Вечно 17 (СИ)

– А это моё тринадцатое день рождение, – Нансен облокачивается на спинку дивана и, улыбаясь, смотрит на изображение Уильяма, – папа тут такой весёлый… Помню он заставил меня выпить залпом коньяк, повторяя, что я мужчина… Черт, как же мне будет этого не хватать…

Смотря на состояние Эрика, сердце кровью обливается. Я беру из его рук изображение и убираю к остальным, затем прижимаюсь к его груди и обнимаю. Его подбородок на моей макушке. Мы сидим в тишине. Я отчётливо слышу учащенное сердцебиение Эрика, которое пульсировало именем его отца. Мне так страшно за парня, ведь смерть близкого тяжелая ноша, от которой избавиться не так-то просто. Я знала, что впереди нас ждут большие преграды. Похороны будут тяжелыми. Я это чувствую. Эрик громко выдыхает и устало говорит:

– Я все ещё не верю.

Молчание. Я беру его ладонь и переплетаю наши пальцы. Они такие холодные…

– Я тоже. Словно это произошло не с нами… не с тобой. Мне очень жаль. – с тоской признаюсь я. До сих пор слышу его голос; он такой далекий, но родной.

– Я хотел поехать с мамой, но она мне запретила, сказала, что это не к чему… А я хотел, черт, хотел! – грудь парня застыла; она наполнена яростью. Запомните: скорбь заглушается злостью. Когда человеку больно, он хочет об этом говорить всем, и говорит он об этом своими поступками или ссорами. Я знаю, что должна быть с Эриком Нансеном рядом в эти дни, ибо в одиночку он сломается. Порой люди пытаются казаться сильными, но иногда это просто невозможно. Смерть ломает людей. А я не хочу, чтобы Эрик был сломлен.

– Твоя мама просто не хочет делать тебе больно. – оправдываю я Дарью, зажимая ладонь Эрика; тот играет с моими волосами на голове, ласково проводя пальцами по ним. Я начинаю таять от этого.

– Наверное.

Я отодвигаюсь от него и смотрю в его зеленые глаза, которые были полны скорби.

– Эрик, все будет хорошо. Мы есть у друг друга, а значит, сможем пройти через все, даже через смерть. Ты просто не забывай об этом, хорошо?

– Хорошо.

***

Домой я вернулась к шести часам утра. Эрик захотел отвлечься от всей этой атмосферы, которая витала по дому, и решил подвезти меня до дома. Я не стала спорить, ибо это было кстати. Мама ещё спала, так что мой уход остался незамеченным. Как только я вошла в свою комнату, сразу же упала на кровать и сомкнула веки. Мне нужен сон. А ещё холодный душ. Эти дни просто вымотали меня. Я устала от жизни и мне хочется просто побыть в тишине, разобраться в себе. Уверена, после отъезда Роуз все будет только хуже. От этой мысли я прикрываю лицо руками и громко выдыхаю. Я так хочу перестать существовать. Хочу, чтобы эта боль закончилась. Аминь.

Прошло часов пять. Я с тяжестью открываю глаза и вижу перед собой потолок своей комнаты. Все плывет. За окном уже светло. Руки и ноги почти не чувствуются, будто я всю ночь выгружала мешки с цементом. Хотя нет, все было намного хуже. Я лениво встаю на ноги, и сразу чувствую мощное головокружение, и чуть ли не падаю на кровать. Моргаю несколько раз и прихожу в себя. Состояние такое ватное. Хочется расщепиться на мелкие атомы и исчезнуть. Я сонно выхожу из комнаты, спускаюсь на первый этаж, где мама на кухне что-то готовит. Заметив меня, она заулыбалась и поправила свои чёрные пряди, которые падали ей прямо в глаза. На ней её фартук, который она надевает, когда готовит что-то вкусненькое, и домашний спортивный костюм. Все как всегда.

– Как спалось? – бодро спрашивает мама. Я сразу же позавидовала её выспавшемуся виду. Её вопрос поставлен неверно. Надо так: спала ли ты вообще?

– Ужасно, можешь дать таблетку от головы? – я сажусь за стол. Мама кивает и из ниоткуда достаёт аптечку с таблетками. Спустя время, она протягивает мне белую капсулу и воду. Для меня эта таблетка – эликсир жизни. Я выпила её и облегченно выдохнула, будто избежала суровое наказание. На кое-какое время я погрузилась в себя. Не знаю от чего именно, но почему-то во мне все вертелось. Я ещё не могла поверить в смерть Уильяма, я не верила в отъезд Роуз… это все было неправдой, а какой-то злобной шуткой! Мне становится одиноко и до смерти грустно. Меня загнали в угол, как беззащитного кролика. Сердце мгновенно начало пульсировать, и эти удары отдавались в голову. Я скорчила гримасу. Мама это замечает.

