Однажды под Рождество (СИ)

— Чего это ты вдруг ослаб? — удивилась я.

— Потерял много крови! — печально поведал мне он, качая головой. Так что я взвалила на себя непосильную ношу — отвести травмированного биатлониста к дивану в гостиной. Но я справилась! Ура мне, да… Только вот почему-то смеяться не хотелось. Сердце щемило от тоски… Когда парень уселся на диван, я спросила:

— Ну что, болящий, еще что-нибудь нужно?

— Нужно, — ответил он и как-то неуверенно на меня посмотрел.

— Что именно? — спросила я и в следующий момент оказалась на диване. Тим осторожно уложил меня и лег рядом. Сердце забилось как бешеное, норовя вырваться из груди. Я не шевелилась. Парень осторожно обнял меня за плечи и приблизился, я всё так же молчала.

— Если скажешь, я уйду… — прошептал он мне в самое ухо. Я медленно покачала головой: чего-чего, но чтобы он уходил я не хотела. Тим нежно провел рукой по моей щеке, обвел пальцами контуры губ, а затем мягко поцеловал меня. Этот поцелуй был безумно долгий и безумно сладкий. Я думала, что Тим — это пожар, это страсть, но он был нежным и чутким. «Если он любит, то возносит любимую на пьедестал и укрывает куполом своей заботы и нежности», — вспомнились мне слова Лили. Тим провел губами по моей щеке и проложил на шее дорожку из поцелуев. Я замерла, а он поднял голову, как-то странно на меня посмотрел, улыбнулся и шепнул одними губами:

— Я люблю тебя, Мери…

Я улыбнулась в ответ и сказала ненамного громче:

— Я тоже тебя люблю.

Тим чмокнул меня в нос, положил голову мне на грудь и закрыл глаза. Я перебирала пальцами его соломенные пряди и думала: «Сказка? Сон? Фантазия? Как такое может быть? Он со мной, он такой замечательный, и он меня любит…»

— Поверить не могу, что меня полюбил такой парень, — прошептала я. Тим напрягся:

— Какой — такой? — спросил он.

— Такой замечательный и такой нежный.

Он улыбнулся:

— А я не могу поверить, что меня любит самая понимающая в мире девушка.

— Как же ты ошибаешься… До недавнего времени я совсем тебя не понимала, — печально сказала я.

— Но ведь в итоге поняла? Вот я и говорю: самая понимающая.

— Тим, скажи… почему ты мне признался? Честно говоря, я думала, что раздражаю тебя.

— Не совсем так. Сначала ты меня и правда немного раздражала: ты видела меня насквозь, и это было жутковато. Согласись, не самое приятное ощущение — знать, что все твои мысли как на ладони. А потом я понял: что бы ты ни говорила, ты всегда пытаешься помочь мне. Даже когда ты говорила довольно жестокие вещи, я понимал, что ты делаешь это, чтобы я понял, что не прав. Честно говоря, я терпеть этого не могу, но в твоем случае я просто не мог долго злиться. Я не мог понять, почему ты такая… такая противоречивая. Ты всего боишься, но готова на всё ради друзей, ты не хочешь, чтобы тебе помогали, а сама готова помочь любому, ты боишься чувств, но мечтаешь о них…

— Так, а это ты откуда узнал? — подозрительно спросила я.

— Догадался. Ты думала, я совсем не обращаю на тебя внимания, да? Я внимательно наблюдал за тобой всё это время. Ты говорила, что бросишь любовь ради карьеры — ты боишься чувств. Но когда ты говорила о парне, который тебя нравился, ты была так печальна, что я понял: ты очень хочешь любить и быть любимой. Знаю, со стороны я выгляжу как бесчувственный чурбан, но это не так — я умею подмечать мелочи. А за тобой я очень пристально наблюдал, особенно после того, как рассказал тебе свою историю. Ты тогда мне очень помогла, мне было важно услышать те слова. Я как-то не думал раньше, что могу быть нужен отцу. Но после того разговора я навестил его и починил шкаф. Мы не виделись около года, но он не изменился — всё такой же злой и ворчливый, вот только когда он открыл мне дверь, то улыбнулся. Конечно же, он сразу взял себя в руки и начал ворчать, но для меня это было очень важно. Ты всегда мне помогала, хоть я этого и не заслужил. Я знал, что не заслуживаю тебя, и думал, что так и не признаюсь. Честно говоря, я безумно боялся сказать тебе о своих чувствах, но вчера вечером, когда вечеринку отменили, на меня как будто наваждение нашло — я испугался, что ты уедешь, а я тебя так и не пойму. Я пошел к Эрику.

