Дети Балтии-2. Сатурново Дитя(СИ)

- А как же известная максима: "Враги человеку домашние его"? - нашелся де-Витт.

- Вы любите богословие? - усмехнулась Дотти. - В наши дни это редкость. И, кажется, вы не лютеранин и знать Библию вам не обязательно, не так ли?

Де-Витт решил перейти к делу. Эта графиня могла бы сделать блестящую дипломатическую карьеру, будь она мужчиной. Как она ловко умеет уводить разговор в ту сторону, какую нужно ей! Если так всё пойдёт, то закончится тем, что она будет диктовать ему условия сделки, и он согласится с ними как миленький.

- Ещё в той же Библии написано: "Жена да прилепится к мужу своему. И будут они одна плоть", - он пристально взглянул ей в глаза. - Дарья Христофоровна. Дело касается вашего супруга. Он нажил себе много врагов, которые, покончив с ним, примутся за вас и ваших детей.

На лице Дотти не дрогнул ни единый мускул.

- Это ваши соотечественники. О них мы знаем уже очень давно, - проговорила она.

- Не только "Фамилия", - возразил Жан. - Почти весь русский свет. И цесаревич Константин.

Графиня Ливен почернела лицом. Алекс положил руку на эфес сабли.

- Это он вас прислал? - прошептала она побелевшими, сжатыми в узкую полоску губами. - Чтобы я, как леди Годива, обнажилась перед ним и тем самым спасла своего мужа? Да? Мерзавец!

- Боюсь, даже это не спасёт вашего мужа, графиня, - продолжал де-Витт, помешивая сахар в остывающем чае. - Слишком многие его ненавидят, завидуют ему, возможно, метят на его место. Сейчас, когда Тильзитский мир вызвал такой разрыв в умонастроениях, начинается серьёзная битва за престол. И первыми падают самые честные, такие, как граф фон Ливен.

- Откуда вам сиё известно? - спросила она резко.

- Как понимаете, никто из врагов графа не хочет марать себя его кровью. В исполнители выбрали меня, - он следил глазами за её реакцией. Дотти не отвечала.

- Когда и как его убьют? - спросил Алекс.

- Увы, этого не дано знать даже мне, - де-Витт с опаской следил за его движениями, решив не провоцировать барона понапрасну. - Но предполагаю, что не позже этой зимы.

- Я так и поняла, господин де-Витт, что вы здесь не в качестве рыцаря-защитника, - собралась с духом Дотти. - У вас есть свои условия.

- Да. И они просты. Двух рент в Лифляндии или Курляндии мне будет достаточно, - де-Витт подумал, что сейчас она согласится на его требования и уже думал: "Да, всё же женщины гибче и деловитее мужчин. С ними дело иметь куда проще".

Доротея как-то странно улыбнулась. "Интересно, а какую цену назначат за меня и моих мальчиков?" - спросила она про себя.

- Как знаете, я не решаю имущественные вопросы, - произнесла графиня. - Вы говорили об этом с моим супругом?

- Да, Ваше Сиятельство, говорил, но его ответ... - начал Витт, но Дотти оборвала его:

- Что он вам ответил?

- Это не для ваших ушей...

- Я выразилась вполне ясно. Повторите мне, что он вам ответил, - в гневе эта дама была хладнокровна, но страшна.

- Что выпорет меня на конюшне и кинет в сточную канаву, - тихо произнёс Жан. - И за такие слова...

- Это и мои слова, - отвечала Дотти.

Де-Витт всерьез начал опасаться, что сейчас она крикнет: "Слуги, взять этого человека", и его действительно изобьют до полусмерти, а потом бросят на съедение псам, пусть он находится совсем не в Курляндии. Но графиня прошептала яростно:

- Пошёл вон.

- Вы отказываетесь? Очень зря, - начал он, встав и направившись к двери.

Алекс проговорил в его адрес:

- Вы, кажется, не поняли. Вас уже попросили выйти вон. Моя сестра не любит повторять своих просьб.

- А с вами, барон, мы ещё встретимся, - процедил сквозь зубы Жан перед своим уходом.

"Вот дура", - подумал он, раскуривая сигару. - "Ничего, месяца через три ты обрядишься в траур. Но ненадолго, ибо сама и твои щенки сдохнете в тяжких муках. Сколь бы не было ума в этих остзейцах, упрямство сильнее. Пусть потом не жалуются, что я не предупреждал".