– Голова все ещё болит? – она поворачивается ко мне лицом. Я поднимаю на неё взгляд и туманно разглядываю её выражение заботливой мамы.

– Да, в моей голове словно взрывают петарды, – на моё сравнение мама ухмыльнулась. Мне показалось это идеальным моментом, чтобы рассказать ей все о своей жизни, ну почти все… Я прополоскала горло ещё одним глотком воды и решительно настроилась на серьезный разговор матери и дочки.

– Мама, нам надо поговорить, – слабо говорю я, чувствуя подавляющую боль в затылке. Мама оборачивается ко мне, садится за стол и складывает руки перед собой, как прилежная ученица. Тем временем я обдумываю наш диалог. С чего начать? Как начать? Стоит ли ей говорить о «сходке»? Определённо, не стоит. Женщина вопросительно хмурит лицо, гадая, что же со мной творится, но я, стиснув зубы, не спешу начать разговор. Тяжело выдыхаю.

– Ну-у, эм, понимаешь… – мямлю я, и маме это не нравится, – ну, как бы так сказать… Короче, у меня есть парень! – я облегченно выдыхаю и также, как и мама складываю руки перед собой. На моё удивление она заулыбалась во весь рот, будто я сообщила ей о вручении нобелевской премии или о должности президента. Через секунду послышался её звонкий смех, а на лице мамы сияла улыбка счастья. Это выглядело странно. Она дотрагивается своей тёплой ладонью до моих рук и что-то радостно щебечет.

– Рэйчел, это же прекрасно! Никогда не замечала в тебе заинтересованность в парнях, иногда мне на ум приходили ужасные мысли, – от её слов я поёжилась, неловко улыбаясь.

– Ты думала, что я… что мне нравятся девочки? – я оскорбилась и прикрыла пылающие щеки ладонями. Я чувствую, что сейчас провалюсь сквозь землю со стыда, но мама ободряюще смеётся, пытаясь загладить нарастающую напряжённость между нами.

– Это просто предположение, но благо, оно не обосновано! Моя маленькая девочка, я так за тебя рада! – её глаза заблестели. – Кто он? Как его зовут? Он из хорошей семьи? Вы давно встречаетесь?

Мама буквально завалила меня вопросами о Нансене. Я не успевала вдумываться и вообще ухватить суть мыслей. Понимаю, она мать, и ей хочется все поскорее узнать в подробностях, однако, я смущалась. Хоть мы с мамой о многом могли поговорить, но тему парней нам довелось обсуждать впервые. Это для нас что-то новое.

– Его зовут Эрик, – я улыбнулась, – он очень хороший парень, и да, у него хорошая семья, просто отменная, только вот… – я прикусила губу, почувствовав холод, который прошёлся по спине. Мама нахмурила брови, как бы спрашивая «что такое?»; я продолжаю молчать.

– Рэйчел, не пугай меня…

– Его отец умер сегодня ночью… и сегодня ночью я была у него дома… – говорю я, аккуратно смотря маме в глаза. Она их округлила и с недоумением поглядела куда-то вперёд, то есть сквозь меня. Я сглотнула.

– То есть как? Ты же была дома, – мама не спрашивает, а подтверждает свои слова. Я замялась.

– Да, но ночью я поехала к Эрику, – кажется, зря я затеяла душевный разговор. Её лицо озлобилось.

– Рэйчел, ты ночью убежала из дома, и я ничего об этом не знаю?! Что за выходки?!

Я закатила глаза. Да, определенно не стоило затевать все это. Дура.

– Мам, прекрати! У моего парня умер отец, я не могла сидеть без дела! Тем более, когда я знала его, и поверь, он очень хороший человек… был… – мои глаза наполнились слезами, от этого мама смягчает свой взгляд, – говори что хочешь, но я поступила правильно, и вообще речь не об этом.

Мама понимающе смотрит на меня, медленно кивая. Она бесшумно выдыхает, натягивая слабую улыбку и куда-то смотрит вперёд, кажется, на мою кофту или на кулон с инициалом «E». Я чувствую облегчение на душе, словно сбросила с себя чугунные оковы. Давно хотелось поделиться хотя бы половиной своих мыслей, и наконец, мне это удалось. В кухне царит тишина, лишь сковорода на плите перебивает наше молчание. Я чувствую, как по моим венам течёт кровь, мне становится душно. И очень жарко. Холод сменился адским жаром.