Дети Балтии-2. Сатурново Дитя(СИ)

- Он знает, что ты больна? - спросила Анжелика.

- Я пока ему не говорила. Думаю, догадывается.

- Как ты собираешься мстить?

- Возьму трёх человек, ружьё - а стрелять я умею, мой второй муж научил - и поеду в Зентен. Там глухое место, леса и болота. Я убью всех - волка, волчицу и волчат, - Марианна посмотрела на Анжелику серьёзным, тяжёлым взглядом.

- Детей оставь. Возьми в заложники, - предложила княжна.

- Хорошая мысль, - усмехнулась Марианна.

- Удачи тебе, - Анж с грустью посмотрела на неё. - Я уважаю твоё решение. Не ожидала от тебя такой мужественности.

- Не суди человека по той маске, которую он надевает для света, - произнесла её кузина, печально улыбнувшись.

Они обнялись перед тем, как попрощаться. Почему-то Анж не могла отделаться от чувства, что видит подругу в последний раз. Так и оказалось.

***

Князь Волконский подъехал к особняку князей Чарторыйских в Вильне примерно в то же время, как адресатка послания, которое он должен был передать от государя. Анжелика как раз возвращалась из костёла, куда вместе с княгиней Изабеллой ездила на Мессу.

Она заметила высокую, плотно сложенную фигуру вестника, одетого в чёрную шинель с бобровым воротником, и узнала его немедленно.

Медленно выходя из кареты, она окликнула его:

- Князь Пётр! Вы приехали меня убивать? Почему вы, а не граф Ливен?

Волконский молча протянул ей письмо. Лицо его имело застывшее, воистину "каменное" выражение - сразу становилось ясно, почему он получил своё светское прозвище.

Анж вскрыла конверт. Пани Изабелла тоже вышла из кареты, коротко кивнула вестнику и посмотрела через плечо внучки.

- "Расстояние, которое нас разделяет, пугает меня. Я грежу о том, чтобы его сократить. Хочу видеть вас при Дворе, дышать вами одной. Я озолочу вас, Анжелика. Я освобожу Варшаву от французов и сделаю вашего дядю Адама королем Польши. Я сделаю всё, что попросите вы и ваша семья. Сообщите с подателем сего ваш решительный ответ - согласны ли вы быть со мной или нет? Преданный вам Александр", - прочла княжна вслух.

Потом она скомкала письмо в руке. Волконский не сводил с неё глаз.

- Я еду, - ответила она тихо, встречаясь с ним взглядом.

Её бабушка промолчала. Княгиня сама когда-то оказалась в похожей ситуации и понимала - это последний шанс исправить положение и добиться своих целей.

...Этим же вечером Анжелика уехала с князем.

А её дядя знал: для Анж предначертан путь Эсфири. Он как раз читал этот эпизод из Писания. Он сам представал благородным евреем Мордехаем, император Александр - царем Артаксерксом, а проклятый граф Ливен - подлым Амоном, желающим погубить весь польский народ. Кто знает, не грозит ли сему Амону нашего времени роковой пир?

Анна Войцеховская зашла к нему, бледная, вся в чёрном.

- Это действительно было нужно? - прошептала она. - Ты так легко её отпустил.

- Послушай, - отвечал он, зачитывая вслух строки из Ветхого завета. - "И рассказал ему Мордехай обо всём, что с ним случилось, и об определённом числе серебра, которое обещал Амон отвесить в казну царскую за Иудеев, чтобы истребить их; и вручил ему слепок с указа, обнародованного в Сузах, об истреблении их, чтобы показать Эсфири и дать ей знать обо всём; притом наказывал ей, чтобы она пошла к царю и молила его о помиловании и просила за народ свой", - последнее словосочетание он выделил интонацией.

Анна только вздохнула.

- Стыдно играть чувствами детей, - упрекающе произнесла она, скорбно поджав губы.

- Наши дети освободят Польшу, - откликнулся Адам, читая далее и думая, что ему надо было не масонством бессмысленным пробавляться, а поступать в университет, на богословский, а потом в семинарию - но его бы все на смех подняли в любом случае. Интерес к религии - признак надвигающейся старости, достижения "середины жизни" - десять лет назад он и Нового завета не читал.

