2. «Леила, столетние звезды разлуки…»
Леила, столетние звезды разлуки
На черных ресницах дрожат и сияют.
Твои, точно воздух, прозрачные руки
Огромную ночь, как сестру, обнимают.
Парижское небо ползет по бульварам,
И в тусклых купается лужах луна.
Все в мире бесцельно, не вовремя, даром,
И жизнь, даже ты, — вот никак не слышна.
И голос, прозрачный, как ветер над морем,
Как в небе холодном ночные светила,
И сердце твое, освещенное горем, —
Слетают — сквозь время, сквозь небо
— Леила —
3. «Мимо, земной не коснувшись орбиты…»
Мимо, земной не коснувшись орбиты,
Нежной кометою падая в мрак,
В грозные щели ночного гранита,
В музыку, друг мой, Леила — мой враг.
Пушкинский воздух не нашего мира.
Страшно дышать мне, и жить мне невмочь.
Снова молчит беспощадная лира.
Лед. Первобытные звезды и ночь.
Сияя, покинула время — Леила.
Падает каменный свет. Тишина.
Сердце, не наши на небе светила,
Сердце, не наша над миром весна.
4. «Распадается жизнь, и пространство сгорает дотла…»
Распадается жизнь, и пространство сгорает дотла,
И время становится твердым, как камень,
И в небе сияют два узких, два орлих крыла,
И ветхое сердце трепещет, как знамя.
О, замертво вынесли солнце, и огненный воздух
В холодную впадину льется, густея.
Бесцельная нежность! Давно догоревшие звезды,
Всемирные звезды — Леила, Лилея.
Шарманка — вчерашняя музыка мира поет,
И горькая кровь пробегает по жилам.
Меня и тебя семикрылая лира зовет,
Семиструнная гибель свободы — Леила
5. «Как вечером последний, желтый свет…»
Как вечером последний, желтый свет,
Летящий к нам, в слепые стекла окон,
Как тень от радости, которой нет,
Как облако, парящее высоко,
Как белый звук, плывущий в тишине,
Как все, что в мире молодо и тленно,
И ты, и я, поверь, Леила, мне,
Как этот снег, — растаем мы мгновенно.
1932, 1934
Стихи к матери (1–3) [8]
1. «Что тебе я могу рассказать…»
Что тебе я могу рассказать,
Как твое завлеку я вниманье,
И какими словами возможно унять
Разделившее нас навсегда расстоянье?
Человеческим мыслям удел
По земле белым паром стелиться,
И слова, точно стая пернатая стрел,
Чуть взлетят, как обратно должны возвратиться.
Я не знаю, какою земля
Представляется сердцу — оттуда,
Но к тебе, но в твои золотые края,
Плача, просится жизни бескрылое чудо.
1929
2. «Возьми меня, и кровь мою, и сон…»
Возьми меня, и кровь мою, и сон,
И беспощадный желтый небосклон,
И облака, и сердце, и звезду,
Сиявшую в эфире и бреду,
Скупое бормотанье отчих лир,
Весь осязаемый любовью мир —
И там в неуязвимой вышине —
Верни тебя земную — мне.
3. «Остывает душа, отцветают цветы…»
Остывает душа, отцветают цветы —
Никогда не придешь, не приблизишься ты.
Никогда, да, я знаю, что нет, никогда
Человеком не станет родная звезда.
В темно-огненном небе не мне по пути
За тобой и с тобою ночами идти,
И не мне сквозь пространство и время и свет
Удержать ускользающий ангельский след
Белых крыльев твоих, нежных веющих кос,
Улетевших из мира юдоли и слез.
1932
«Достоверней, чем ночь, чем весна…» [9]
Достоверней, чем ночь, чем весна,
Чем жестокое солнце над нами,
Темных кудрей немая волна,
Неживое и нежное пламя.
Бесполезной природы умолк,
Отступился, развеялся голос.
Исполняя свой ангельский долг,
Ты от жизни вполне откололась.
Даже сердце твое, о, никак,
О, совсем не присутствует в мире…
…Уничтожил разгневанный мрак
Стаю ласточек в черном эфире.
«Тебя не радуют небесные селенья…» [10]
Ты скажешь: ангельская лира
Грустит в пыли, на небесах.
Тютчев
Тебя не радуют небесные селенья,
Воздушной пахоты густая полоса.
Ты озираешь без волненья
Тебе чужие небеса.
Верна земной привычке, ты ведешь, должно быть,
Огромным дням простой и бесполезный счет, —
Вдали земной, гнетущей злобы
Небесный принимая гнет.
Неточное, как мгла, твое существованье.
Увы, жизнь опрокинулась сама в себя.
Нет, нам не суждено свиданья!
Нет, мне не вызволить тебя!
