Богдан Хмельницкий

понятиях о Божестве и Св. Троице, но мы ни в каком случае не потерпим безбожников,

подобных пану Немиричу» 2). Немирич, собрав свой отряд вместо того, чтоб идти

против Козаков, пошел через Полесье, а оттуда на Волынь, и близ Збаража соединился

с Хмельницким 3). Вывший в Польше в то время московский гонец Кунаков, называя

его по ошибке Юрием Ермоличем, передавал в Москву носившийся тогда в Польше

слух, что этот пан передал Хмельницкому тайное поручение от королевича Япа

Казимира поддерживать его кандидатуру при выборе короля и обещание удовлетворить

Козаков, если он сделается королем. Кунаков говорил, что пан Юрий, приставши к

Хмельницкому, стал у него «наивысшим писаремъ».

Козаки вступили в Збараж. Этот город был хорошо укреплен, но козаки не нашли в

нем не только воинов, готовых к отпору, но даже ЖИВОЙ души. «Тогда и я, —

признается простодушно современный стихотворец историк,—забрав свои бумажные

ветоши, бежал вслед за другими из Збаража. Что-ж удивительного?.. Ведь и Пиндар

также бежалъ» 4). Только 50 пушек, множество пороха и других запасов взяты были

козаками За недостаткомъ

‘) Rei. Czech. Kron. raiasta. Lw., 298

2)

Annal. Polon. Clim., I, 70.

3)

Pam. о wojn. kozac. za Chmieln., 25.

4)

Woyna dom., I, 36.

') ИИстор. о през. бр. — Летоп. пов. о Мал. Росс., 122.— Кратк. описап. о Мал.

Росс., 10.

230

живых, козаки помстились над мертвыми: разорив костелы, оии выкинули на

поругание остатки прежних панов из родовых могил. Сам Хмельницкий, если верить

польским летописцам, не возбранял им этого, и особенно поругался над телом

конюшего и жены его 1). «И мертвому льву надобно вырвать бороду», говорил он 2).

Выступив из Збаража, Хмельницкий был в недоумении, чтб начать ему и куда идти.

Он созвал раду, на которой как главные представители козачества отличались тогда:

Иван Чорнота, полковник Тыша, опустошитель Польши, полковник переяславский

Лобода, полковник гадячский Вурляй, издавна знаменитый пират на Черном море,

полковник брацлавский Нечай, Калина, Воронченко, Полкожуха, Небаба и другие.

«Что скажет честная рада?—спрашивал предводитель.—Много поживились мы от

врагов наших; пойдем ли в глубь Польши кончать наших недругов, или воротимся в

свою Украину с гостинцами домашним и отдохнем от трудов?»

Все, прежде подачи советов, настаивали, чтоб Хмельницкий принял гетманский

титул. Предводитель отвечал им:

«Не стану именоваться гетманом до тех пор, пока тот, кого изберут королем, сам

пожалует меня этим достоинством; а печать гетманскую и клейноты употреблять

буду».

Когда началась рада, Хмельницкий был того мнения, что лучше всего идти в

Украину, послать на сейм депутатов и дожидаться избрания короля. Тогдашния

обстоятельства внушали ему необходимость пользоваться своими успехами осторожно

и умеренно. Идти в глубину Польши, нанести ей удар в самое сердце—казалось делом

чересчур смелым и небезопасным для козачества по последствиям. Оно неминуемо

повлекло бы за собою вмешательство соседних держав, а Хмельницкий еще не изведал,

как они отнесутся к такому перевороту. Уже он заявлял Москве желание иметь

государем московского самодержца; уже, повидимому, в голове его было намечено то

соединение Украины с московскою Русью, которое последовало чрез шесть лет; уже он

убеждал московского царя вместе с козаками воевать Речь-Поеполитую: но Москва не

дала ему ни малейшей надежды на согласие. Напротив, дружелюбные отношения, в

которых находился тогда, повидимому, московский двор к Польше, скорее вели к тому,

что Москва могла оказать ИИолыпе содействие к укрощению мятежника, тем более

опасного для обеих держав, что он сдружился с крымским ханом. Чтобы ириобресть о

себе доброе мнение царя, Хмельницкий должен был казаться не мятежником и, но

возможности, держаться в пределах законности; он так и повел себя, и пред Москвою

показывал вид, что поднял оружие по самой крайности, единственно за греческую веру

и притом, с позволения короля Владислава, против своевольных панов. Чтоб устоять на

этой законной почве, Хмельницкий должен был приостановить неприязненные

действия на то время, когда в Польше дело шло о выборе нового короля и подождать:

чтб скажет ему будущий государь. Притом же Хмельницкий надеялся, что новый

король, па выбор которого он мог иметь

1)

Рат. о wojn. kozac za Chmieln., 26.

