Солдатами не рождаются (Живые и мертвые, Книга 2)

- Обратитесь к заместителю командира дивизии, - сказал майор и недовольно повел тяжелой головой в сторону сидевшего в углу землянки гололобого полкового комиссара в очках.

Синцов, исправляя ошибку, попросил у того разрешения обратиться к командиру полка. Гололобый кивнул и, пока Синцов докладывал и предъявлял документы, подавшись вперед, внимательно смотрел на нового комбата.

Кроме этих двоих в землянке вокруг стола, впритык друг к другу, сидели еще три офицера: два молодых майора в шинелях, с артиллерийскими петлицами и третий, круглый, в полушубке, с большим артиллерийским биноклем на шее.

Когда Туманян, посмотрев документы Синцова, хмуро сказал, чтоб садился, крайний из артиллеристов, тоненький майор, тесня боком соседа, подвинулся, очистив Синцову краешек огибавшего стол накрытого соломой земляного выступа. Синцов сел.

- Бережной, - сказал гололобый и, раздвинув соседей, выпростав широкие плечи, потянулся короткой, толстой рукой. - Рад новому комбату. - Он стиснул руку Синцова и, еще раз раздвинув артиллеристов плечами, всунулся обратно. - Начальник штаба дивизии, - он кивнул на телефон, как будто телефон и был самим начальником штаба, - сказал, что вы старый сталинградец. Так?

- Так, - сказал Синцов.

- Тем более рад, - сказал Бережной. - И командир полка рад, только не имеет привычки показывать. А это наши боги войны, - поведя головой налево и направо, сказал он об артиллеристах. - Собственные, приданные и поддерживающие. В Сталинграде часто их у себя видели?

- С утра до вечера, - сказал Синцов. - Без них бы не жили.

- А где у вас огневые были? - спросил артиллерист в полушубке.

- Все огневые за Волгой, - сказал Синцов.

Еще в госпитале, слушая расспросы разных, в том числе, казалось бы, сведущих людей, он понял, что все же издали они плохо представляли себе действительное положение в Сталинграде, при котором уже в октябре нечего было и думать тащить через Волгу артиллерию на те узкие клочки берега, что еще оставались в наших руках.

- А связь? Телефонная?

- Телефонная.

- Не замыкало кабель под водой?

- Замыкало, - сказал Синцов. - Ракетами дублировали.

Пока шел этот разговор, Туманян, не обращая на него внимания, занимался своим делом. Позвонил по телефону, вызвал "двойку", потребовал какого-то Ильина и, узнав, что тот спит, приказал разбудить.

- Сюда вызвать хочешь? - спросил Бережной.

Туманян молча кивнул, подождал и сказал в трубку:

- Ильин, батальон можете оставить?.. Так. Понятно. Тогда через тридцать минут явитесь ко мне. А прежде чем уйти, вызовите к себе командиров рот... - Он оторвался от трубки и посмотрел на часы. - На двадцать два сорок.

Туманян положил трубку, и Синцов тоже посмотрел на часы. Двадцать два сорок - через час. Этот Ильин исполняет обязанности командира батальона, потому и придет сюда. А когда они вдвоем вернутся в батальон, командиры рот уже будут собраны для первого знакомства.

Командир полка, видимо, не любил терять времени, да и обстановка не позволяла.

- С вашего разрешения, товарищ полковой комиссар, мы пойдем, - сказал тоненький артиллерийский майор, вытаскиваясь из-за стола.

Синцов встал и освободил проход.

- А чего пойдете, сидите, - сказал Бережной. - Вы боги, от вас секретов нет.

- Зайдем к начальнику штаба, еще раз кое-что уточним, - сказал тоненький майор.

Второй артиллерист тоже вылез из-за стола. Поднялся в круглый в полушубке.

- Разрешите отбыть, - сказал он, не входя в объяснение причин. И, протискиваясь мимо Синцова, добавил: - С вами неплохо бы до утра увидеться; мой НП недалеко от вашего.

Проводив глазами артиллеристов, Туманян развернул карту и начал не с вопросов к Синцову, а прямо с обстановки на фронте полка, с противника.

"Кто его знает, - подумал Синцов, - может, считает вопросы излишними. Кого бог и начальство дали в комбаты в ночь перед наступлением, с тем и воевать".

