Изгнание из Эдема. Книга 1

— Это одно и тоже.

— Нет, — прошамкал Блэкфорд. — Садитесь же.

Сиделка присела на край скамейки в напряженной позе человека, которому надо сорваться и бежать.

— Принимают лекарство, ванну и так далее. А пища это еще и наслаждение.

— Возможно.

Миловидное, немолодое лицо сиделки осветилось благостной улыбкой.

— А я подумал…

— Что же вы подумали, сэр?

Блэкфорд приступил к фруктам и не спешил с ответом, но глаз с сиделки не сводил.

— Что вы…

— Что я?

— Очаровательны.

Сиделка опустила глаза, и щеки ее залились краской. От этого она помолодела и похорошела. Но губы поджались в обиженную гримасу:

— Не надо смеяться над бедной вдовой.

— Вы вдова?

— Да.

Блэкфорд посмотрел на нее опять поверх стакана с соком и продолжал допрос:

— Давно?

Сиделка заволновалась, выразив нетерпение, потом сказала тихо и с расстановкой:

— Я уже несколько месяцев ухаживаю за вами, почему вы спрашиваете об этом сегодня?

— Не знаю.

— Но…

— Вот вдруг увидел вас.

Сиделка тоже смотрела на Блэкфорда, как будто увидела его только сейчас. Губы ее были изломаны в трагическую складку.

— Так я спросил.

— Что?

— Вы давно вдова?

— Да.

Эндрюс Блэкфорд ответом был не удовлетворен, но настаивать не стал. Он посмотрел на поднос, потом на сиделку. Она быстро подхватилась, понимая, что от нее хочет ее подопечный:

— Сей момент. Я не принесла сразу кофе — хотела принести свежий и горячий.

Блэкфорд удивился и уже не в первый раз — эта женщина понимала его без слов. Редкий случай.

Сиделка трусцой отправилась за кофе, а Блэкфорд остался опять со своим одиночеством, беспомощностью и грустью. Он смотрел в ту сторону, куда ушла женщина, и тупо доедал банан. Мгновенное просветление сошло с его лица.

Мысли Блэкфорда теперь вертелись около одной темы: как ему компенсировать свою инвалидность и заставить это стихийное бедствие, Стэфани Фархшем Харпер уплатить ему за нанесенные увечья. Она ни разу не навестила его в этой больнице, которая скоро разорит его отца. Кстати, отец сегодня обещал навестить его. Но на дорожке появилась сиделка с кофейником, сахарницей и чашечкой на подносе.

Она поставила новый подносик на столик, а старый, с грязной посудой, убрала. Налила кофе в чашку:

— Прошу, вас, сэр.

— Благодарю, мадам.

Сиделка собрала посуду от завтрака, закрыла ее салфеткой и намерилась уходить.

— Посидите со мной, — очень грустным голосом попросил Эндрюс Блэкфорд.

Она поставила поднос на место и присела на краешек скамейки. Взглянула вопросительно, но не сказала ни слова.

Отпив глоточек кофе, Блэкфорд смотрел на женщину и тоже молчал.

Эта пауза нервировала сиделку. Она обтянула форменное платье и подвинулась немножко глубже на скамейке.

— Вас не шокирует, что я попросил уделить мне немножко больше внимания? — спросил он.

— Что вы спросили?

— Вас не смущает, что я прошу посидеть со мной?

— Вы всегда привыкли к вниманию, но…

— Что, но?

— Но сегодня…

Женщина замолчала, не решаясь быть откровенной, лгать, видимо, не привыкла.

— Так что же?

— Но сегодня вы менее раздражительны и обратили внимание… — она опять умолкла, сломав губы в трагической мине.

— Простите, мадам, но вы всегда беседуете со мной, а сегодня не хотите?

— Не совсем так.

— А как?

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. Он увидел, что глаза у нее зеленые, и удивился, что никогда этого не замечал. Заговорила она медленно, и голос был без обычной холодности и деловитости, что тоже удивило Блэкфорда:

— Мы всегда говорили только о вас, сэр. А сегодня вы, вдруг, увидели, что я тоже человек, а не робот, и к тому же женщина — это меня удивило.

Блэкфорду казалось, что ему заменили сиделку.

