Однажды под Рождество (СИ)

— Эрик… побежал за мной? — переспросила я. Сердце сжималось от боли. Его родители погибли именно так, именно в такую бурю, он же ее боялся, как я не поняла?! Эрик… Он испугался, что я тоже замерзну. Как я могла с ним так поступить? Я заставила его заново пережить тот кошмар… Но я не могла бросить Джейсона на верную смерть!

— Робин, пожалуйста…

— Что такое?

— Позови Эрика…

Парень встал и вышел. Через минуту он вернулся с тем, кого я так хотела увидеть. Ребята молча встали и вышли.

— Эрик, прости меня… Я не подумала о тебе…

— Нет, ты не подумала о себе.

— Да при чем тут я, тебе же пришлось заново переживать весь тот ужас…

— Это неважно, — он чеканил фразы бесцветным, словно механическим голосом.

— Нет, важно. Твое состояние очень важно, ты же вспомнил…

— Ты и впрямь не понимаешь?

Я удивленно посмотрела на него.

— Ты не понимаешь, что могла умереть?

— Я понимаю, но я не могла бросить Джейсона, иначе бы умер он.

— Ты знаешь, как умирают от переохлаждения? — спросил он и ту же сам ответил на свой вопрос: — Сначала начинает бить дрожь, потом сердце бьется так часто, будто готово выпрыгнуть из груди, и ты не понимаешь, что тебе холодно, но вскоре оно замедляется, становится нечем дышать, тебе всё безразлично, ты плохо видишь и почти ничего не слышишь, начинается окоченение, и температура тела падает ниже двадцати градусов, потом ты теряешь сознание и больше не просыпаешься.

От одной мысли о такой смерти мне стало страшно.

— Ты понимаешь, как могла умереть?

— Да, но… если бы я не пошла туда, именно так умер бы Джейсон! Я не могла бросить его, он мой друг!

— Друг, друг! Когда же ты начнешь думать! — крикнул Эрик. Он сжимал и разжимал кулаки, а взгляд его метался по комнате. — Ты просто кинулась на смерть, вот и всё!

— Я что, должна была бросить Джейсона, так, по твоему?! Что я должна была сделать? — крикнула я в ответ.

— Ты должна была подумать! Если это должна была быть ты, ты могла тепло одеться и привязать веревку к двери, чтобы не заблудиться! А ты просто решила умереть!

Он выдохнул, опустил голову и замолчал. Я же ощущала себя полной идиоткой. «И почему я никогда не думаю, когда это так необходимо? Как я могла так сглупить, что не предприняла даже простейших мер предосторожности? Я такая никчемная…» — подумала я.

— Ты прав… я просто идиотка… я ни о чем не подумала и ни о ком… — прошептала я. — Прости, Эрик… прости, что я так поступила…

Он медленно опустился на стул рядом с моей кроватью:

— Ты просто не понимаешь. Не понимаешь, как ты важна… — мужчина сгорбился и закрыл лицо руками. Сейчас он казался семидесятилетним стариком, который нес на своих плечах все печали мира.

— Эрик, я…

— Ты принадлежишь, не только себе, но и тем, кому ты дорога. Если тебе плевать на собственную жизнь, подумай хотя бы о них, — внезапно перебил меня он своим обычным голосом и встал. Я сбросила одеяла и села на кровати, но меня тут же пробил озноб.

— Эрик, прости меня. Я всегда буду думать, прежде чем что-то сделать, обещаю…

— А сейчас ты думаешь? — устало вздохнул он. — Тебе нельзя вставать.

Он подошел ко мне и осторожно уложил меня обратно на кровать, а затем укутал в одеяла.

— Боюсь, ты никогда не начнешь о себе думать…

Я схватила его за руку:

— Я начну, я правда начну. Прости меня! Пожалуйста, прости…

— Хорошо, — ответил он, развернулся и вышел, а я погрузилась в тяжелые раздумья, но через некоторое время незаметно для самой себя уснула.

Следующим утром меня разбудил Джейсон. Он чуть ли не вбежал в мою комнату с криком: «Мери, прости меня!» — но как только увидел, что я сонно выбираюсь из груды одеял, поспешил ретироваться.

