Богдан Хмельницкий

цезарь пришлет нам помощь. Пана Вишневецкого мы достанем, хоть бы он в Гданск

ушел: он виною тому, что переговоры не состоялись. Мы дойдем до Вислы, наготовим

чаек и приплывем в Варшаву, а то и далее, если нас не удовлетворятъ». Но тут

воротился Хмельницкий, с ним Тугай-бей, Калга-султан и Пин-ага. Все старшины и

полковники были налицо, каждый с позлащенным перначем — знаком достоинства.

Хмельницкий изложил просьбы города. Тугай-бей, которого усадили на почетное

место, поглядел на депутатов грозно и сказал: «вы молодцов-козаков обидели: хоть бы

вы в землю закопались,—и там я вас найду!» Он начал бранить поляков, особенно

Сепявского, который, будучи отпущен на честное слово, не заплатил окупа. Татары

непременно требовали со Львова окупа. Хмельницкий ссылался на них и представлял

депутатам, что ему невозможно сделать уступки, потому что нужно спровадить татар и

заплатить им, — иначе они будут делать опустошения *). Депутаты должны были с

покорностью согласиться на все требования победителей.

Хмельницкий отправил в город за деньгами Петра Головацкого, а Тугайбей—

татарина Пин-агу; готовой монеты набралось только на 16.000 злотых. Этого было

слишком мало, и Львов откупался разными товарами и вещами; костелы и монастыри

приносили свои украшения и сокровища; мещапе выкладывали из лавок штуки

богатых материй, полотна; жиды, со вздохом, сносили серебро, золото, разные

драгоценности, приобретенные лихвою от убогих христиан; бедные посполитые

принуждены были выносить последнее полотно или серебряную вещицу из скромного

домика 2). Возами отправляли сокровища в стан победителей, где Тугай-бей прилежно

все это оценивал и взвешивал, иногда вскрикивая на привозивших 8). Этим не

ограничился окуп. Город подарил самому Хмельницкому богатых одежд и сбруй на

20.000 злотых; все полковники, войсковые асаулы, судьи, писаря, козацкие атаманы

получили в подарок по нескольку сот талеров и разных вещей: кто воротился с

позолоченною саблею, кто с богато оправленным буздыханом. По замечанию очевидца,

Кривонос показал себя особенно корыстолюбивым. «Я столько же сделал, как и пан

Хмельницкий, — говорил он, — да еслиб захотел, то натворил бы во Львове страха и

беспорядка; за то нельзя меня считать какимнибудь простаком; я не хуже других:

других обдарили и мне дайте какуюнибудь сотню-другую червонных злотых!» Этот

отважный козак получил тогда тысяч на пять разных подарков. Вдобавок, мещапе

должны были, но русскому обычаю, угощать на мировую Козаков и выкатить

полубочки и бочепки разных водок, вин, меду, малвазии. «Негодные холопы,—говорит

очевидец,—

’) Рук. И. II. Б. разнояз. F. № 5.

2)

Rei. Czech. Кг. m. Lw., 306.

3)

Rei. Grozw. Кг. m. Lw., 317,

240

пастухи, пригодные только к плугу, пьянствовали и обжирались посреди города, а

потом уносили с собою в свой стан съестное» ‘).

Для спокойствия граждан Хмельницкий оставил в городе двоюродного брата

своего, Захария Хмельницкого, с десятью козаками; у них был универсал, подписанный

рукою гетмана; этот универсал должен был останавливать Козаков, еслиб какая-нибудь

толпа наездников вздумала еще раз беспокоить Львов. Тогда лсители начали роптать и

обвиняли своих депутатов, что они у Хмельницкого более хлопотали о себе, чем об

общих делах. Ожесточение против них дошло до того, что их чуть было не убили, но

их оборонил Артишевский.

23-го октября султан Калга со своею ордою отступил к Каменцу. На другой день,

24-го октября, козаки дали на прощанье залп из пушек, п страшное войско отступило.

Поляки считали особенным чудом неба свое избавление за деньги 2). Только

бернардины ие хотели участвовать в платеже, говорили, что они оружием охранили

монастырь, и гордо указывали на кучу трупов около своей обители 3).

