Русский язык в зеркале языковой игры

Большую изобретательность проявляет А. П. Чехов в шутливых обращениях к

адресатам и в подписях под письмами. Вот лишь некоторые из них.

(11) Брату Ал. П. Чехову:Саша-Таракаша!]Братт!Пролетарий!Шантажист! Честный труженик, эксплуатируемый богачами!; Бедный, неимущий Саша!] Прорва! Недоуменный ум! Дубина! Хам! Штаны!] Ремешок от штанов!] Литературный брандмайор!] Инфузория!] Двулично-вольнодумствующий брат наш!] Раскаявшийся пьяница!] 666!] Гусев!] Гусопуло!] Гусиных!] Гуськов/; Гусинский!] Гу-сиади!

О. Л. Книппер-Чехово й: Актрисочка моя чудесная, ангел мой, жидовочка!] Милая моя дуся!] Милая, шустрая моя девочка!] Жестокая свирепая женщина!] Милая (моя) собака!] Собачка, милый мой песик!] Милая супружница!] Милая Книппуша, драгоценная моя!] Беспутная жена моя!] Милая актриса (актриска, актрисочка, актрисуля)!] Эксплоататорша души моей!] Мамуся, ангел мой, не-мочка прекрасная! Ваш Повсекакий Бумажкер ит.д.

Примеры других авторов:

(12) Профессор Скончаловский] гражданин Лошадь-Пржевальский] Крытых-Рынков] Крайних-Взглядов] Старый Артилеридзе, два друга: Телескопуло и Стетоскопуло (И. Ильф, Записные книжки).

(13) М. Н. Фанатюк] Карл Павиайнен] Б. Культуртригер] журналист Лавуазьян] Ухуд-шанский] Талмудовский] Плотский-Поцелуев] акушерка Медуза-Горгонер] княгиня Белорусско-Балтийская (И. Ильф—Е. Петров).

(14) Ученый [перечисляет королю предков его невесты — принцессы]: Вильгельм I Веселый, Генрих I Короткий, Георг III Распущенный, Георг IV Хорошенький, Генрих II Черт побери.

К о р о л ь. За что его так прозвали?

Учены й. За его подвиги, ваше величество. Далее идет Филипп I Ненормальный, Георг V Потешный, Георг VI Отрицательный, Георг VII Босой, Георг VIII Малокровный, Георг ГХ Грубый, Георг X Тонконогий, Георг XI Храбрый, Георг XII Антипатичный«(Е. Шварц, Голый король, И).

(15) Римский историк Хитросплетений (А Кнышев, Тоже книга).

От собственного имени— к имени нарицательному

Как в разговорной речи (см. [Земская — Китайгородская — Розанова 1983: 190—192]), так и в речи художественной нередки образования от имен собственных, чаще всего — от антропонимов (фамилий, личных имен). Производные слова могут относиться к разным частям речи. Начнем с наречий, обыгрываемых Пушкиным:

За ужином объелся я,

А Яков запер дверь оплошно —

Так было мне, мои друзья,

Икюхелъбекерноитогино (А. Пушкин).

Эта модель шутливого словообразования нравилась Пушкину и позднее неоднократно использовалась им в письмах:

(1) По твоим письмам к княгине Вере вижу, что и тебе и кюхельбекерно и тошно (А. Пушкин — П. А. Вяземскому, 24—25 июня 1824).

(2) Здесь у нас молдованно и тошно (А. Пушкин —Н. И. Гнедичу, 27 июня 1822, из Кишинева в Петербург).

Ср. также запись в «Чукоккале» по поводу выступлений на съезде писателей Федора Гладкова и Михаила Шолохова:

Вначале съезд шел довольно гладковато, а потом пошел шолоховато.

Примеры образования от имен собственных других частей речи — прилагательных, существительных, глаголов:

(3) Глаза у него [Керенского] бонапартьи и цвета загцитного френч (В. Маяковский).

(4) Магдалиниада [отМагдалина] (А. Архангельский, пар. на А. Жарова).

(5) Видите — / небо опять иудит

пригоршнью обрызганных предательствам звезд?

(В. Маяковский, Облако в штанах).

(6) И гладью /Миссисипи под намимиссисипится

(В. Маяковский, Мексика — Нью-Йорк).

(7) Но обер / на барыню / косится рабьи, фашистский I на барыньке / знак му ссолинится (В. Маяковский, Нордерней).

(8) Усадьба ночью, чингисхань!

Шумите, синие березы.

Заря ночная, заратустрь!

А небо синее,моцарть!

(В. Хлебников).

В приведенных примерах значение окказионализмов связано с образами соответствующих общеизвестных лиц, географических объектов и т. п.

Интересен и другой случай, когда имена собственные переосмысляются как нарицательные, с оживлением внутренней ф о р м ы. В 60-е годы в стенгазете «Русист» Института русского языка АН СССР была помещена шутливая сценка, обыгрывающая фамилии сотрудников Института (точнее — внутреннюю форму этих фамилий). За давностью лет приводим ее с некоторой естественной «отсебятиной»:

— Что это ты сегодня такой не-Веселитский? Или Кручинина заела?