- Дай мне, - протянула руку его сестра. Она продолжила:

- "И сказал Мордехай в ответ Эсфири: не думай, что ты одна спасёшься в доме царском из всех Иудеев. Если ты промолчишь в это время, то свобода и избавление придёт для Иудеев из другого места, а ты и дом отца твоего погибнете. И кто знает, не для такого ли времени ты и достигла достоинства царского? И сказала Эсфирь в ответ Мордехаю: пойди, собери всех Иудеев, находящихся в Сузах, и поститесь ради меня, и не ешьте и не пейте три дня, ни днём, ни ночью, и я со служанками моими буду также поститься и потом пойду к царю, хотя это против закона, и если погибнуть - погибну. И пошел Мордехай, и сделал, как приказала ему Эсфирь".

- Никогда не думала, что мы ныне - как иудеи, - задумчиво произнесла княгиня Анна. - Может быть, мы тоже богоизбранны?

- Кто знает, может быть, и среди нас, поляков, появится свой Мессия. Но мы его не признаем, побьем камнями и казним за измену и кощунство, - вздохнул князь Адам.

- Так что же нам делать далее? - спросила его сестра.

- Там же сказано - не есть и не пить три дня, ни днём, ни ночью, - сказал он. - Терпеть и молиться.

- "Если погибнуть - погибну", - повторила Анна. - Я уеду. Моё время сочтено.

- Ты точно знаешь?.. - шепнул он.

- Точнее некуда, - усмехнулась она. - Но не беспокойся - я не стану умирать на ваших глазах. Я уеду в Италию. Там и окончу свои дни.

- А операция тебя не спасёт?

- Не думаю, - Анна была вновь такой, какой он помнил её много лет назад - смелой, чуть ироничной, чуть дерзкой. Такое ощущение, что все эти годы, все эти двенадцать лет она ждала смерти своей, чтобы вновь обрести самое себя. И дождалась.

- Когда поедешь? - спросил Адам.

- В самом скором времени.

...Этим же вечером княгиня Войцеховская обрядилась в своё свадебное платье, выпила ударную дозу найденного у матери опия и легла в постель. Обнаружили её на следующее утро. Хоронили не как самоубийцу - Изабелла сказала, что "она имела право на смерть". Анжелика узнала о кончине матери позже.

***

Спутник Анж напоминал молчаливую каменную статую, но девушка по каким-то признакам догадалась - несмотря ни на что, Волконский умудрился влюбиться в неё без памяти. Всю дорогу, вплоть до Митавы, они молчали. Даже служанки, которых Анжелика взяла с собой, не решались предаваться болтовне, ловя суровый взгляд своей госпожи.

Князь Пётр не говорил с Анжеликой по самой простой причине - был молчалив от природы. Присутствие этой "пленницы", "заложницы", родственницы трижды проклятого Адама Чарторыйского жгло его душу, заставляя испытывать безумную боль. Все что было "до", исчезло. Остались лишь эти ярко-синие глаза, непослушная прядь, спадающая на лоб, тёмные пухловатые губы и смутное ощущение тревоги, преследующее его.

Остановились они на постоялом дворе близ Митавы. Метель била в окна. Хозяин подал им ужин. Анж не притронулась к еде и сидела, отвернувшись, почти не глядя на князя. Тот тоже не испытывал аппетита. Он холодно размышлял над тайным смыслом всего происходящего. Но не мог понять его здесь и сейчас.

Волконский вспомнил, что перед отъездом графиня Ливен, высокая, тощая и очень любопытная жена его непосредственного начальника и друга, всё допытывалась, в чем заключается его поручение, но разговор сбился на другую тему, и та знала всё лишь в общих чертах. Однако складывалось такое впечатление, что этих общих черт графине явно не хватало. Волконский втайне не любил эту даму и иногда считал, что зря Ливен женился на ней. Сам он был женат на собственной кузине, которую знал с детства, считал, что лучше женщины для него судьба не приготовила, и никогда не изменял Софи. Но вот эта странная полька, злая и причудливая, пленница и ведьма, кажется, заставляет его забыть о жене. И ощущение того, что это редкое сокровище теперь в его власти, только усиливало греховные и не вполне чистые чувства. Но кто такая эта Анжелика? В её синих, ярких глазах - загадка, на бледном лице бродят тени.