Савмак. Пенталогия (СИ)

  - Ну, из дворца мы, положим, выберемся. А как выйти из Акрополя, потом из города, миновать Ближнюю и Длинную стены с этими вот "украшениями" ты подумал? - спросил он чуть слышным шёпотом, постучав ногтем о тусклую медь ошейника у себя под подбородком.

  - Подумал! - тотчас радостно кивнул Савмак, довольный, что удалось заинтересовать Герака. - Ты же умеешь писать. Что тебе стоит написать для стражи, что царевич Левкон послал нас за какой-то надобностью в Феодосию?

  - А кони?

  - Коней возьмём в царской конюшне. Ведь не пешком же нас хозяин в такую даль посылает!

  - Молодец!.. Хорошо придумал!.. - Герак слегка потрепал приятеля ладонью по скуле. - Только ничего не выйдет.

  - Почему? - хлопнул непонимающе ресницами Савмак.

  - Потому что, во-первых, пропуск без печати Левкона не действителен, а перстень с печаткой он носит на пальце, не снимая. Есть ещё, конечно, печать у Арсамена, но и она для нас недоступна. А во-вторых, если сам хозяин, Арсамен или Хорет не придут с нами на конюшню, коней нам там никто не даст. Так что всё не так легко, как тебе кажется... Ну, ладно, пошли вниз, пока нас не хватились...

  Так и не признавшись Савмаку, в ответ на его откровения, что главная причина, удерживавшая его в Старом дворце крепче всяких цепей и ошейников, звалась Карбона, Герак весь оставшийся вечер размышлял, как ему поступить. Вот если бы можно было как-нибудь и её увезти с собой в Скифию - ради этого, пожалуй, можно было бы и рискнуть. Знать бы наверняка, что этот скиф в самом деле сын вождя, а не водит его, как дурачка, за нос, да как тут узнаешь! А даже если это правда, что ему помешает, когда они окажутся в Скифии, отнять у него Карбону, а самого продать опять в рабство? Нет уж, Герака на такой мякине не проведёшь!

  Савмак же, которому тоже долго не шёл сон в эту ночь, слушая, как ворочается рядом в темноте Герак, решил, что выждет ещё два-три дня и раскроет ему свой истинный замысел, а затем они вместе подговорят Дула, или, может, кого другого - Герак, конечно, лучше знает, кто из здешних рабов больше годится для такого дела. В крайнем случае, они могут начать и вдвоём: тут главное - внезапность и решительность, а остальные присоединятся к ним уже по ходу дела...

  В эту ночь Савмаку опять приснился Ворон.

  Он на Вороне, Мирсина на серой в яблоках Золушке, Канит на Рыжике, Скиргитис, Сакдарис, Ишпакай - всего с десяток всадников на отборных скакунах, скакали рысцой вдоль края плато к Козьей горе, а со стороны Хабей к горе рысили Фарзой с сестрой Фрасибулой и десятком родных и двоюродных братьев. Съехавшись у горы, они договорились, что устроят гонку за невестами: хабы погонятся за Мирсиной, а напиты - за Фрасибулой: кто первый их догонит - тому они и достанутся в жёны.

  Оглядев с лукавыми улыбками выстроившихся в линию претендентов, Мирсина и Фрасибула разом огрели коней плетьми и, словно подхваченные вихрем, понеслись по зелёному покрывалу степи на запад. Подождав, пока Ишпакай досчитал до ста, парни с гиком и залихватским свистом сорвали коней в погоню. Какое-то время они, отчаянно полосуя коней, неслись тесной гурьбой (Савмак подгонял Ворона голосом и скификами, приберегая плеть до решающего рывка), но постепенно толпа "женихов" вокруг Савмака становилась всё реже, и вот уже рядом с ним остались только Фарзой на сметано-белом мерине слева и Скиргитис на мышастом - справа. Скакавшие во весь дух "невесты" к этому времени стали заметно ближе: уже хорошо были различимы цветастые узоры на спинах их кафтанов - красно-зелёные у Мирсины и серебристо-золотые у Фрасибулы - над которыми развевались бунчуками на ветру их длинные распущенные косы (круглые шапочки, должно быть, слетели с них на скаку) - желточно-золотые у одной и иссиня-чёрные - у другой.

  Неожиданно Савмак увидел впереди тёмную борозду пересекавшего степь от края до края рва; за рвом высился поросший травою вал, на валу - зубчатая серокаменная стена. "Откуда она тут взялась? - удивился Савмак. - Неужели за то время, пока я был в плену, херсонесские греки успели отгородить от нашей степи Закатное море?"