Смены частей немцы не производили, взятые накануне пленные показали, что перед фронтом полка прежний противник - части 14-й пехотной дивизии немцев. Полоса обороны состоит из трех позиций - по нескольку траншей каждая. Сидят уже три недели и хорошо укрепились.

- Да им это и особых трудов не стоило, - сказал Бережной, оторвавшись от вынутых из полевой сумки бумаг. - На одном из наших же сталинградских обводов сидят. Сидят, сволочи, в блиндажах и окопах полного профиля, вырытых сталинградскими трудящимися. Не то что мы - долбим теперь землю, как кость; пока голову и задницу спрячешь, семь потов спустишь!

Передний край батальона тоже не изменялся уже три недели, за исключением высотки на правом фланге, взятой неделю назад.

- Когда первый раз неудачно брали, - снова оторвался от бумаг Бережной, - командир батальона, до Поливанова был, Тараховский, погиб на ней по-дурацки.

- Не его вина была, товарищ полковой комиссар, - сухо сказал Туманян, и в его сдержанном голосе была обида за неизвестного Синцову, по-дурацки погибшего там, на высотке, командира батальона.

- А я не говорю, что его вина...

- Теперь наши силы... - Туманян памятливо, не заглядывая в лежавший перед ним блокнот, перечислил все, что имелось в батальоне и поступало под команду Синцова. - В стрелковых ротах по шестьдесят пять - семьдесят человек, ручных пулеметов комплект, в пулеметной роте одиннадцать станковых, в минометной - девять минометов. После общей артподготовки продвижение батальона будет поддерживать огнем тот самый майор в полушубке, который недавно ушел, командир приданного артполка.

Синцов прибавил к записям в своей полевой книжке еще одну: "Майор Голубев".

Задача дня состояла в том, чтобы занять на своем участке первую и вторую позиции немецкой обороны на глубину четыре с половиной километра. Занять и закрепиться, имея в виду в дальнейшем наступать на третью.

Туманян показал по карте:

- Сюда.

- А силенок хватит, так и завтра вскочим туда прямо с ходу, - сказал Бережной.

Туманян не возразил, только сделал чуть заметную паузу и повторил:

- Занять первую и вторую позиции. Понятно? - подчеркивая этим, что на ближайший день никакая иная задача перед полком не поставлена и он, командир полка, не ставит ее и перед батальоном. А заранее уверять друг друга в своем желании сделать сверх ожиданий - лишнее.

Скосив глаза на Бережного, Синцов заметил, как тот еле заметно усмехнулся, и подумал о нем: "Все же умный, пилюлю проглотил, а в бутылку не полез".

- Задача дня ясна? - спросил Туманян, все еще не отрывая карандаша от карты и упираясь глазами в лицо Синцову.

- Ясна, - ответил Синцов, чувствуя под его напряженным взглядом, как дорого бы дал сейчас командир полка за то, чтобы чудом знать наперед цену своему новому комбату.

Хотелось успокоить его: зря об меня глаза ломаешь. Все, что смогу, сделаю. И жалко, что нельзя тебе этого сказать.

- Теперь об исполнителях, - сказал Туманян и, оторвав от карты карандаш, кратко охарактеризовал командиров рот. О четырех сказал, что они на своем месте, о пятом - командире пулеметной роты - отозвался холодно: пулеметы знает хорошо, но способен на ложь; был случай, когда доложил, что пулеметы заправлены незамерзающей жидкостью, а на поверку выяснилось - не заправил.

- Имейте это в виду...

- Вообще имей в виду, - сказал Бережной Синцову, - командир полка вранья не любит. Что-нибудь другое простит, а это - нет.

- Врать не привык, - сказал Синцов.

- Тем лучше, - сказал Бережной.

Туманян ничего не сказал, только еще раз долго, внимательно посмотрел в лицо, и по глазам его было видно, как мало значения придает он словам.

- Адъютант батальона, лейтенант Рыбочкин, - сказал Туманян, опустив глаза и тщательно выковыривая что-то, непонятно даже что, чистейшим ногтем из-под другого чистейшего ногтя на чистых, как у хирурга, добела вымытых пальцах, - прибыл из училища, по службе исправен, но в боях еще не был. На начальника штаба Ильина можете опереться полностью, во всем, всегда, в любой обстановке.