Женщины

что зубы ее, верхние резцы,

чуть желтоваты были. Хоть сосцы

ее торчали так, что как от жажды

облизывался я, но все ж любовь

уж не ионизировала кровь…

                         31

Я был тогда еще скорей подростком,

чем юношей. Я, помнится, страдал,

что ростом невысок, что отставал

от некоторых сверстников, что лоска

во внешнем виде мало: я мечтал

о том, к примеру, чтоб полусапожки

на молнии купить, хоть у цыган,

торгующих у рынка, - я б как пан

ходил бы в них, я б пользовался ложкой

для обуви, чтоб только не порвать

неосторожно их, я б заправлять

                         32

стал брюки, как и все, в полусапожки…

И все-таки был комплекс, что мой дух

расплющивал, что обострял мой слух

и взгляд косой, допустим, в бане, – кошки

скреблись в душе, – ну, почему растет

он медленно и чуть заметно… Скажем,

у тезки, у Олега, больше, – лажа

какая-то, – ну, почему везет

кому-то, я ж в таком важнейшем деле

отстал, похоже?.. Что там, в моем теле

                         33

за лажа происходит?.. Может быть,

к врачу сходить?… Но стыдно, стыдно, стыдно…

Кому сказать?.. С кем обсудить?.. Обидно,

что я взрослею медленно… Как жить?..

А между тем нешуточные страсти

в моей душе искали для себя

какого-нибудь выхода. Скорбя,

что на гормоны повлиять не властен

мой ум и воля, страстная душа

смывала предрассудки, чья парша

                         34

дух покрывала, чистою любовью…

И я влюбился в Иру, разлюбив

однажды Таню. Помню тот прилив

сердечных чувств, когда входил под кровлю

я Ириного дома, где встречать

мы собирались Новый год все вместе,

всем молодежным клубом. Интересно,

что помню эту ночь и рассказать

хочу ее отрывки – островками

из памяти они всплывают сами.

   IV. НОВЫЙ ГОД У ИРЫ ДОМА

                         35

… Латунная луна на небесах.

Собачка нас встречает нервным лаем

у входа в дом. В саду неузнаваем

любой клочок земли – идем впотьмах

под кронами деревьев. Вдруг полоска

желтеющего света – изнутри

открытой двери. Входим в дом. Горит

над нами лампа, освещая броско

и наши лица, и уютный быт

той девочки, которая стоит

                         36

сейчас передо мной и возбужденный

выслушивает смех гостей. Она

прекрасна и как мы возбуждена

от новогодних радостей. Влюбленный,

я упиваюсь настоящим и

хочу, чтоб это длилось бесконечно:

ее глаза, улыбка, ее речи,

кошачья пластика, взгляд, полный изнутри

той сексуальности, к которой как магнитом

меня влечет из года в год, пиита…

                         37

Еще я помню новогодний стол

посередине комнаты просторной,

в которую мы поднялись по торной

крутой и узкой лестнице на пол

второго этажа, что деревянным

и крашеным был красной краской. Вот

мы за столом. Мы провожаем год

восьмидесятый; мы вдыхаем пряный

и свежий запах маленькой сосны,

украшенной игрушками – видны

                         38

за спинами ребят ее мне лапы

в блестящих нитках дождика. Весь стол

привычно сервирован: разносол

советского периода, лишь крабы

в консервных банках невидаль, а так

все как всегда: капустка, сельдь под шубой,

конечно, оливье в массивной грубой

стеклянной вазе, винегрет, мослак

чуть выступающий из холодца: тарелки

стояли там и сям с дрожащим мелко

                         39

вкуснейшим холодцом; швейцарский сыр

и колбаса сухая, очень тонко

нарезанные; хлеб, что был в сторонке

на подоконнике на блюде, ибо дыр

на праздничном столе уж не осталось

для блюда с хлебом. Пили мы тогда

компот из вишни, сладкая вода, -

дюшес и лимонад, - приобреталась

вместо шампанского. Вот только часть того,

что было на столе вкусней всего.

                         40

Замечу, что горячее чуть позже

несли к столу: картошку в масле – пар

шел от нее, - и прочий божий дар:

котлеты, утку с яблоками с кожей

поджаристой, лоснящейся; куски

баранины иль курицы, не помню.

В кругу друзей, - кого-то кто-то обнял, -

мы Новый год встречали по-людски:

без десяти двенадцать телевизор

«Фотон» включили, чтобы антрепризу

                         41

кремлевскую увидеть и себя

почувствовать частичкою народа

советского. У гробового входа, -

через два года – меньше – все, скорбя,

простимся с ним, - благословил нас древний

наш Леонид Ильич, прочтя с трудом

текст по бумажке, все-таки ведом

подъемом духа, вновь на построенье

призвав нас коммунизма, чья заря

все ближе… Откровенно говоря,

                         42

я верил старику… И коль пуститься

в софистику, он, может быть, и прав.

У гробового входа увидав

мерцанье коммунизма, он спуститься

с ним должен был в Аид ( а, может, в рай –

откуда знать?). Так и исчезли оба.

Не обманул, все то, что он у гроба

увидел – описал… Прощай, прощай!

А, впрочем, мы назад должны вернуться

с тобой, читатель, чтоб не разминуться

                         43

с сугубо личной темой… Не пора ль

в другую комнату нам перейти, читатель,

где танцы начинаются и, кстати,

там будет интересно… Словно в даль

смотрю сейчас чуть напряженным взором

в картинку прошлого, и все ясней черты

минут тех сладостных… Поставлены впритык

у стенки стулья, на окне за шторой

из бумазеи розовой стоит

магнитофон «Маяк», бобины вид

                         44

потрепанный внушает опасенье

за качество звучания… Но вот

со звуком все в порядке… Нам поет

сперва Ротару, после «Воскресенье»,

Тото Кутунья, Пугачева… Всех

и не припомню, да и вряд ли нужно.

Мы топчемся, танцуя кто натужно,

а кто легко, изящно… Шутки, смех

со стороны сидящих возле стенки

и не танцующих… А я вперед коленки

                         45

под «Кукарачо» начал средь толпы

выбрасывать, скача на месте… Трое

уже скакало нас… Мы под героя

косили фильма – жаль, что я забыл

его название, - там парень точно так же

скакал на дискотеке… Но ушла

в другую комнату Ирина – там была

своя тусовка, раздавался даже

веселый смех оттуда, так что я

поник вдруг духом, ревность затая.

                         46

Едва затихла музыка, как вскоре

за Ирой я пошел и сделал вид,

что просто так, что не вполне был сыт,