Савмак. Пенталогия (СИ)

  С этой жуткой и сладостной мыслью он очнулся в холодном поту. Накрывшись сползшим к ногам во время сна плащом, оставшиеся до подъёма полчаса он не сомкнул глаз, пытаясь разгадать, что бы этот странный сон значил. Жаль, что он не может рассказать его Синте: уж нянька бы ему растолковала всё в точности!

  В эту ночь сильно похолодало. Над Пантикапеем разыгралась метель, скрыв в мутной белой пелене ревущий штормовыми волнами и злыми ледяными ветрами Пролив.

  Левкон благоразумно решил пересидеть непогоду дома.

  После завтрака он вошёл с Гераком в библиотеку и, поиграв немного с ластившимся к нему котом, стал выбирать, кого бы из обитавших здесь мудрецов взять сегодня в собеседники. Пока царевич не спеша шарил глазами и руками по биркам, в голове светившего ему Герака продолжался начавшийся ещё минувшим вечером спор между крепнувшей дружбой с Сайвахом, данной ему вчера клятвой и чувством долга.

  Наконец, Левкон выбрал "Измерение Земли" Эратосфена Киренского - для себя, и дикеархово "Описание Земли" - в качестве занимательного и полезного чтения для юного Перисада.

  - Хозяин... - тихо обратился к нему Герак, едва Левкон с отобранными свитками шагнул мимо него к двери.

  - Да, Герак.

  - Вчера вечером... скиф Сайвах сказал мне, будто он не Сайвах, а сын этнарха хабов. И я подумал, - торопливо прибавил Герак, проходя с высоко поднятым светильником вслед за хозяином в кабинет и притворяя дверь библиотеки, - что если это правда, то его отец не пожалеет золота на выкуп, и можно будет хоть немного возместить потерянное.

  О том, что скиф склонял его к побегу, Герак решил умолчать.

  Левкон отнёсся к новости скептически.

  - Спасибо за заботу, Герак, - похлопал он по плечу своего юного секретаря, - но не думаю, что бы это была правда. Если юноша и сын вождя, то скорее всего, незаконный... Ну, ладно, приведи его ко мне. А как его успехи в эллинском языке?

  - Неплохи! - заверил рванувшийся было к двери Герак. - Я рассказываю ему об эллинских богах. Он уже почти всё понимает и говорит с каждым днём всё уверенней.

  - Хорошо.

  Ничего не сказав Савмаку, Герак забрал его с кухни и повёл в покои хозяина. Савмак, не знавший, что царевич в это утро остался дома, шагнув в кабинет, замер от неожиданности у порога и испуганно оглянулся на едва не наскочившего на него сзади Герака.

  Прикрыв ноги барсовой шкурой, Левкон полулежал на диване головой к закрытому окну и, держа в вытянутых руках отмотанный на длину локтя свиток, быстро скользил по нему глазами в ярком свете стоявшего на столике у изголовья трёхфитильного светильника.

  - Входи, входи, не бойся, - подняв взгляд с папируса на растерянное лицо юного скифа, улыбнулся Левкон. Опустив за собой полог, Герак остался стоять в дверном проёме, готовый в случае необходимости переводить.

  - Герак сказал мне, будто ты сын скифского этнарха. Это правда? - опустив на бедро свиток, спросил Левкон.

  Кровь горячей волной прихлынула к побледневшему лицу Савмака. Глаза тотчас виновато уткнулись в пол.

  - Нет, - еле сумел выдавить он из себя.

  - Так я и думал. Зачем же ты соврал?

  Савмак молчал, упорно разглядывая носки башмаков у края разостланной на полу медвежьей шкуры.

  - А я-то думал послать гонца к этнарху хабов с доброй вестью, что его сын жив, - сказал Левкон, с любопытством разглядывая пунцовые скулы и уши юноши, ставшего гораздо симпатичнее после того как отрасли и заструились плавными волнами вокруг головы его светло-золотистые волосы. Мгновенно вскинув на царевича глаза, Савмак энергично замотал головой:

  - Я не сын этнарха... Даром загоняет коня.

  - Ладно, иди работать, - отпустил скифа Левкон, вновь поднимая над головой свиток Эратосфена.

  - Ну не дуйся, как мышь на зерно! - сказал с виноватой усмешкой Герак, выйдя вслед за приятелем в пустой андрон. - Я же для тебя старался. Ну!