—Да вот, совсем я стал Голышенко. Беден как монастырский Крысин. А ведь такой был Добродомов! Панов Пановым, Баринов Бариновым!

—Эх, Касаткин! Плюнь ты на Морозову и, как Филин прокричит, надень Бело-шапкову на Шварцкопфа, запряги Коннову в Санникова, протруби в Трубачева и — Ходыкину, Ходакову, Ходарович!~До самой Китайгородской! Там, говорят, вес Багато-вы. Соболевых—тьма-тьмущая, а Серебрянникова и Золотову Лопатиным гребут!

—Да, неплохо бы~ Только вот не снесли бы Гловинскую БулатовойL

Из более редких явлений отметим необычное употребление русских словообразовательных суффиксов в этнонимах (названиях народов, племен и т. п.), географических названиях. Ср.:

(9) Рыцари [ливонского ордена] никогда не вступали в брак, но с каждым годом население их увеличивалось и немало ливонят бегало в домах самых строгих рыцарей (О. Д’Ор, Русская история).

(10) Солнце жаркое палит

Кафра, кафриху и кафрика.

Бур за камешком лежит.

Это —Африка

(«Чукоккала». Федор Сологуб).

Глава VI Лексика

1. Переходим к рассмотрению основного, поистине неисчерпаемого арсенала языковой шутки. Это — словарный состав языка, включающий сотни тысяч единиц — слов и фразеологизмов, многие из которых имеют к тому же по нескольку значений.

Исследование шуток, где обыгрывается лексика, не только даст эстетически полноценный иллюстративный материал, касающийся значений слов (в том числе многозначных), но и позволит выделить для того или иного слова некоторые смысловые компоненты, которые остались пока незамеченными. Можно предполагать также, что исследование шуток будет полезным при обсуждении сложных общих проблем лексикологии и лексикографии. Однако роль материала языковой игры при обсуждении этих проблем не следует преувеличивать. Коснемся вкратце одной из них —проблемы семантического инварианта (семантического ядра, сохраняющегося во всех значениях слова).

2. В последнее время в семантике оживился спор между «атомщиками», акцентирующими внимание на различиях меящу разными значениями слова, и «ядерниками», подчеркивающими единство слова во всех его значениях, стремящимися выделить семантическое ядро слова, инвариант, сохраняемый словом во всех его значениях. Проблема инварианта, как и некоторые другие важные проблемы общей лингвистики, с особой остротой обсуждается в недавней статье Н. В. Перцова [1996]. Автор статьи — противник атомарного задания лексических значений, установки на дробление этих значений (он напоминает, в частности, об установленном в 1991 году рекорде Л. Л. Иомдина, который вычленил для предлога ПО 39 подстатей). Позиция Н. В. Перцова понятна. При изучении значения сочинительных союзов я также стремился найти «мостики», общие компоненты, позволяющие увидеть семантическую общность в разных употреблениях того или иного союза и избежать излишнего дробления лексических значений (см., например, [Санников 1989: 148—162]). Непонятна лишь запальчивость и категоричность Н. В. Перцова. Ведь речь, в сущности, идет не о принципиально различных подходах, а об акцентах. Вряд ли кто сомневается в полезности инварианта, в полезности установления близости в разных значениях слова. Более того, иерархия значений слова, объединение их в группы и подгруппы, проводимое в работах «атомщиков», в частности в упомянутой работе Л. Л. Иомдина, бесспорно является результатом поиска общих семантических компонентов в значениях слов. «Укрупнение» значений слов неизбежно привело бы к огрублению семантического описания, игнорированию важных компонентов смысла. К тому же даже самые ярые противники «атомарного» подхода вряд ли смогут отрицать, что в синонимический ряд слово входит лишь «одним боком», одним из своих значений, тогда как другие значения могут включаться в другие ряды, по значению иногда резко отличающиеся от первого. Так, по данным [Нов. слов, син.], прилагательное пустой 1.1 входит в синонимический ряд со словами пустующий, опустевший, опустелый, порожний 1 — ‘такой, где отсутствует нечто, чего в данном месте естественно ожидать’, а пустой 1.2 — в ряд со словами полый, пустотелый — ‘имеющий внутри пустое пространство, окруженное со всех сторон однородным материалом’, и члены двух рядов не взаимозаменимы, ср.: В пустой комнате свалены в углу старые стулья (не: *В полой, пустотелой комнатепустые стебли тростника (не: *пустующие, опустевшие, порожние стеблиГ). Важно также, что это касается и морфологических, синтаксических, сочетаемостных свойств, которые иногда резко различны для разных значений одного слова. Это —объективное свидетельство в пользу наличия у слова разных значений. Весьма показательно также, что в своих поисках семантического инварианта глагола выходить I выйти Н. В. Перцов использует лексикографический портрет глагола ВЫЙТИ, предложенный Ю. Д. Апресяном, в сущности меняя лишь акценты в описании богатого фактического материала, приводимого Апресяном.