Русская проза рубежа ХХ–XXI веков: учебное пособие

Многое автор объясняет странным характером войны, во время которой офицер обменивает автоматы и патроны на провизию своим солдатам. И это тоже жизнь, которая «продолжается, и подполковник Гуров помогает ей продолжаться – вот весь ответ. Обменивая оружие, он не думает о последствиях. При чем здесь он? Жизнь сама собой переменилась в сторону всевозможных обменов (меняй, что хочешь на что хочешь) – и Гуров тоже менял. Жизнь сама собой переменилась в сторону войны (и какой дурной войны – ни войны, ни мира) – и Гуров, разумеется, воевал».

В. Маканин и в этой небольшой повести продолжает свою любимую тему «самотечности жизни», человеческой экзистенции. Жизнь вернула Россию на пройденный путь, к бесконечным кавказским войнам XIX в. Ключевое слово – пленный. Полевой командир Алибек на переговорах по обмену говорит: «Какой я пленный. Это ты здесь пленный! И вообще каждый твой солдат – пленный!» Все находятся в плену: у гор – у красоты, у автоматизма, размеренности жизни, которая сама по себе пришла к войне.

Без повести «Кавказский пленный» немыслим так называемый современный кавказский текст, как немыслим «кавказский текст» XIX в. без «Кавказского пленника» А. Пушкина, «Валерика» М. Лермонтова или «Казаков» Л. Толстого. Повесть В. Маканина – одно из немногих художественных произведений о непрекращающейся кавказской войне, вскрывающих не только внешнюю, но и глубинную правду об этом трагическом времени.

В 1998 г. В. Маканин опубликовал роман «Андеграунд, или Герой нашего времени», представляющий собой своего рода попытку воссоздать экзистенциальное противостояние общежития и личности [58]. Произведение открывается эпиграфом из М. Лермонтова: «Герой… Портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии». Эти строки можно считать своеобразным ключом ко всему произведению В. Маканина.

Писателю удалось показать все составляющие жизни последней четверти XX в. Здесь брежневские «мягкие репрессии», психиатрические больницы, андеграунд, стукачи, проститутки, жизнь общежитий, торговцы, демократы, «царьки» нового времени, соглашенцы… Главным героем-повествователем становится бывший борец за свободу, а ныне сторож квартир в общежитии Петрович. Как и герой М. Лермонтова, он является личностью исключительной благодаря способности к анализу, умению частное расширить до общего. Вместе с тем его стремление защитить индивидуальность может разрастаться до неимоверных размеров и толкать героя на самые крайние поступки, вплоть до убийства.

«Его тактика свободы, – справедливо отмечают Н. Лейдерман и М. Липовецкий, – выражается в том, что на всякое покушение на его личность и прежде всего на унижение он отвечает ударом, физической агрессией, отметающей всякие попытки заставить его играть по правилам общаги. Удар нарушает эти неписаные правила и спасает тем, что ставит Петровича «вне игры». С одной стороны, Петрович так защищает свое «я» от агрессии общаги. […] С другой стороны, Петрович сам понимает, что его право на убийство в сущности парадоксально отражает скрытую логику общаги», государства.

Сложная система двойников помогает лучше понять главного героя. Среди них наиболее яркий – младший брат Петровича, Венедикт. Его имя, как не раз отмечали критики, – скорее всего, дань герою Вен. Ерофеева. Веня – «российский гений, забит, унижен, затолкан, в говне, а вот ведь не толкайте, дойду, я сам!» Этой фразой В. Маканин заканчивает роман.

«Я сам» — основная черта той части поколения 60-70-х. Обобщенный портрет людей этого поколения Маканин выразил в словах: «Три юнца, у каждого под мышкой повести или новеллы, идут улицей, говорят о Достоевском и Джойсе, о страстях по «Новому миру» – взволнованные и слегка сумасшедшие, они спорят, слепо наталкиваясь на встречных прохожих… Шли они каждой улицей и каждой кривенькой улочкой, а значит, их тысячи, десятки тысяч шли на улицах Москвы, Питера, Нижнего Новгорода, Ростова, Челябинска… Каково?! Солдаты литературы, армия…» (курсив автора. – В. А.) Мечты этих людей не сбылись, их планы не осуществились. Они, по Маканину, стали андеграундом.