— Ты куда помчал? Раз уж разбудил, говори, что хотел сказать, — улыбнулась я, а Джейсон затараторил:

— Я болван, нет, кретин! Я совсем не разбираюсь в погоде! Когда я вышел из дома, был очень сильный ветер, но я решил, что успею добраться сюда до того, как начнется буран. Я побежал, но на полпути перестал разбирать дорогу. Я сам не знаю, куда брел, просто шел и шел. Я подумал постучаться куда-нибудь, но не видел, есть ли поблизости магазины, к тому же знал, что их закрывают, и боялся просто-напросто сбиться с примерного направления, а потом мне стало всё равно. Я еще немного прошел и упал… А потом помню только, что меня схватили и куда-то повели. Я помню, как кто-то вел меня и поддерживал, но я не знал, что это была ты. Я просто… когда мне рассказали, как ты рисковала, я просто… Я такой никчемный, из-за меня ты могла умереть!

— Джейсон, перестань. Я уверена, ты для меня сделал бы то же самое.

— Да, конечно, но я… Как я мог подвергнуть тебя такой опасности?

— Ты меня ничему не подвергал, это было мое решение, так что успокойся и давай радоваться, что мы живы и здоровы. Что за похороны, когда надо улыбаться?

— Ты правда не сердишься? — спросил он.

— Конечно правда. Но больше не выходи на улицу в такую погоду: всегда лучше переждать, — улыбнулась я.

— Хорошо, — он радостно кивнул и вышел: оказалось, что за ним приехали родители. Я встала, приняла душ и пошла искать Лили.

— Привет, героиня! — радостно прощебетала девушка. — Мы с ребятами идем праздновать в клуб, Тим с нами. Ты пойдешь?

— Нет, как-то не хочется… Если честно, я хотела бы побыть одна.

— Да? Ну, тогда скажи об этом Робину, а то он решил остаться с тобой.

Тут в комнате появился мой лучший друг и спросил:

— Я правильно понял, ты хочешь праздновать Рождество одна?

— Робин, прости, я знаю, что мы всегда праздновали вместе, просто… Нет, конечно, оставайся, ты же ради этого такой путь проделал…

— Слушай, ну имей совесть, а? Я же просил тебя хоть немного полагаться на других и думать о себе!

«Думать о себе… и Эрик этого хотел», — подумала я обреченно.

— Робин, я… я правда хочу побыть одна, — сказала я и грустно улыбнулась.

— Понял, тогда пойду с ребятами в клуб.

— Спасибо тебе…

Парень вышел, а Лили тихонько спросила:

— Ты его любишь, да?

— Кого?! — воскликнула я.

— Эрика, конечно, — ответила моя кузина.

— Нет, о чем ты, я не… я не могу, он ведь…

— Да ладно тебе, я же вижу, как ты на него смотришь — ловишь каждый жест, каждое слово. Ты не умеешь скрывать свои чувства, сестренка.

— Я просто…

— Ладно, ладно, на столе пирог, так что не скучай. Я ушла.

— Еще только девять утра, куда ты?

— Гулять, конечно. А что такое?

— Да нет, ничего…

В доме было пусто и одиноко. Я бродила по комнатам и думала: «Почему Лили так сказала? Я правда люблю Эрика? Но ведь он такой холодный, он никогда не сможет меня полюбить… А хочу ли я, чтобы он меня полюбил?.. Да какая теперь разница? Он ненавидит меня, ненавидит за мою глупость. Не знаю… мне страшно. Мне очень страшно. Я боюсь, что завтра уеду из Олд-Гемпшира и больше никогда не увижу его взгляд, такой завораживающий и глядящий словно сквозь тебя, не услышу его голос, такой холодный, но такой успокаивающий, не почувствую его пальцы на своей щеке…» Я вдруг поймала себя на том, что улыбаюсь. Мне было хорошо от одних мыслей о нем, так как бы мне было хорошо, если бы он был рядом?

— Эрик…

Внезапно тишину прорезала трель звонка. Я ответила, даже не посмотрев, кто звонит, и чуть не уронила телефон.

— Здравствуй.

Я ошеломленно молчала.

— Ты не хочешь меня слышать? — спросил до боли знакомый голос.

— Эрик… я… я не думала, что ты мне позвонишь. Я думала, ты больше не захочешь говорить со мной… — ответила я. Он помолчал, а потом спросил:

— Как ты будешь праздновать Рождество?

— Праздновать? Никак, я одна.

— Тогда… не хочешь поехать со мной? До Вашингтона лететь пять с половиной часов, и нужно выезжать уже сейчас.

«Я не могу, мне слишком больно будет потом с ним расставаться… нет. Я хочу еще хоть раз его увидеть. Побыть с ним вдвоем. Хотя бы еще один день. Всего один день… но он мне нужен».