По рукам и ногам (СИ)

Тонкий металлический браслет звякнул об стол. А я так привыкла к нему, что уже и замечать перестала. Помнится, суровый начальник охраны заставил меня его надеть, когда упившегося вусмерть мучителя пришлось на своем горбу из стрип-бара вызволять.

Надо же, как удобно, а я и не подозревала, что все это время на цепи была. Ну, руку не взорвали, и на том спасибо.

– Роза-то меня не хватилась, случайно? – глухо хихикнула я, между прочим, жутко рискуя огрести. Впервые возвращалась к этой теме с тех пор, как вновь оказалась в поместье. Напоминать лишний раз не хотелось, так как угроза смачных пиздюлей надо мной все еще висела, и неслабая.

Я, наверное, просто все еще не могла примириться с мыслью, что маменька оказалась совсем не такой, какой я ее помнила. И что она меня с той же позиции рассматривает, что и Ланкмиллер. С позиции владельца забавной вещички, которая на самом деле никому не нужна, но прибрать к рукам от большой жадности всё же хочется. Это как хлам домой тащить, или старье не выбрасывать, потому что жалко.

Как-то так.

Не так.

Не так, как я все себе представляла. Глупый вышел конец.

Я уронила голову на стол. И чудом мимо тарелки с супом. Генрих даже не стал притворяться, что понял шутку; молча потрепал меня по волосам и вышел. И лучше б всыпал, честное слово. Было б полегче. И люди делают то, что им несвойственно, и ничего, как прежде, уже не будет.

Что, собственно, далось-то мне это «как прежде»? Такая же задница по своей сути, только в ней Ланкмиллер не душой страдает, а все больше домогается.

Ну, это, по крайней мере, было не так мучительно, не так мрачно, не так… вымораживало?

Между тем, мне-то вроде как радоваться надо.

И гарема уже нет, только я одна и осталась. Зачем? Кэри меня теперь точно либо отпустит, либо прикончит. Но это будет, когда он обо мне вспомнит, а пока Ланкмиллер весь в себе и в ближайшее время из апатии своей носа казать не собирается.

Я невольно покосилась на Ланкмиллера. Серый весь.

И засыпала я на его кровати под скрип его же шариковой ручки на удивление спокойно.

Когда я проснулась, комнату уже сумерками заволокло. Настольная лампа не горела, а мучитель все еще сидел за столом, развернувшись к окну, от которого шел слабый сероватый свет.

Я неслышно сползла с кровати, босыми ногами ступая на шершавые доски паркета, и глянула на Ланкмиллера. Он там не умер вообще? Что-то больно тихий.

Не знаю, что дьявольская муха меня укусила, что я вдруг решила расстояние между нами сократить до какого-то шага. И не знаю, с чего вдруг я додумалась заглянуть Кэри через плечо. И вообще ничего не знаю, только б лучше я этого не делала.

У меня даже сердце свело в первую секунду. Это вот, значит, чем он занимается. Старые фотографии как способ самобичевания – я бы не додумалась. На самом деле не такие уж они и старые, две недели давности от силы.

Кэри там до жути счастливым выглядел, я его таким ни разу не видела. И Элен тоже. Элен, чёрт возьми… Ну зач-чем, зачем он сам себя мучает, как будто кому-то сейчас от этого легче станет.

Я даже в порыве негодования оперлась на стол, и, между прочим, очень даже зря. Задела какую-то стопку бумаженций. Верхняя папка оттуда немедленно соскользнула и оглушительно грохнула об пол. Я вздрогнула, а мучитель среагировал иначе. Резко развернулся и, сжав мое левое запястье, отвесил такую пощечину, что я чудом на ногах удержалась.

– Прости, не хотела тебя задеть. Правда, – почему-то я еще и извиняюсь. Наверное, чтоб сильнее не стукнул.

А Ланкмиллер, судя по лицу, и сам от себя такого не ожидал. Может, не думал, что это я. Или вообще ни о чём не думал.

– Уходи, – бросил мучитель сквозь зубы, как будто я последний человек на земле, которого он вообще мечтает видеть, или грешник какой, по дурости своей осквернивший святыню святынь.

Но браво Ланкмиллеру, это прогресс, он даже сказал мне целое слово, надо же. Еще две недельки подожду, глядишь, и предложениями заговорит.