  Доскакав до преграды, девушки разделились: Мирсина, оглянувшись с задорной улыбкой на преследователей, помчалась на полдень, и за ней радостно устремился Фарзой; Фрасибула погнала свою кроваво-гнедую кобылу на полночь; Савмак и упорно не желавший ему уступать Скиргитис на роняющем с удил пенные хлопья сером в крапинку темноногом коне понеслись за ней. "Почему он на сером? Ведь он был на мышастом!" - удивился Савмак и повернул лицо к державшемуся за его правым плечом упрямому всаднику. К немалому его изумлению на сером темноногом коне скакал вовсе не Скиргитис, а... Герак.

  - Герак! Ты как здесь оказался?! - воскликнул радостно Савмак.

  - А так! Ты обещал отдать мне в жёны свою невесту, если я помогу тебе бежать, - скаля в лисьей улыбке мелкие белые зубы, напомнил Герак, - так что теперь эта красотка моя!

  Азартно нахлёстывая коня, Герак вырвался на полкорпуса вперёд. Савмак подумал, что надо сдержать слово: раз обещал, пусть Фрасибула достаётся Гераку, - и начал потихоньку придерживать Ворона.

  В этот миг девушка оглянулась (она теперь была не далее, как в двадцати шагах от преследователей), и Савмаку вдруг перехватило дыхание от ужаса и восторга: вместо Фрасибулы на коне скакала Герея.

  - Нет, Герак! - крикнул он. - Она моя! - и впервые ожёг потный лоснящийся бок Ворона плетью.

  - Ты же обещал! Ты же обещал! - прокричал Герак, повернув раздосадованное лицо к стремительно обгонявшему его по краю рва Савмаку.

  - Нет, нет! Я обещал тебе Фрасибулу! А Герея моя, моя! - радостно кричал в ответ Савмак.

  Внезапно Герак кинул коня к нему и спихнул Ворона с Савмаком в глубокий ров. Победно захохотав, Герак один умчался догонять Герею.

  К счастью, ров оказался сухим, а умница Ворон удачно приземлился на четыре ноги. Савмаку ничего не оставалось, как глотая слёзы досады и гнева, без устали гнать Ворона по дну рва к морю (только там он мог выбраться из рва), надеясь, что Герак не успеет догнать Герею до берега моря.

  И вышло так, как он предполагал. Скоро в узком проёме рва блеснуло стальной синевой море. Вылетев на сипящем, как кузнечные меха, Вороне на берег, он с радостно заколотившимся сердцем увидел слева, шагах в десяти от берега, Герею. Заехав в воду, она, не оглядываясь, испуганно гнала кобылу всё дальше в море. Герака нигде не было видно ("Наверно, его серый пал, не выдержав гонки", - радостно подумал Савмак) - они были одни.

  - Герея, не бойся! Постой! Остановись! - закричал по-эллински во всё горло Савмак и погнал Ворона вдогон за нею в искрившееся мелкой рябью зеленовато-голубое море.

  Словно не слыша его криков, Герея гнала кобылу всё дальше от берега, и вот уже её рассыпавшиеся чёрным плащом по спине волосы погрузились концами в воду. Наконец, Савмак настиг её, обхватил сбоку за талию и рывком пересадил с красной кобылицы на холку своего коня. Отведя дрожащей рукой волосы с её лица, Савмак приготовился прильнуть к её дивным губам, да так и застыл в изумлении с округлившимися недоуменно глазами: что за наваждение! - вместо Гереи, он держал в своих объятиях её дочь!

  Элевсина серебристо засмеялась.

  - Что, не ожидал? Знаешь, кто я? Я - дочь морского царя Посейдона! Ха-ха-ха! Отныне - ты мой раб, и твоя жизнь принадлежит мне! Там, на дне, нас ждёт мягкое ложе из морской травы.

  Обвив его шею тонкими и гибкими, как змеи, руками, она приникла смеющимися губками к его губам. Савмак сам не заметил, как и куда исчез его Ворон. Внезапно мутные, зелёные воды сомкнулись над ними. По тому, как меркнет вокруг свет и становится холоднее, Савмак понял, что они всё дальше погружаются в глубину, и подумал, что надо бы, пока не поздно, вырваться из её объятий и попытаться выплыть наверх, иначе он утонет. Но, опутанный, будто стальной гефестовой сетью, густыми чёрными водорослями её волос, он чувствовал, что не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой, и, намертво сцепившись губами, они продолжали медленно погружаться в бездонную зелёную глубину. Падая в безмолвии спиной вниз, Савмак понимал, что жив лишь до тех пор, пока его губы сомкнуты с губами морской царевны, и она дарит ему своё дыхание, и что стоит им разорвать свой нескончаемый поцелуй, как вода хлынет внутрь, и наступит конец.