После того козаки уже не беспокоили Львова. Мимо города проходили козацкие

отряды Хмельницкого и не делали опустошений, потому что Хмельницкий строго

запретил им это. «О, если бы у нас в коронном войске была такая дисциплина!»

говорили тогда поляки. Зато и Козаков не трогали по дорогам. Сын Хмельницкого, в

сопровождении небольшего отряда, провез мимо Львова несколько десятков возов,

нагруженных добычею; пикто на него не нападал.

Отступив от Львова, Хмельницкий еще раз хотел-было отложить неприязненные

действия и дожидаться окончания сейма, но козаки, возбуждаемые преимущественно

Чорнотою, подняли ропот и кричали: «Пане гетмане, веди иа Польщу!»

Замосгье, теперь сильнейшая крепость в Царстве Польском, принадлежало тогда

фамилии Замойских, от которой и получило название, и уже в то время было сильною

защитою королевству, как по своему неприступному положению, так и но

искусственным укреплениям; с юга защищал его огромный пруд, с севера и запада—

непроходимые болота, а с востока—ров, чрезвычайно широкий и глубокий,

наполненный водою; над ним возвышалась огромная стена. Поперек всей стены

проведен был толстый выступ, препятствовавший приставлять лестницы; семь круглых

башен защищали стену, а между башнями и самою стеною поставлены были пушки так

искусно, что издали нельзя было приметить. В стене были сделаны отверстия для

стрельбы в разных местах. Сама стена была так толсто наполнена землею, что наверху

её могла свободпо оборачиваться* карета в шесть лошадей. Иеремия Вишневецкий

собрал туда 10.600 человек, в числе которых было 1.500 пехоты собственной команды

коменданта Вайера, славившагося тогда знанием военного дела. Кроме того, в Замостье

было четыре тысячи шляхты бельзского воеводства, шляхтичи воеводств холмского и

волынского, составлявшие резерв, восемьсот человек постоянной стражи и до тысячи

человек мещан, взявших оружие; были там люди раз-

') Rei. Czech. Кг. m. илѵ., 307. -) Rei. Grozw. Кг. m. Lw., 317. 3) Kp. истор. о бунт. Хм.,

10.

241

ных наций: армяне, шотландцы, немцы; слуги, хоть и годные к бою, не считались и

числе военных людей. Пороха было довольно; пушек, за исключением поставленных

на местах, оставалось еще большое количество в резерве, а ружей было так много, что,

но уверению современника, на каждое окно приходилось но пяти; притом у многих

дворян они были трехствольные. В случае долговременной осады, крепость и город не

боялись голода: каждый житель обязан был запастись припасами для себя и для

поставленного у него на квартире жолиера на полгода, а кто не мог этого сделать, тот

был высылаем из города; таким образом, в Замостье не было и многолюдства,

пагубного но время облозкения. Оставшиеся в Замостье написали на сейм, что не

могут прибыть в Варшаву но той причине, что долзкны защищать важный пункт в

королевстве. Главным начальником собственно города был Владислав Мышковский,

староста гродецкий. Все эти распоряжения были сделаны Вишневецким, которого

паны и зколнеры избрали предводителем; он сделал все нужное для защиты крепости и

доставил части иилявского ополчения случай стереть с себя стыд бегства. Сам князь

уехал в Варшаву с 400 человек.

Паны, собравшиеся тогда в Замостье, ненавидели королевича Яна Казимира,

которого Хмельницкий хотел видеть королем, и послали на сейм извещение, что если

будет идти дело об избрании кого-нибудь из братьев покойного Владислава, то они

дают голос в пользу старшего брата Карла. Хмельницкий, быть, мозкет, узнал об этом и

решился дерзкать крепость в осаде, чтоб застращать противников и, если нужно, силою

орузкия доставить престол Яну Казимиру, стороны которого дерзкался и канцлер

Оссолинский. Хмельницкий, приближаясь к Замостыо, имел, по сказанию поляков, до

80.000 войска, хотя это число ни в каком случае . нельзя принимать за достоверное, тем