Эхо в Крови (Эхо прошлого) - 3(СИ)

Мысль о том, что придется все рассказать Хэлу, внезапно напомнила ему о письме Уильяма, о котором во время своих утренних интриг он почти позабыл.

Он решительно засопел.

Нет. Брату о нем он упоминать не станет, пока не представится возможность поговорить с Дотти с глазу на глаз. Возможно, он сумеет как-нибудь исхитриться и перекинуться с ней словцом, договорившиь встретиться с ней где-нибудь позже.

Однако, когда Грей прибыл в Аргус Хаус, Дотти дома не оказалось.

"Она сейчас на одном из музыкальных вечеров у мисс Бриерли," - сообщила ему его невестка Минни, когда он учтиво осведомился, как дела у его племянницы и крестницы. "В эти дни она стала такой общительной! Ей будет очень жаль, что вы с ней разминулись."

Минни привстала на цыпочки и расцеловала его, вся сияя. "Как чудесно видеть вас снова, Джон."

"И я рад тебе, Минни,"- сказал он, ничуть не покривив душой. "Хэл дома?"

Она выразительно закатила глаза в потолок.

"Он всю неделю провалялся дома с подагрой. Еще неделя, и я подсыплю ему яду в суп!"

"Ах..."

Это только укрепило его решение не говорить с Хэлом о письме Уильяма.

Хэл и в хорошем-то настроении был способен запугать закаленных солдат и профессиональных политиков до полусмерти; но Хэл захворавший...

Похоже, именно потому Дотти сейчас благоразумно отсутствовала.

Но, даже если это не так, его новости вряд ли способны улучшить Хэлу настроение - в любом случае, подумал он.

Со всеми возможными предосторожностями Грей тихонько толкнул дверь в кабинет Хэла; всем известно, что братец имел скверную привычку бросаться вещами, когда капризничал - и ничто не раздражало его больше, чем телесные недомогания.

Как бы то ни было, сейчас Хэл спал, ссутулившись в кресле перед камином, с забинтованной ногой, лежавшей перед ним на стуле.

В воздухе плавали запахи каких-то сильных и едких лекарств, перекрывая ароматы горящего дерева, топленого жира и черствеющего хлеба. Рядом с Хэлом на подносе стояла тарелка остывшего супа - он к нему даже не притронулся.

Возможно, Минни уже осуществила свою угрозу, с улыбкой подумал Грей.

Кроме него самого, да, пожалуй, их матери, Минни была единственным человеком на свете, который никогда не боялся Хэла.

Он тихо присел, стараясь не разбудить брата.

Хэл выглядел больным и усталым, и, по сравнению с обычным, сильно похудел - он и так-то был тощим от рождения, начнем с этого. Но выглядел от этого не менее элегантно - даже одетый в бриджи и заношенную льняную рубашку, с голыми ногами и какой-то дурацкой шалью на плечах,- все равно, в его лице ясно были видны черты, красноречиво свидетельствовавшие о жизни, проведенной на полях сражений.

Сердце у Грея защемило от мгновенной и неожиданной нежности, и он подумал - в конце концов, так ли уж необходимо беспокоить Хэла своими новостями? Но он не мог рисковать тем, что Хэл сам может внезапно столкнуться лицом к лицу с фактом безвременного воскрешения Перси; он должен был его предупредить.

Прежде, чем он смог решить, уйти ему или остаться, Хэл резко открыл глаза.

Они у него были ясные и живые, того же светло-голубого цвета, что и у самого Грея, и без малейших признаков сонливости или рассеянности.

"Ты вернулся,"- сказал Хэл, и улыбнулся ему с братской любовью. "Налей-ка мне бренди."

"Минни говорит, у тебя приступ подагры,"- сказал Грей, взглянув на ноги Хэла. "Эти шарлатаны не говорили тебе, что с твоей подагрой нельзя принимать крепких напитков?" Но, тем не менее, поднялся на ноги.

"Говорили," - сказал Хал, подтянувшись в кресле в вертикальное положение и сморщившись оттого, что движение потревожило ногу. "Однако, судя по твоему виду, ты собираешься сообщить мне нечто такое, после чего мне это будет совершенно необходимо. Лучше принеси графин."

