Дети Балтии-2. Сатурново Дитя(СИ)

...Заехав в Штаб третьей бригады, Бенкендорф поделился этой новостью с Юргисом, что-то ожесточенно писавшим, и с Лёвенштерном, похудевшим так, что, как выражался Иоганн фон Ливен, "скоро светиться начнёт".

Лёвенштерн получал известия - одно хуже другого. Вальдемар был опасно болен; за него писала Натали. Ей приходилось очень тяжело. Кузина снилась Жанно каждую ночь. Аппетит у него пропал - "зато еду, которая здесь на вес золота, не перевожу" - грустно шутил он. В стычке под Липштадтом он вёл два эскадрона драгунского полка, которым командовал генерал-майор Антреп. Генерала убило наповал ядром. Жанно бросился за ним, под те же пули - но не погиб.

- Не надо так, - сказал ему после боя Иоганн фон Ливен, потрясённый гибелью своего хорошего знакомого.

- Как "так"? - его тёзка отбрасывал в сторону окровавленную саблю, расстёгивая заляпанный чужой кровью ментик.

- Пули искать. Русские говорят: "Пуля виноватого найдет", - заметил граф, нервно раскуривая трубку.

- А я не могу больше, - равнодушно произнес Лёвенштерн. - Сил нет.

- Посмотрите на меня, - твердо сказал Ливен. - Я потерял вашу сестру, которую нежно любил, но не веду себя как самоубийца.

Жанно не стал объяснять, почему всё так. Лишь улыбнулся печально.

...Когда он в следующий раз встретился с Алексом, они, поговорив о сражении и о невеселых делах в армии, перевели разговор на другое.

- Недавно я наткнулся на вундеркинда. Вроде Моцарта, только в области стрельбы, - заговорил Лёвенштерн. - Он владеет оружием, как Господь Бог, хоть мальчишке всего четырнадцать. И помнит все гербы остзейского дворянства наперечет. Называешь ему фамилию - он тебе выдает и подробное описание, и девиз - что твой герольд. Хочешь увидеть это чудо?

- Давай, - равнодушно откликнулся Бенкендорф.

...Леон Дубельт на всю жизнь запомнил этого высокого худощавого поручика, рыжеватого, с жестоко обветренным лицом и зелёными глазами, ещё не зная, что через два десятка лет им суждено будет встретиться при совершенно иных обстоятельствах.

- Привет... как вас, Леон? - проговорил он. - Мне сказали, что вы разбираетесь в гербах.

Юноша кивнул. На его остром смышлёном лице отразилось выражение заинтересованности.

- Я вас сейчас проверю, - продолжил Алекс, предусмотрительно снявший с пальца кольцо-печатку со своей родовой эмблемой. - Я фон Бенкендорф. Каков герб и девиз моего семейства?

- Золоте поле, посреди - синяя полоса, в полосе - три красных розы, располагаемых вертикально, - отвечал Леон. - Девиз Perseverance ("Настойчивость").

- Как переводится? - глянул на него Лёвенштерн.

- Настойчивость, - не моргнув глазом, отвечал отрок.

- Или Постоянство, - дополнил сам владелец описанного герба. - А у вас, юноша, каков герб?

- У меня его нет. Я бастард - проговорил он. - Точнее, я родился вне брака отца с матерью.

- Какое совпадение. Я тоже считаюсь бастардом, - усмехнулся Лёвенштерн. - Кем была ваша мать? Низкорожденной? Какой-нибудь латышкой?

- Оставь это, - шепнул Алекс, заметив, что юноша потемнел лицом в гневе.

- Принцессой Марией Медина-Челли, - глухо отвечал Леон, не глядя на своего старшего товарища.

Алекс аж присвистнул от таких известий. Лёвенштерн же недоверчиво посмотрел на Дубельта, пытаясь выявить в нём отличительные черты высшей аристократии. Не нашел - перед ним был просто щуплый остроносый мальчик, чем-то похожий на лисёнка и ничем не напоминающий принца крови.

- Не обманывайте, - грубовато проговорил Жанно. - Чем докажете?

- Я никогда не вру. Вот, - он вытащил из-под рубахи нательный крест, вырезанный из слоновой кости. Очень тонкая работа, золотое напыление на распятье с фигурой страдающего Христа, и на обратной стороне - латинская надпись, выполненная полуарабской вязью. Милая семейная реликвия. Лёвенштерн почувствовал некую тоску и зависть - от матери ему не осталось ничего. Ни кольца, которое можно было бы носить вместе с крестом на цепочке, ни миниатюрного портрета - только смутные воспоминания о красивой и доброй женщине.

