Дети Балтии-2. Сатурново Дитя(СИ)

Граф посмотрел на часы. Ещё рано. У него есть время. Залез под одеяло и обнял принцессу, чувствуя все изгибы её великолепного тела. Странно; всё в ней ему нравилось, хоть Екатерина никогда не считалась эталонной красавицей, и он о ней так никогда и не думал. Но какая у неё соблазнительная задница... Какая тонкая талия... Какая грудь... И волосы, длинные, волнистые, пышные, доходящие почти до сосков. Кристоф ценил в женщинах красивые волосы, и, откидывая их назад, целуя её в шею, видя её сонную улыбку, говорил себе: "Последний раз... Самый последний - и всё". Почувствовав сквозь дремоту его желание, девушка обхватила его бёдра длинными ногами, крепко прижалась к нему, впуская его в себя, поддаваясь ритму его движений, и быстро, быстрее него, придя к кульминации. Потом они привели друг друга в порядок, и он, уходя одеваться, прошептал: "Выйдете черным ходом. А мне пора..." Кристоф снова ничего не сказал, ни в чём не признался. Ливен понимал только одно - что заболел тем недугом, которым надо было переболеть лет десять тому назад; он влюблён и становится ужасно сентиментальным, как карикатурный немчик, как этот долбаный юный Вертер. Циником граф не был никогда, но над чрезмерно чувствительными людьми подсмеивался, особенно когда замечал эту чувствительность в ком-то одного с ним пола - женщинам это ещё можно простить. Сейчас и он, проведя ночь с той, о которой мечтал, готов был даже стихи писать, чем отродясь не занимался. Придя на Захарьевскую, он закрылся у себя в кабинете на час и весь этот час писал самое длинное в своей жизни письмо, предназначенное для глаз его младшего брата.

В этот же день средний граф фон Ливен поехал в Павловск, примирился с женой. Они вскоре вновь переехали в Петербург. 17 октября Дотти родила третьего сына, крещённого Константином, похожего на неё как две капли воды. Его крестной матерью стала Екатерина Павловна. В конце церемонии великая княжна сняла с запястья золотой браслет и надела на ручку "третьему принцу Ливонскому", как она насмешливо называла про себя этого младенца.

После крестин она взяла за руку бледную, исхудавшую мать своего крестника и прошептала: "В случае чего не бойтесь. Вы под защитой", и подумала, что эта умная, смелая, сильная женщина заслуживает участи куда лучшей, чем участи "остзейской жены"; ныне она казалась сломленной, раздавленной, приунывшей. "Я ко всему готова, Ваше Высочество", - ответила так же шепотом Дотти. - "У меня на столе - карта Европы; моя служанка зашивает в свой корсаж золото, а нянька держит на готове собранные вещи моих малышей. Под матрасом моей кровати - целый арсенал. И самое странное - мне до сих пор не страшно". Като молча обняла её. "Вы правы в том, что не боитесь", - сказала она.

Потом Екатерина задумалась, как бы поступила на месте Доротеи. Нет, она бы не бежала за границу. Разве что детей бы туда отправила. Впрочем, в покровителях у Дотти недостатка нет. Её возьмёт под своё крыло maman; небось, ещё подыщет ей нового мужа после гибели первого. Графиня молода, да и весьма богата. Но, кажется, Дотти тоже хочет власти. Ещё больше, чем её муж, от власти, как сам признался ей, несколько уставший.

Краков, октябрь 1807 года.

В Кракове стояла мокрая и туманная погода. Анж последнее время мучилась головными болями такой силы, которых отродясь не испытывала. Она грешным делом думала уже написать завещание - кто знает, как закончатся эти роды? Вечером она лежала на кушетке в неудобной позе на спине. Живот у неё какой-то неприлично большой; а если она родит близнецов? "Радости-то царю сколько", - усмехнулась она при этой мысли. - "Как они говорят: "Не было ни гроша, а тут алтын"? А ведь такое может произойти, говорят, что склонность к рождению близнецов передаётся в роду".

- Князь Чарторыйский к вам, Ваше Сиятельство, - доложили ей.

- Адам, - прошептала она, а вслух приказала просить.