И все же это лучше, чем «новые люди» постперестроечной эпохи, о которых автор устами героя скажет: «Идут в костюмах, при галстуке, с попискивающими в карманах радиотелефонами, и ведь тоже о своем сокровенном – о бизнесе, о черном нале (наличности), о биржевом курсе и сдавивших горло налогах… » «Андеграунд, или Герой нашего времени» произведение интертекстуальное: кроме непосредственной переклички с одноименным романом М. Лермонтова отметим связь с «Преступлением и наказанием» Ф. Достоевского, с «Палатой номер шесть» А. Чехова, поэмой Вен. Ерофеева «Москва – Петушки», «Пушкинским домом» А. Битова. Эти переклички придают «чернушному», жестко натуралистическому тексту В. Маканина философский характер.

Следующий роман «Испуг» (2006) писался, по словам самого автора, «долго, года два, но в эту книгу вошло не все, что я написал». Роман открывают два эпиграфа: первый иронично вводит картину Ватто «Сатир и испуганная нимфа», второй представляет газетную заметку о группе стариков, собравшихся в день обстрела Белого дома рядом с Новоарбатским мостом. Оба эпиграфа задают внутренний ритм повествования и открывают сразу несколько сюжетных линий. Все они связаны с главным героем Петром Петровичем Алабиным. Этот старый человек увлечен молодыми женщинами, очарован, заколдован ими. И когда стоит высокая луна, Алабин, подобно Дон Жуану, неумолимо движется на встречу с очередной нимфой. Но любовная линия дается иронически и нужна писателю лишь для сохранения внимания читателя. Как и в прошлых романах его интересует проблема человека в нашем непростом времени, «человека в интерьере», все чаще приобретающем черты фантасмагории. Писатель не скрывает, что разговор только начался: «в книге опубликована примерно половина. Может быть, появится следующий роман об этом же герое».

В. О. Пелевин (р. 1962)

Редко бывает, чтобы молодой автор сразу же обратил на себя внимание не только критиков и читателей, но и коллег. Именно так произошло после выхода первых произведений В. Пелевина. В. Аксенов, например, отмечал в них игровое начало, склонность к эксперименту. По рейтингу, постоянно публикуемому в газете «Книжное обозрение», новые произведения В. Пелевина постоянно оказываются в «десятке» лучших книг недели. Когда-то они распространялись в компьютерных распечатках.

Сегодня он считается одним из активных игроков литературного процесса, хотя оценивается неоднозначно. Одна группа критиков относится к нему крайне отрицательно, причисляя его произведения чуть ли не к паралитературе (т.е. вынося за границы эстетически состоятельной прозы): «Пелевин стилист не плохой, а никакой» (П. Басинский); «Язык с точки зрения адептов «качественной» прозы – никакой. Это язык нынешнего «нового журнализма»» (Л. Рубинштейн); «Пелевин эклектик поневоле – не обладая законченной системой знаний в области литературного ремесла, берет отсюда помаленьку и отсюда понемножку» (А. Баринов). Другие отзывы противоположны: «Пелевин талантлив, чертовски талантлив. Возможно, даже гениален» (А. Минкевич); «.Традиции русской литературы по строгому счету сегодня продолжает он один» (Д. Быков).

Разброс мнений проявился и в отнесении творчества В. Пелевина по разным ведомствам: то к фантастам, то к постмодернистам. Действительно, он использует отдельные приемы постмодернизма – игру цитатами, штампами, речевыми клише; выстраивает структуру на основе мифов, притч или анекдотов, пользуется фантастическими допущениями. С. Корнев пишет: «Если судить формально, Пелевин – постмодернист, и постмодернист классический: не только с точки зрения формы, но и по содержанию, – так кажется с первого взгляда. <...> Но я обнаружил, что Пелевин на самом деле – идейно, содержательно – никакой не постмодернист, а самый настоящий русский классический писатель-идеолог, вроде Толстого или Чернышевского».