***

НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ СПУСТЯ, когда он покинул Аргус Хаус - уклонившись от приглашения Минни остаться на ужин, - погода уже существенно испортилась. В воздухе повеяло осенним холодком; поднялся порывистый ветер, и он уже чувствовал на губах привкус соли - следы плывущего к берегу морского тумана. В такую ночь хорошо оставаться дома.

Минни извинилась, что не может предложить ему экипажа, потому что на нем в свой вечерний салон укатила Дотти. Он утешил ее, заявив, что пешая прогулка его вполне устроит, поскольку помогает ему думать.

Так и было бы, но налетевший ветер со свистом хлопал полами его плаща и все время норовил сорвать с него шляпу - это его отвлекало, и он уже начинал жалеть о карете - когда вдруг увидел сам экипаж, с лошадьми, укрытыми от ветра попонами, ожидавший в проезде одного из больших особняков рядом с Александра Гейт.

Услышав крик -"Дядя Джон!"- он оглянулся и свернул к воротам, как раз вовремя - его племянница, Дотти, надвигалась на него, как боевой корабль под парусами, - в полном смысле слова.

На ней было свободное шелковое платье цвета сливы и пурпурно-розовый плащ, и все это тревожно раздувалось позади нее ветром, дувшим ей в спину. На самом деле она неслась к нему с такой скоростью, что он вынужден был поймать ее руками, чтобы остановить ее неуклонное продвижение вперед.

"Вы еще девственны?"- выпалил он без предисловий. Глаза у нее расширились, и, без малейших колебаний, она вырвала у него руку и ударила его по щеке.

"Что?"- воскликнула она.

"Мои извинения. Это было несколько грубо, не так ли?" Он взглянул на ожидавшую ее карету - и застывшего на козлах кучера, упорно глядевшего прямо перед собой - и, велев ему подождать, взял ее за руку и развернул в сторону парка.

"Куда мы идем?"

"Предлагаю немного пройтись. У меня есть к вам несколько вопросов, и все они такого сорта, что ни я, ни вы не захотим, чтобы нас подслушали - я вас уверяю."

Ее глаза расширились еще больше, но спорить она не стала; просто двинулась вслед за ним, прихлопнув рукой дерзкую маленькую шляпку, в вихре вспенившихся на ветру юбок.

Погода и сновавшие мимо прохожие заставили его воздержаться от любых вопросов, которые он собирался ей задать, пока они не углубились в парк, и не оказались на более или менее пустынной дорожке, которая вела через небольшой садик, где росли вечнозеленые кустарники и деревья, обрезанные и подстриженные в самых фантастических и причудливых формах.

Ветер на мгновение стих, хотя небо совсем потемнело.

Остановившись, Дотти затащила его в убежище рядом со стриженым львом и сказала: "Дядя Джон. О чем это вы сейчас болтали?"

Дотти, как и ее мать, окраской напоминала ему ворох осенних листьев, с волосами цвета созревшей пшеницы и розовыми щечками, с вечно игравшим на них нежным румянцем, похожим на лепестки шиповника. Но там, где у Минни лицо было просто миловидным и трогательно привлекательным, Дотти унаследовала твердые скулы и мелкие точеные черты Хэла, как и глаза, обрамленные очень темными ресницами; благодаря им ее красота была куда опасней.

С выражением крайнего изумления во взгляде она повернулась к своему дяде, и он подумал - в самом деле, если Вилли в нее влюблен, возможно, это вовсе не удивительно. Если только он был влюблен.

"Я получил от Уильяма письмо, намекающее на то, что он - если на самом деле ничто не принудило его сосредоточить внимание именно на вас, - однажды повел себя с вами таким образом, какой отнюдь не подобает джентльмену. Это правда?"

Ее ротик приоткрылся от неподдельного ужаса. "Он сказал вам - что?"

Хорошо... одним бременем на душе стало меньше, с облегчением подумал он. Скорее всего, она все еще девственна, и он вовсе не обязан отправлять Уильяма в Китай, чтобы укрыться там от ее братьев.