Он приехал. Когда он подошёл поближе, Анж заметила серебристые пряди в его отросших волосах. Чёрный цвет сюртука только подчеркивал желтоватую бледность его лица.

- Боже мой, - проговорил он, глядя на неё.

- Что, уже не та? - дерзко проговорила она. - Да. Я даже подозреваю, что их там двое. И чувствую себя препогано.

- Зачем ты наняла эту мразь де-Витта? - резко спросил князь. Он нынче чувствовал себя получше, чем в Петербурге, но смутные отголоски боли ещё периодически ощущал. - Он только всё испортит.

- Кто-то сам говорил, что мечтает о смерти Ливена, - отвечала Анжелика со своей обаятельной усмешкой. Адаму внезапно захотелось поцеловать её, бедную, измученную, любимую. Но сначала надо было кое-что ей объяснить.

- И как его убьёт де-Витт? - испытующе спросил Чарторыйский.

- А как убивают бешеных собак? Пристрелят или отравят, - произнесла она.

- Анж. Пойми, - вздохнул Адам. - Если бы он был кто другой, мне было бы всё равно. Но он нам ровня. У них на гербе fleur de lys. Ты знаешь, что это значит? Это означает королевскую кровь. Его смерть должна стать достойной.

- Сделать из него мученика, да? А сам ты... Ты болен? - она вгляделась в его лицо.

- Да. Тем же, чем твоя мать, - мрачно сказал он.

- Нет, - покачала головой Анжелика. - Это точно не оно.

Почему-то князь ей поверил. Из малодушия ли, из страха смерти - особенно такой, долгой, мучительной смерти - неизвестно. Он вспомнил одну фразу, где-то вычитанную: "Каждый умрёт той смертью, которую выберет сам". Анна выбрала грызть себя за гибель мужа - вот и получила рак в неполные сорок лет. Ливен, похоже, выбирает погибнуть от руки своего сюзерена. А он сам.... Он видел сны, в них - самого себя со стороны, посреди заснеженной равнины, окружённого стаей чёрных воронов, трупы на снегу, укрытые какими-то рогожами. Он сдёргивает их поочереди и видит Александра, глядящего остекленелыми глазами в небо; Lise, похожую на спящую; и себя самого с вытекшими глазами.

Адам переменил тему и рассказал Анж об этих тревожащих его снах.

- Ты меняешься. Если я сделаю на тебя расклад Таро, то выпадет Смерть, - прошептала она. - И, наверное, Повешенный. Но это не буквальное прочтение. Это значит, что умирает прежний ты и рождается новый. Со мной уже такое было.

Её слова навели Чарторыйского на мысль.

- А если ты... - намекнул он ей.

- Не сейчас. Ты же видишь, - проговорила Анж.

- Я подожду. Я умею ждать, - отвечал Адам несколько обреченно.

Вечером того же дня он раскрыл книгу, которую достал у одного виленского букиниста ещё в прошлом году, но всё никак не мог начать её читать. Учебник по алхимии "Двенадцать ключей" за авторством Василия Валентина. Князь с трудом пробирался сквозь отвлеченные понятия, всегда обозначающие определённое вещество. Сейчас, открыв книгу на произвольной странице, он выхватил глазами следующий отрывок: "Возьми серого волка, Сатурново дитя, и тело короля отдай ему. И когда волк поглотит его, возведи сильный огонь и брось туда волка. И тогда огонь поглотит его, волк сгорит, и король вновь будет свободен". Адам прекрасно понял сейчас, кто есть волк, огонь и король. Многое прояснилось.

Пани Изабелла приехала в Краков вечером 20 октября, аккурат к тому часу, когда Анжелика почувствовала первые схватки. И так, без врача и акушерок, с помощью одной лишь бабушки, она на следующий день, в половину шестого вечера, родила сына.

Князь, не спавший всю ночь, зашел к ней в спальню. Молодая женщина лежала бледная, очень уставшая, плавая в поту.

- Покажи мне ребёнка, - обратился он к служанке.

Тот, который мог стать польским королем или русским императором, был совершенно не похож на Александра Первого. Мальчик родился черноволосым и смугловатым, как дочь Чарторыйского и императрицы Елизаветы. Только глаза новорожденному достались синие, материнские.

- Как ты его назовёшь? - обратился князь к Анж.