"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг

«Просим срочно принять какие-то меры, ибо

184 Сам Федин прибыл в Москву из Австрии (ГАРФ. Ф. 10 035. On. 1. Д. П-50248).

185 Хартманн А. Указ. соч. С. 326.

107

если он действительно шпион, то ведь каковы последствия будут, если он уедет в Германию, зная в Москве

всех т. н. коммунистов»186. Здесь удивляет не столько содержание доноса, сколько его дата — начало 1921 г.

Нельзя не согласиться с авторами исследований по истории доносов в том, что значительная часть из них

вырастала на почве бытовых неурядиц и неприязненных личных отношений. В деле Вильгельма

Франкенберга донос завершался требованием выселить немецкого инженера из дома Центрального

института авиационного машиностроения, где тот работал в 1933 г. На Маргариту Киш донес ее бывший

муж, венгр по национальности. Его вызвали в Сокольнический райотдел НКВД для более подробных

показаний, а потом на их основе сконструировали обвинения против Маргариты. Их совместная дочь

досталась отцу, не исключено, что именно она и была главным предметом спора бывших супругов.

Вряд ли возможно подсчитать, сколько среди доносчиков было людей корыстных, сколько — идеалистов, а

сколько — просто ревностных исполнителей очередной генеральной линии. Однако несомненно, что

большинство из них реагировало на тон центральной партийной прессы, черпало оттуда аргументы, которые

затем выдавались за свои собственные. Сосед Георга Мюнца в своем доносе, датированном 31 июля 1937 г., вначале объяснял, что побудило его взяться за перо: «С момента опубликования в партийной прессе приемов

и методов вредительства и шпионажа, естественно, я начал присматриваться и к своему соседу по

квартире»187. Далее следовали результаты наблюдений, очень похожие на дневник юного натуралиста:

1. До показательного процесса Мюнц получал из-за границы большое количество корреспонденции, после

опубликования приговора «врагам народа» этот процесс иссяк.

2. По ночам Мюнц и его жена постоянно печатают на пишущей машинке.

3. Жена Мюнца назвала Гитлера симпатичным человеком.

4. В последнее время оба стали уклоняться от разговоров, ведут себя скрытно.

186 Жертва доноса, Отто-Эрнст Горн, похоже, был явным авантюристом, рассказывая по приезде в Москву в 1920 г., что ему

удалось не пропустить через находившийся под его контролем город контрреволюционные войска, двигавшиеся на подавление

«спартаковского восстания» в Берлине. После месячного следствия Горн был освобожден. ГАРФ. Ф. 10035. On. 1. Д. П-50694.

187 Имеется в виду статья «О некоторых коварных приемах вербовочной работы иностранных разведок», появившаяся в

«Правде» 4 мая 1937 г.

108

5. К ним постоянно приходят в гости иностранцы, и они тихо разговаривают.

В случае Георга Мюнца мы имеем дело с исключением — этот донос сразу был направлен в НКВД и сделал

свое дело. Так же поступил и парторг Первого часового завода, переадресовавший в Таганское рай-

отделение УНКВД МО заявления о том, что немецкие рабочие собираются после смены в уборной188. Однако

подавляющее большинство «сигналов», в том числе и попавших впоследствии в АСД, приходило в

парторганизацию завода или учреждения, где работал человек. Как правило, сами по себе они не

становились причиной ареста, однако запускали механизм проверки, дополняли разного рода оперативные

картотеки. Наличие доносов в следственном деле отягощало участь обвиняемого, придавало

правдоподобность сфальсифицированным преступлениям.

Несравненно чаще, нежели доносы, в АСД встречаются негативные характеристики с места работы, которые

писались по запросу из органов НКВД, а потому носили явно обвинительный характер: пассивен в

общественной жизни, не является стахановцем, «за 17 лет не выучил русский язык» (Павел Гендлер).