  Бросив на доносчика уничижительный взгляд, Савмак молча пошёл на поварню, где его с нетерпением ждал Дул и привычная грязная работа.

  Итак, Герак, на которого он возлагал почти все свои надежды, проверку не выдержал. Доверяться ему нельзя - предаст. Первое впечатление о нём Савмака оказалось верным: хозяйский холуй и подлый доносчик! Ещё меньше надежды было на самодовольного болтуна Дула. Нужно будет приглядеться получше к другим рабам: может, кто-нибудь из сарматов окажется более подходящим для задуманного им опасного дела?

  Пока же было ясно одно - это самое дело теперь надолго откладывается.

   7

  Посапывая от натуги, словно загнанный конь, Канит, в который уже раз за долгую зимнюю ночь, усердно топтал вздыбленным "жеребцом" широкий мясистый зад жены старшего брата Радамасада Акасты. Они лежали на правом боку, утопая в мягких овчинах широкого акастиного ложа. Руки Канита (правая просунута под мягким женским боком) свирепо терзали огромные, тугие, как наполненные под завязку бузатом бурдюки, груди Акасты, губы непрестанно целовали гладкую, тёплую кожу на её лопатках, левом плече, шее, скуле, наконец отыскали в кромешной тьме её распахнутые то ли в улыбке, то ли в немом крике жаркие уста. И хоть угли в стоявшей где-то посреди комнаты глиняной жаровне давно остыли, а шерстяное покрывало, которым они поначалу укрывались, сползло куда-то к ступням, занятые делом, они не чувствовали холода - обоим было жарко.

  На другой же день после возвращения Скилака из боспорского похода Радамасад с младшими жёнами и их детьми уехал к себе в Напит, вновь оставив старшую жену Акасту в Таване на положении соломенной вдовы. За прошедший с той поры месяц с лишним 15-летний Канит, давно вожделённо поедавший голодными глазами пышнотелую жену старшего брата, поборов, наконец, страх и стыд, сумел протоптать тайную тропку в её одинокую спальню, успокаивая себя тем, что раз Радамасад не взял её с собой в Напит, как других жён, значит, любовь его к ней остыла, а с неё, если он разок-другой ею попользуется, не убудет. Горькие события минувшей осени научили его одному: если хочется потешиться с девкой или бабой, не жди неизвестно чего, как Савмак, а то сегодня ты жив, а завтра...

  Задохнувшись, Канит оторвался от алчных губ Акасты, перевернул её на живот и, переводя дух, с полминуты полежал на ней, как на мягкой пуховой перине, сладко чувствуя, как она, что та кобылица, играет под ним пухлыми желейными ягодицами. Крепко, как поводья, сжав её утопающие в длинношерстной овчине груди, Канит вновь "закусил удила", резво поскакав на её мягком, упруго пружинящем заду, с каждой минутой всё убыстряя и убыстряя темп скачки. Наконец, минут через семь-восемь, уже задыхаясь и весь покрывшись "мылом", почувствовав приближение желанного конца сладкой муки, он сел ей на толстые ляжки, затиснул своего изнурённого бешеной скачкой "жеребца" между её мягких гороподобных ягодиц и, сделав несколько коротких плавных движений, с наслаждением оросил её спину липким мужским "молоком".

  Сделав своё дело, Канит отвалился в сторону и, закинув руки за голову, удовлетворённо вытянулся на спине. Акаста тотчас повернулась к нему и принялась благодарно целовать его острое мальчишечье плечо и бурно вздымающуюся грудь, с нежностью оглаживая тёплой ладонью его впалый живот и узкое, стройное бедро. Ощущать безраздельную власть над красивой, гладкотелой 30-летней женщиной, послушной любому его желанию, как хорошо выезженная лошадь, ему, 15-летнему юнцу, только-только научившемуся пользоваться своим тайным "оружием", было невыразимо приятно.

  - Счас я малость передохну и оседлаю тебя ещё разок, - сказал он, кладя руку ей на грудь.

  - Какой же ты ненасытный! - довольно усмехнулась она и жарко чмокнула его в щёку. - Нет, миленький, на сегодня, пожалуй, хватит. Вон как я тебя загоняла - одна кожа да кости, хе-хе-хе!.. Надобно тебя поберечь. Да и ночь уже, наверное, на исходе, - вздохнула она с видимым сожалением. - Тебе пора уходить, а то как бы не было беды.