– Долго ты еще собираешься себя этим мучить? Нет сил смотреть на тебя, – и пусть, что лезть к нему сейчас – худшая из идей. Ума-то у меня нет.

– Уходи, – мрачно повторил Кэри, одной рукой указывая на дверь, а второй все еще стискивая мое запястье так, что перед глазами мошки роились.

– Ну так отпусти, черт тебя дери, Ланкмиллер! – вот уж не думала, что у меня хватит духу еще и голос на него поднять. – Совсем придурок, что ли?!

Вместо того чтобы выпустить, мучитель с силой рванул на себя. Я приземлилась на его колени, чудом ничего ни себе, ни ему не повредив. Так зло прогонял, и так крепко обнимает, что дышится с трудом. А почему-то мне сейчас очень хочется часто и глубоко дышать.

Мы долго сидели молча. Я не знала, что делать и что говорить, а Кэри гладил меня по щеке, которая все еще горела от его пощечины.

Черт разберет почему, но я хорошо понимала, о чем он думал. Если отпустит, позволит себе хоть на секунду забыть, отвлечься, не вспоминать, едва только перестанет душу трясти себе и выворачивать – предаст. Предаст то, что больше всех ему дорого и больше всего ему боли причиняет. Он ошибался, конечно. Элен бы вряд ли захотела от него таких жертв.

– Знаешь, очень странно, – Кэри отстранился, чтобы удобнее было говорить. – Я сейчас понимаю, все, что я когда-либо делал, было неправильно. А как правильно, мне никто не сказал. У тебя так было когда-нибудь? Когда знаешь, что надо дальше идти, а куда идти – черт разберет?

Я с трудом различала слова, так тихо он говорил и глухо: до сих пор еще боль душила.

– Ну, я думаю, ты должен сам догадаться, без чьей-то помощи. Потому что, в первую очередь, ты сам у себя в жизни все это творил. Наверное, тут главное начать, а остальное как-нибудь само придет и приложится. Не знаю.

– Начать… – Кэри рассыпал в руке прядь моих волос, склонив голову, а у меня еще тогда дыхание перехватило, потому что я догадывалась, о чем он думает. – Мне даже кажется, я знаю, с чего начну. Кику, я тебя отпускаю.

========== Часть 96 ==========

Если б я на ногах стояла, упала бы. Впрочем, моему сердцу ухнуть вниз ничего не помешало, и оно ухнуло так, что у меня потемнело в глазах.

– То есть как? – и голос тихий и надломленный, не сразу понятно стало, что мой. – Вот так вот просто? «Отпускаю» и все?

– Тебе чего-то не хватает? – мрачно фыркнул Ланкмиллер. Он, наверное, готовил немного другую речь.

– Нет, не в том дело совсем… Знаешь, я ведь столько думала об этом, столько сил убила на то, чтоб до тебя достучаться, а оказывается, чтобы ты понял, нужно было просто сдохнуть? Прости уж, что не прыгаю до потолка. Мне как-то даже не верится.

Кэри разжал руки, выпуская меня из своих железных объятий, и сообщил бесцветным голосом:

– Я отправил запрос в паспортную службу. Ответ должен прийти недели через две. До этого момента тебе придется пока что…

– Я понимаю.

Побыть у тебя на поводке, да. С привычками так тяжело расставаться. Кто как не паспортная служба это понимает. Две недели дается, если хозяину захочется передумать вдруг или что-то вроде того.

– Прости, – я шмыгнула носом, – чушь сказала. Дело прошлое, ни к чему возвращаться уже.

Он все для себя понял, а я до сих пор продолжаю штопором по ранам его возиться. Милыми привычками обзавелась в этом доме, нечего сказать. Только пора завязывать, потому что это теперь даже с моей стороны бесстыдно и бессмысленно. Лучше не будет. И легче не будет.

– Я уже привык к твоим обвинениям, – он не притягивал к себе, не цеплял за подбородок, как раньше, не заставлял в глаза смотреть. Он сейчас сам едва бы смог посмотреть в чьи-то глаза. – Ничего страшного. У тебя там, вне поместья, будет все хорошо. Главное, не возвращайся обратно в свое бордель-кафе.

Кэри сидел передо мной в своем кресле, и у него здоровые синяки были под глазами и трехдневная щетина.

Я раздосадовано фыркнула и завела глаза к потолку. Что он там себе думает?