Я напряглась.

— Я хотел спросить у него, какая ты. Он понимает тебя лучше всех, и я хотел, чтобы он хоть немного рассказал мне, дал точку отсчета. Но Эрик сказал лишь, что тебе сложно довериться людям и ждать этого от тебя не стоит, ты не будешь ни на кого полагаться. А еще он сказал, что ты почти живая, и если я хочу сделать тебя счастливой, то должен помочь тебе действительно ожить. Я не совсем его понял, но знаешь, где-то на уровне подсознания я и сам ощущал в тебе какую-то пустоту, словно ты и впрямь одновременно и здесь и где-то еще. Я сказал Эрику, что ты меня никогда не полюбишь, потому что я обращался с тобой, мягко скажем, не совсем корректно, но он ответил, что если я думаю, что ты судишь о людях так поверхностно, то я действительно тебя недостоин, и я решил попытаться. Я хотел признаться тебе на закате, даже обнял, — он горько усмехнулся, — но тут ты от меня побежала, как от огня. Чего ты так испугалась, почему не хотела, чтобы я сказал тебе, что чувствую?

— Я не думала, что ты хочешь что-то сказать… Я просто решила, что не должна привыкать к тебе, потому что этому не бывать — ты просто не мог полюбить меня… — тихо ответила я.

— Два дебила — это сила, нет мозгов — зато красиво! — усмехнулся Тим и тут же замолчал, напряженно посмотрев на меня. Я рассмеялась, и он облегченно выдохнул.

— Эрик говорил как-то, что о себе ты разрешишь говорить что угодно, а о друзьях — ничего, — улыбнулся он.

— Эрик переборщил. Это он тебе вчера сказал?

— Нет, в магазине. Мы тогда сильно поругались, он сказал, что для таких как вы, для тех, кто пережил трагедию, становится не так важно, что о вас говорят.

Я напряглась, и Тим сразу это понял.

— Не волнуйся, он не сказал, что с тобой произошло. Если захочешь, ты сама расскажешь. Я не буду спрашивать.

— Спасибо, — слабо улыбнулась я. — Когда-нибудь я обязательно тебе расскажу.

Я помолчала, а потом задумчиво сказала:

— Страшные тайны больше всего бережешь от того, кого любишь…

— Опять мысли вслух? — рассмеялся парень.

— Нет, на этот раз просто сказала.

— А я думал, мысли. Они у тебя самыми точными оказываются, — усмехнулся он. Мы долго лежали в тишине, прислушиваясь к равномерному биению наших сердец, и я не помню, как заснула.

Проснулась я от легких прикосновений к моему виску. Сначала я не поняла, что происходит, и застыла, но воспоминания о прошлом вечере нахлынули неотвратимой лавиной, и я улыбнулась. Сердце бешено забилось в груди. Так, как никогда прежде. Словно… оно было совсем живым. Я приоткрыла глаза и поняла, что Тим сидел рядом со мной на многострадальном диване и невесомыми поцелуями выводил узоры на моей коже.

— Доброе утро, любимая, — проворковал он, когда я окончательно открыла глаза.

Реальность. Не сказка. Хотелось петь, плясать и прыгать до потолка от радости! Странно. А может, как раз закономерно? Наверное, так и есть. Потому что, кажется, в самых обыденных вещах и кроется настоящее счастье.

— Доброе, ты чего встал так рано, шесть часов всего, — я сладко потянулась и обняла парня.

— Хотел подольше побыть с тобой, пока ты не уехала.

Его слова словно обдали меня ледяной водой.

— Не хочу уезжать… — простонала я, пряча голову под подушкой, но Тим шустро пробрался ко мне и прошептал в самые губы:

— Так не уезжай.

— Не могу, мне надо учиться…

— Понимаю… — парень поджал губы и выбрался на свет Божий. — Я тебе тут завтрак приготовил — не Бог весть что, но, как говорится, чем богаты.

— Ура, блинчики! — возликовала я, увидев вкусности на подносе. Когда он только успел, интересно?

— Не думал, что ты такая сластена, — хихикнул Тим. — Смотри, располнеешь.

— С тобой — ни в жизнь! То лыжи, то коньки, то нервы — это покруче любой диеты будет, — парировала я.