«Не шелохнется свет, но вместе с тем…»
Не шелохнется свет, но вместе с тем
Я знаю, ночь в свои права вступает.
Вот нежный купол неба звездный шлем,
Как рыцарь перед битвой, надевает.
Все явственней большая тишина,
И сердце бьется глуше и протяжней,
И дышит медленно в тенетах сна
Незримый воздух, выцветший и влажный.
Не шелохнется свет. Душа озарена
Немеркнущим, огромным ореолом.
Она сейчас перед Тобой, она
Цветет сейчас перед Твоим престолом.
Что делать мне, когда и в этот миг
Ночного, высочайшего свиданья,
Понятен мне лишь огненный язык
Земной любви и боли, и страданья…
1934
«Всю жизнь, томясь иносказаньем…»
Всю жизнь, томясь иносказаньем,
Искать достойные слова
И знать, что только ожиданьем
Душа залетная жива.
Да, так, в тот миг, когда я буду
Ступать на грань высоких слов,
Когда и я поверю чуду
Как бы осуществленных снов,
Когда забыв докучной крови
Слепой, однообразный шум,
Я отражу в последнем слове
Всю боль земных и цепких дум,
Я вдруг увижу, что пред Богом
Высокая ничтожна речь,
Что там, за неземным порогом,
Земное совестно беречь.
1934
ИЗ СБОРНИКА «ОСТРОВ» (1937)
«Я сплю. Пустой трамвай качается…» [5]
Я сплю. Пустой трамвай качается,
Бежит по рельсам темнота.
Ко мне сквозь стекла нагибается
К лицу — ночная нагота.
Не знаю — головокружение,
Мерещится, иль вправду так,
Но стерто с окон отражение
И, как доска, — зеркальный мрак.
И я сквозь этот мир вещественный
Трамвайной жесткой трескотни
Несу в себе мой ветр божественный
И прометеевы огни.
Чем резче бестолочь железная,
Чем чище мертвое стекло,
Тем ярче в сердце бесполезное,
Божественное ремесло.
1933
«Перекликаются над морем маяки…»
Перекликаются над морем маяки,
Раскинув руки, небо обнимают,
Но все никак рука руки
В летейском мраке не поймает.
Лишь где-то там, уже не луч, а тень луча
С невидимой соединится тенью, —
Как бы крылатого плеча
Крылатое прикосновенье.
Да, так и нам всю жизнь скользить, моя душа,
И тех же самых облаков касаться,
Чтоб лишь по смерти, отдышав,
С тобой — впервые — повстречаться.
1930
«Легчайших облаков колеблется, струится…»
Легчайших облаков колеблется, струится
Чешуйчатая сеть.
Ночной играет воздух, как большая птица,
И хочет улететь.
Но приросли к земле расправленные крылья,
И тишина в ночи.
Вот-вот, еще одно, еще одно усилье,
И, распустив лучи,
Звезда моя в крыле раскрытом загорится.
А там, спеша за ней,
Уснувших душ сияющая вереница
Взлетит в кольце огней.
1930
«Крылатых звезд я не коснусь рукою…»
Крылатых звезд я не коснусь рукою —
Они летят и умирают.
И трупы их, расставшись с пустотою,
В огне неощутимо исчезают.
Для них смертелен косный воздух мира,
Их след бесплотен и некрепок.
Что можешь ты, взыскующая лира?
Сгорает слово, истлевает слепок.
1928
«Распадается слово, встречаясь с другими словами…»
Распадается слово, встречаясь с другими словами.
Погибают, коснувшись друг друга, летучие звезды.
В этом мире пролег между счастьем и нами
Ядовитого знанья расплывчатый воздух.
Да, я знаю, мы тоже сгорим и растаем,
Мы погибнем, случайно коснувшись друг друга.
На одно лишь мгновенье мы в мраке небес просияем
И погаснем, душа моя, муза, земная подруга.
1933
«Мы собирали раковины. Ветер…»
Мы собирали раковины. Ветер
Шуршал песком. Волна лиловой розой
Вздымалась и, теряя лепестки,
У наших ног внезапно увядала.
Ты протянула руку. В ней лежала
Еще живая желтая звезда.
Ее душил неумолимый воздух,
Сухой песок прилип к ее лучам.
Над нами, рассекая серый воздух,
Взлетела чайка и пропала — там.
Звезда подумала: должно быть это
Душа воды покинула моря.
И вдруг сквозь тучи водопадом света
К лучам звезды низринулась заря.
1929