«Никогда не был доволен своей работой, всегда говорил, что в Германии его ценили лучше, чем в Советском

Союзе» (Фриц Фрейман). К этой категории примыкают справки об авариях, браке в работе, подготовленные

секретными отделами предприятий, руководители которых зачастую работали в местных органах НКВД189.

Такого рода материалы, как справедливо отмечает С. В. Журавлев, «трудно отличить от банальных

доносов»190.

Но в жизни не бывает правил без исключений, донос иногда оказывался спасательным кругом.

Арестованный эмигрант Пауль Давид после избиений признал, что был завербован в шпионы своим другом

юности Фридрихом Манке. При проверке дела на этапе следствия оказалось, что Давид еще в 1935 г.

отправил в НКВД заявление о подозрительном поведении своего «вербовщика», которому тогда не был дан

ход. В результате предусмотрительного доносчика после года пребывания в следственной тюрьме пришлось

освободить.

Уникальным случаем можно назвать донос на самого себя, сохранившийся в АСД Фрица Гильдебрандта,

работавшего наладчиком на московском станкозаводе им. Орджоникидзе. При обыске было най-

188 ГАРФ. Ф. 10 035. On. 1. Д. П-50 209.

189 Например, Ляпунов, начальник секретной части Щуровского цементного завода, одновременно являлся сотрудником

Коломенского райотдела УНКВД МО — ГАРФ. ф. Ю035. On. 1. Д. П-29294.

190 Журавлев С. В. Современные методы... С. 136.

109

дено написанное его рукой заявление, в котором Гильдебрантд указывал на себя как на скрытого фашиста.

На допросе арестованный дал такое объяснение, укладывавшееся в рамки навязанного ему сценария —

будучи германским шпионом, я не мог добровольно уехать из страны, «поэтому я написал в НКВД

анонимное письмо, чтобы меня выслали из СССР, следовательно, я бы прекратил свою шпионскую

деятельность не по своей воле». Расчет оказался точным, но лишь наполовину — немца приговорили к

высылке из Советского Союза, но до исполнения приговора он не дожил, скончавшись в тюрьме.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СКОРБНЫЙ ПУТЬ

Глава 6

ЛИШЕНИЕ СВОБОДЫ 1. Отбор жертв

Национальность не являлась единственным критерием для отбора жертв немецкой операции, здесь, как

справедливо отмечают А. Рогинский и Н. Охотин, срабатывало «сочетание этнического и инсти-

туционального факторов»191. На первом месте оказывались те люди, которые долгое время проживали и

работали в Германии, имели в этой стране родственников или знакомых, с которыми продолжали

поддерживать связь. Для их выявления решающую роль играли место рождения, анкетные данные о

предыдущих местах работы и адресах родственников, звучащая по-иностранному фамилия, наконец.

На первом этапе репрессий реализовывались «учеты», т. е. картотеки, содержавшие данные о регистрации

иностранцев, их переходе в советское гражданство, контактах с заграницей, различных правонарушениях.

«Учеты» формировались на основе сообщений различных ведомств, занимавшихся эмигрантами, агентурной

информации, результатов перлюстрации почты и т. д. Накопление «компромата» рассматривалось

руководителями НКВД как подготовка к масштабным операциям, до которых чекистские руки дошли только

к 1937 г. Выступая перед руководящими работниками НКВД Украины 17 февраля 1938 г., Ежов считал такой

подход уже недостаточным. «Надо иметь в виду, — подчеркивал нарком, — что учет для нас не мертвое

дело, вот взяли на учет на всякий случай и держите на учете, а придет время, нам скажут репрессировать

эсеров и поляков, или немцев, так вот мы возьмем отрубим им голову и всё»192. Очевидно, что отмеченная

Ежовым функция «чекистских учетов» как «дамоклова меча»

191 Наказанный народ. С. 58.

192 Цит. по: Петров Н. В., Янсен М., Указ. соч. С. 342.

111

с максимальной интенсивностью реализовывалась как раз в дни его пребывания в Киеве.