После его ухода Алекс приказал слугам принести холодной воды.

- Он ответит. Его даже на дуэль вызывать - только руки марать, - проговорил он. - Пусть только попадётся мне, зарублю как собаку.

- Тебе надо быть рядом с Кристофом. Примириться с ним, - сказал ей Константин. - Оставьте свои разногласия перед лицом общей опасности.

- Я постараюсь, - прошептала она.

Через две недели Алекс уехал в Париж вместе с графом Толстым, так и не столкнувшись с де-Виттом за всё это время. Тот уже благоразумно отъехал в Польшу, так что ни Кристоф, ни Константин Бенкендорф не успели выполнить своих намерений покончить с ним, как с паршивым псом.

ГЛАВА 4

Санкт-Петербург, Каменный остров, август 1807 года.

Кристоф фон Ливен приехал из инспекционной поездки в Смоленскую губернию весь взмокший и вконец разбитый - дороги там отвратительные. Его старший брат Карл уехал за границу. Жена с детьми были в Павловске.

Она пришла почти сразу же после его приезда, когда он ещё не успел снять запылённого мундира. Она. Его мечта. Его Екатерина. В белом платье, как невеста, и в малиновом спенсере с золотыми застежками. Зачем она здесь? Убить его? Или это и не она вовсе, а дьявол, принявший её обличие?

- Ваше Высочество, - проговорил он хрипло. - Я думал, вы меня ненавидите.

- Тебя хотят убить, граф, Против тебя теперь все.

- И вы? - он посмотрел на неё усталым взглядом.

Что-то в нём было жалкое и милое. Он постарел с прошлого года. Так-то граф хороший. И она, кажется, его любила. "Я останусь с ним на ночь. Все знают, что я в Каменном дворце, а это рядом", - решила она.

- Нет, - светло улыбнулась Като.

- Вы уже не хотите в императрицы?

- Не задавай глупых вопросов, - она соблазнительно прищурила глаза. - Лучше иди ко мне.

"Отлично", - со злобой подумал Кристоф. - "А я грязный и не брился четыре дня". Но он приблизился, чтобы убедиться, что это не призрак, не суккуб, пришедший высосать из него все силы.

Да. Это Като. Живая, тёплая и пахнет как прежде.

- Скучал по мне? - спросила девушка.

- Я не могу выкинуть вас из головы, - признался граф, снимая с её горячей руки тонкую кружевную перчатку, прикасаясь губами к ароматной коже её запястья. Она прикрыла глаза. В нём было что-то такое... Мужское. Даже в том, что он нынче пахнет не духами и мылом, а пылью, потом, табаком и безнадёжностью.

- Что вы от меня хотите на этот раз? - прошептал он, отрываясь от неё, словно только что опомнившись. - Я своего мнения не меняю, в ваш заговор не войду.

- Никакого заговора нет, Кристоф, - отвечала она. - И никогда не было. Я пришла тебя предупредить. Ты приговорён к смерти. Даже мой брат об этом знает. И защищать тебя не собирается.

- Мне всё это известно. Более того - за мою голову назначена цена, - произнёс граф, отстраняясь от девушки. - Не ведаю только, как и когда.

- Тебе лучше уйти в отставку и уехать, - быстро проговорила принцесса. - Или к себе в Остзейский край, или за границу. Только так спасёшься.

- Ну нет, государыня, - улыбнулся он ей невесло.

- Вот ты дурак! - в сердцах воскликнула принцесса. - Тебе твоя карьера дороже жизни - и чести?

- Честь я потеряю, если сбегу, - сказал он устало. - Что касается жизни...

- Ты не понимаешь, - яростно зашептала она. - Тебя просто раздавят. Я видела письмо Новосильцева, Строганова и Чарторыйского. Ещё до этого чёртова мира. О том, что, если Бонапарт перейдёт нашу границу, то вы поступите так же, как поляки, то есть, встанете на сторону Франции. Сейчас поговаривают, что ты шпионишь на Англию. Они найдут всё, что угодно, чтобы показать против тебя, граф. Скажут, что из-за тебя война проиграна. Как сейчас говорят про Чарторыйского. В эти слухи поверят многие. Инородцев вообще не любят. Тогда как русское имя искупает всё. Семейка Воронцовых снабжала заговорщиков против моего отца английским золотом, но никто не считает их подлецами. Всё свалили на Палена и Беннигсена, потому что они немцы. А Зубовых тех же принимали в свете всегда - и до, и после.