудей, с большими пунцовыми сосками (на правой, к которой приник крошечным ротиком младенец, ровно посредине сидела тёмно-коричневая муха), к которым тотчас прилип его взгляд. Никак не ожидавший увидеть здесь такую красавицу, Канит почувствовал, что его пробудившемуся между ногами хищному зверьку стало вдруг тесно в штанах, и густо покраснел под обращёнными на него девичьими взглядами. Скользнув блеснувшим из-под густой опушки ресниц лукавым взглядом от скрытого в дорогих ножнах акинака к растерянному лицу незнакомого юноши, молодая мать неспешно накинула свободной правой рукой на голову лежавшую у неё на плечах длинную цветастую шаль, прикрыв от его охваченного жадным любопытством взгляда часть своего лица и сосущего грудь младенца.

  Тем часом позади застывшего столбом у порога Канита в шатёр залезли Сакдарис с малым Госоном и, отерев с лиц белую порошу, тоже с удивлением уставились из-за его плеч на сидевших у огня девчонок. Приоткрыв в лукавой улыбке два ряда прекрасных жемчужных зубов, кормящая сосунка молодка направила заблудившихся юношей в соседний шатёр, в котором укрылись от непогоды их приехавшие ранее товарищи. Чувствуя, как с охваченного огнём лица стекают за ворот холодные струйки растаявших снежинок, Канит поспешно развернулся и, подталкивая в спину Сакдариса, вывалился из девичьего шатра.