2)

Woyna dom., I, 36.

231

влияние, постарается привязать к себе возрастающую козацкую силу и даст

законную твердость тем требованиям, какие Хмельницкий предъявит; и в этих

соображениях Хмельницкий не хотел идти на Варшаву и опустошать Польшу, которую

должен был почитать своим отечеством; но старшины, а еще более чернь, то-есть

простые козаки, думали не так; в особенности вооружился против предводителя

Чорнота. Всеобщее мнение было таково, чтоб идти на Варшаву и в конец разорить

Польшу. «Пане Хмельницкий, веди на ляхив, ишнчай ляхив!» кричала ожесточенная

толпа х).

Хмельницкий объявил, что поведет их в Польшу. Но он задумал тогда же

обманывать своих Козаков и, утоляя, по возможности, их мщение, не допускать до

вторжения в средину королевства и до больших опустошений. С этою целью он

предложил, что следует наперед очистить всю русскую землю от ляхов, и разослал

своих полковников отрядами на Волынь и в Полесье 2). Такой род войны нравился

козакам. Толпы отправились к Дубну, Кремепцу, Острогу, Луцку разорять костелы,

замки, кончать шляхту и иудеев; а сам Хмельницкий шел ко Львову, под предлогом

преследовать разогнанное войско, покорить своей власти старый русский город и потом

уже идти на Польшу. Независимо от козацкой рады, Хмельницкий окружил себя тогда

шляхтичами, приставшими к козакам; люди более образованные, чем козаки, они,

казалось, лучше могли понимать его. Народ думал, что дело с поляками не должно

кончиться ничем иным, кроме совершенного освобождения Руси от польского

владычества; шляхтичи, хотя и русские, в то время считали возможным, что Русь

может пользоваться независимостью и правами свободной нации не разрывая

окончательно связи с Польшею. Из всех таких советников, кроме Немирича, больше

всех умел убеждать предводителя Иван Выговский, шляхтич русской веры, взятый в

плен при Жовтых Водах. Своею расторопностью, красноречием и здравым умом он

приобрел доверенность Хмельницкого, и его советам в особенности приписывают

поляки ту нерешимость Хмельницкого, которая спасла на этот раз их нацию 3).

Проходя через Броды, Хмельницкий оставил там часть Козаков для осады замка,

очень крепкого, которого никак не могли одолеть, а сам, приблюкаясь ко Львову, послал

вперед с небольшим отрядом Головацкого, шляхтича, вручив ему письмо на имя

городского магистрата.

«Прихолсу к вам,—писал Хмельницкий, — как освободитель русского народа;

прихожу к столичному городу земли червонорусской избавить вас из ляшской неволи;

прихожу по вашему желанию, потому что многие из ваших мещан приглашали меня. У

меня 200.000 войска, кроме многочисленной орды; но это войско идет не на вас, а на

поляков. Поэтому вы лучше всего сделаете, если соединитесь с единоверными вам

козаками и выдадите панов, разбежавшихся из-под Пилявы. Мы утвердим взаимную

нашу любовь взаимными клятвами. Если же пренебрежете нашею приязнью, то

наживете себе беду» 4).

') Истор. о през. бр.—Annal. Polon. Clim., 81.—Histor. pan. Jau. Kaz., 23. a) Истор. о

през. бр.—Woyna dom., I, 36.

3)

Истор. о през. бр.—Histor. panow. Jan. Kaz., I, 23.—Annal. Polon. Clim., I, 81.—

Pam. do pan. Zygm. III, Wlad. IV i Jan. Kaz., II, 29.