- Ваша мать жива? - тихо спросил Жанно.

- Умерла в прошлом году, - Леон отвернулся, всем видом своим показывая, что распространяться о деталях смерти матери и о своем семействе он не намерен. Проговорил только, указывая на распятье:

- Пятнадцатый век. Кастилия.

- Вы только не хвастайтесь этим перед вашим генералом, - посоветовал Бенкендорф, почувствовавший себя весьма неловко, лицезрея столь чувствительную сцену, - Ливенов трясёт от всего, что связано с католичеством. Если он узнает, что вы папист...

- Я православный, - не глядя на него, отвечал Дубельт.

Алекс и Жанно в изумлении переглянулись. Леон вышел из палатки.

- Как там Воронцов? - спросил Лёвенштерн, не собираясь обсуждать мальчика.

- Скоро будет бегать, - пожал плечами Алекс. - Правда, с ним рядом шесть тифозных лежат, как бы не заразился.

- Насколько я помню, он болел, - сказал Жанно. - Что говорят в Штабе?

- Никто ничего не знает, - Алекс устало присел на пол, скрестив длинные ноги по-турецки. - Как мне всё это осточертело! Зачистки. Мародёры. Вся эта грязь. Холодрыга. И мне не к кому и не к чему возвращаться отсюда.

- Да и мне тоже, - Лёвенштерн поискал взглядом курительные принадлежности, нашёл трубку, в которой оставалось еще чуточку табака, зажег ее, затянулся.

- Что ты будешь делать, если переживешь войну? - спросил его кузен.

- Я? Съезжу в Тоскану. Или подамся в Париж. Доучусь в иcole Medicale, начну практиковать, - Жанно говорил это без всякого выражения и эмоций - будущее его не заботило, он не видел его перед собой.

- Издеваешься? - Алекс серьезно посмотрел на друга. - Ты же дворянин. Ты должен служить.

Лёвенштерн взорвался:

- Я никому ничего не должен. Никто никому ничего не должен. Запомни.

- Если так, то почему ты здесь? - не растерялся Алекс, задав вопрос тоном беззаботным и надменно-насмешливым. - Ты же исполняешь свой долг.

Лёвенштерн промолчал. Он и сам не знал, что ему делать с его треклятой жизнью. Не мог сказать, к чему война, к чему мысли об отъезде в Италию или о поступлении в Медицинскую школу.

- А что ты сделаешь, если выйдешь из этого ледяного ада невредим? - спросил, в свою очередь, Жанно, уже почти ненавидя своего высокомерного кузена, всегда рассматривавшего этот мир как место, принадлежавшее исключительно ему по некоему праву, всегда уверенного в своём счастье и своей "звезде". - Кажется, Ливен тебе пообещал нечто невероятное?

- Ничего особенного, - скептически произнес Алекс. - Он воспринимает мою поддержку как должное. И мне всё равно. Даже если бы он и посулил мне все блага мира сего, ничего этого не будет.

- Вот как? - деланно равнодушным тоном проговорил Жанно. - И почему же ты так в этом уверен?

- Меня убьют. Его отправят в отставку. Вместе с Будбергом и всеми прочими. Вот и сказке конец, - Алекс сладко потянулся. - Зачем тебе Тоскана? Ведь ты же купил дом в Риге? И барышня Лилиенфельд ждёт тебя из похода живым.

- Никто меня не ждёт, - печально возразил Жанно. - Впереди, если честно, я вижу только смерть.

Алекс возвращался к себе в удрученном состоянии духа. В доме, занимаемым им, правда, его встретила развеселая компания из спасшегося чудом Арсеньева, Льва и вполне живого и здорового Воронцова. Все мысли о смерти у него улетучились.

Начинался февраль 1807 года. Пруссия увязла в войне навсегда - как тогда казалось. Буквально через несколько дней армиям французов, русских и пруссаков довелось встретиться в одном из самых кровопролитных сражений современности.

5 февраля по новому календарю на окраинах городка Эйлау разразилась бойня, достойная скандинавских кровавых саг. Битва, которую назовут "новым Рагнарёком".

Из офицеров третьей бригады никто в эту ночь не думал спать. Все обсуждали диспозицию и план действий на грядущий день. Бригген исчеркал стрелками и знаками всю карту местности. Ливен говорил, не глядя на него: