Распутин. Выстрелы из прошлого

В Верхотурском монастыре Распутин решил с нами расстаться, а мы с Анной поехали в Пермь, где наш салон-вагон прицепили к другому поезду. Приходили толпы зевак, чтобы поглазеть на Анну, некоторые их замечания привели меня в замешательство. Толпа была настроена весьма враждебно. Когда наш вагон отцепляли, сделано это было так резко, что он едва не сошел с рельсов, а меня отбросило из одного конца вагона в другой. Однако в Петроград мы добрались благополучно, государыня нас встретила и поблагодарила.

«В конечном счете, Лили, – проговорила Анна, приходя в себя после нервного срыва и сердечного приступа, – мы должны верить: Господу угодно, чтобы мы страдали».

Не знаю, относилось ли ее замечание к нашему посещению отшельника или же к путешествию в салон-вагоне, но я искренне благодарила Бога за то, что мы вновь оказались в цивилизованных местах.

В своем селе Распутин пробыл недолго; он вернулся в Петроград, и снова зазвучали злобные голоса клеветников. Однажды – дело было в 1916 году, когда я находилась в Ревеле, – я получила телеграмму от Ее Величества с просьбой приехать.

Я повиновалась и нашла ее в одиночестве, грустной и явно встревоженной. Она не сразу перешла к делу, которое больше всего ее волновало. Потом ее словно прорвало, и она заговорила о жестокости людей, которые злобно нападают на нее.

«Я знаю все, Лили, – произнесла она. – Почему Григорий не уезжает из Петрограда? Государь не желает, чтобы он оставался здесь. Я тоже. Но мы не можем выгнать его – он не сделал ничего плохого. Ну почему он сам не хочет нас понять?»

«Я сделаю все, что в моих силах, Ваше Величество, чтобы объяснить ему обстановку», – отозвалась я. Сердце мое было переполнено любовью к государыне, которая показалась мне такой убитой, такой невыносимо печальной.

«Я уже пожурила Анну за то, что она не помогла мне в этом деле», – продолжала Ее Величество. Она разрешила мне тотчас же отправиться на Гороховую, где жил Распутин. Поехали мы к нему вместе с Анной.

Было около пяти часов, Распутина окружала стайка поклонниц. Рядом с ним сидела его «ame damnee» [6], Акилина Лаптинская, тайный агент, под умелым руководством которой Распутин невольно участвовал в игре, разработанной революционерами. Акилина изображала из себя сестру милосердия, и многие ей верили. Она имела большое влияние на Распутина, и он, забыв об осторожности, сделал ряд имевших печальные последствия признаний Акилине, которая все услышанное использовала во вред императорской семье.

Акилина тотчас невзлюбила меня. Анну она считала безвольной и глупой, во мне же, по-видимому, она увидела противника, более достойного ее железного характера. Поздоровавшись с ней, я спросила Распутина, нельзя ли поговорить с ним наедине.

«Отчего же нельзя», – ответил «старец», и мы вышли в соседнюю комнату. Акилина последовала за нами.

«Ну, что скажешь?» – спросил Распутин, усаживаясь.

Я тотчас же взяла быка за рога.

«Григорий, – без обиняков начала я. – Вы должны немедленно покинуть Петроград. Вы с таким же успехом можете молиться за Их Величества и в Сибири. Вы должны уехать – ради них. Я вас умоляю. Уезжайте… Вы знаете, что говорят кругом. Если вы не уедете, положение станет опасным для нас всех».

Распутин внимательно, серьезно смотрел на меня, но не произносил ни слова. Я заметила на лице Анны выражение обиженного ребенка, почувствовала на себе зловещий и пристальный взгляд Акилины. Распутин совершенно неожиданно для меня произнес:

«Пожалуй, ты права. Надоела мне вся эта бодяга. Я уезжаю».

Но тут произошло нечто поразительное. Ударив кулаком по столу, Акилина злобно впилась в меня взглядом.

«Как ты смеешь противиться духу отца Григория? – воскликнула она. – А я говорю, он должен остаться. Да кто ты такая? Ты пустое место, и не тебе судить, для кого что лучше!»

В комнате воцарилось тяжелое молчание. Анна плакала, Распутин молчал. Я не собиралась уступать Акилине, силы мне придавала мысль о государыне.

«Что же, вы станете слушать эту женщину?» – спросила я холодно.

Акилина снова принялась стучать по столу.

«Если ты уедешь из Петрограда, отец, тебе несдобровать. Ты не должен никуда ехать».

«Ну, что же, может, так оно и есть. Я остаюсь», – беспомощно проговорил Распутин.

Все мои старания оказались безуспешными. Распутин уперся, как осел. Страшно расстроенная, я вернулась во дворец. Ее Величество была очень разочарована. «Не понимаю, почему сестра так противится моим пожеланиям», – проговорила государыня.

Полагаю, что, несмотря на ее козни и хитрости, Акилина все же была привязана к Григорию Ефимовичу, и подчас ей было стыдно за свою предательскую роль. Помню, однажды, когда он уезжал из Петрограда, чтобы повидаться с семьей, я пошла на вокзал проводить его и там, естественно, встретила Акилину. Поезд тронулся, и она расплакалась. Это были подлинные слезы, я видела, что горе ее было искренним. Хотя Акилину я недолюбливала, мне стало жаль ее.

«Разрешите, я отвезу вас домой», – предложила я.

Она охотно согласилась, но в автомобиле снова разрыдалась. «Что случилось? – спросила я. – Ведь вы снова увидите отца Григория».

Акилина вскинула на меня заплаканные глаза.

«Ничего-то вы не знаете. Если бы вы знали, если бы вы только знали то, что знаю я!»

Очевидно, она имела в виду нечто такое, что лежало страшным грузом на ее душе и, верно, тревожило ее нечистую совесть.

Когда Анна заболела корью, то Акилина ухаживала за нею в Царском Селе, однако на второй день революции прислала мне записку с просьбой прийти в левое крыло дворца. Тут она мне сообщила, что у Анны горячка: «Однако я мало чем могу ей помочь. Прошу вас, сообщите Ее Величеству, что мне нужно съездить на день в Петроград. Я должна повидаться с родными Григория».

Я пообещала выполнить ее просьбу, но после этого мы Акилину больше не видели. Две недели спустя мы узнали, что она живет в семье одного из самых главных революционеров.

Другая «сестра милосердия», Воскобойникова, также связанная с Распутиным, была старшей сестрой-хозяйкой лазарета Анны Вырубовой. Кроме того, она была в приятельских отношениях с Протопоповым, царским министром внутренних дел, который часами пропадал в ее обществе. Воскобойникова обладала располагающей к себе внешностью, но очень уж была любопытной, и мы с нею невзлюбили друг друга. Как и Акилина, она исчезла из Царского на второй день революции, а вечером, прежде чем оставить свою должность в лазарете, устроила обед в честь выздоравливающих солдат, во время которого лилось рекой вино и произносились разного рода подстрекательские речи. Солдатам заявили, что свободу следует ждать из Петрограда и что револьверы и патроны – вещь полезная. Поистине революция умела использовать женщин в своих целях!

Однако вернемся к Распутину. Злобная кампания, направленная против него, усиливалась изо дня в день. Илиодор однажды послал к Распутину женщину, велев ей убить Григория Ефимовича. «Старец» получил тяжелое ранение в живот. Неправда, что Анна Вырубова ухаживала за ним после покушения. Она даже не пыталась сделать это.

Князь Феликс Юсупов, имя которого будет навсегда связано с убийством Распутина, познакомился с ним в доме госпожи Головиной, невестки великого князя Павла Александровича. Головина восхищалась Феликсом Юсуповым, более того, ее страсть к нему была известна всем.

После первой встречи князя и Григория Ефимовича прошло достаточно много времени: последующие два года я жила в основном в Ревеле, но регулярно приезжала на две недели, чтобы повидаться с Ее Величеством. А после того как мой муж получил назначение в Англию, я перебралась в Петроград и виделась с государыней каждый день. Я чрезвычайно удивилась, когда узнала от нее, что Феликс Юсупов – частый гость в доме Распутина. Известие показалось мне настолько невероятным, что я спросила у Григория Ефимовича, правда ли это.

«Правда, как не правда, – ответил он. – Очень уж мне полюбился князь Юсупов. Иначе как “Маленьким” я его и не кличу».