— Я думаю, сэр, что вы начали поправляться, слава Богу.

— Вы так думаете?

— Да. А то я думала…

Блэкфорд допил кофе и поставил чашечку на стол.

— Что же вы думали?

— Я думала, — она поерзала на скамейке, но все же решила сказать, — что добра у вас в душе уже нет.

Блэкфорд расширил глаза от удивления, взглянул на женщину, потом на кофейник и тихо спросил:

— А что же там?

Она подхватилась, налила ему еще кофе и тоже тихо ответила, как будто сказала сама себе:

— Озлобление, раздражение, обида и боль.

Чашечка кофе дрогнула в его руке, и кофе пролился на блюдце, но Блэкфорд не обратил на это внимания. Его лицо прояснилось, и он опять захотел увидеть зелено-серые глаза, устремленные на него.

Но сиделка уже взяла поднос и сделала шаг к отступлению — она сама испугалась своих слов — с больным так разговаривать не положено, и он может рассердиться.

— Мне надо уходить, сэр.

— Вы не можете еще побыть?

— Нет, сэр.

— Почему?

— Очень много работы, сэр.

Блэкфорд вдруг увидел ее всю, в форменном платье, в белом головном уборе, белые брюки и парусиновые туфли — все сидело на ней гладко, ровно и удобно. Он мягко попросил:

— Приходите, когда будет время.

Удивлению женщины не было предела — рот приоткрылся, глаза стали большими, а брови спрятались под белой шапочкой.

— Хо-ро-шо, — медленно сказала она и быстро ушла.

Блэкфорд достал портсигар, закурил сигарету. Ему очень хотелось спросить самого себя: «Что с тобой, Эндрюс?» Но ответить он себе ничего не мог, потому что до сих пор не знал, что сердце может сильно-сильно стучать не только от боли, удовольствия, собственных внутренних ощущений, а от вида серо-зеленых глаз, которые просто смотрят на тебя. Этот стук ни с чем не сравним. Его-то Эндрюс Блэкфорд еще никогда не знал. Ему показалось, что это, наверное, смерть, а она сказала — «вы поправляетесь, сэр».

Откинувшись в коляске, Блэкфорд курил уже вторую сигарету подряд — этого он себе никогда не позволял — когда на дорожке появился седой ухоженный старик, в котором он не сразу узнал отца — так занят был своими мыслями.

Старик довольно бодрой походкой приблизился к коляске и протянул руку:

— Здравствуй, Эндрюс!

— Здравствуй, папа! Присядь. Я очень рад тебя видеть. — Эндрюс вяло пожал руку отца и показал на скамейку, рядом с собой.

Блэкфорд-старший присел на скамейку, положил ногу на ногу и посмотрел на сына очень внимательно.

— Как ты себя чувствуешь, сын? — спросил он и достал золотой портсигар, но не открыл его.

— Не знаю, отец. Вот уже столько месяцев прошло, а все еще не могу ходить.

— Но хирург уверял, что ты будешь ходить и забудешь об этой коляске. — Он опять повертел портсигар — видно боролся с лишней сигаретой.

Эндрюс знал, что отец курит мало, но бросить окончательно не может.

— А как ты, отец? Как твои дела?

— Как всегда — много работы.

— Благодарю, что нашел время зайти ко мне. Я рад.

Эндрюс смотрел на отца с видом тревоги провинившегося мальчишки — это было трогательно и смешно: в его-то годы.

— Мне показалось, что выглядишь ты сегодня неплохо.

— Да?

— У тебя оживленное лицо, и в глазах живой блеск. — Меня это радует.

Эндрюс Блэкфорд с удивлением смотрел на отца: они давно были почти чужими. Отец не интересовался им. Выделял содержание, оплачивал счета и все. В больницу приходил очень редко, только платил по счетам.

— У тебя что-нибудь случилось, папа?

— Почему ты спрашиваешь, Эндрюс? — Старший Блэкфорд внимательно посмотрел на сына.

Эндрюс Блэкфорд опустил глаза, решая как это лучше объяснить отцу.

— Ты изменился, папа.

— В чем? — вяло спросил Блэкфорд старший и стал рассматривать свои туфли.

— Мне трудно объяснить, папа.

— А ты постарайся, сын.

Эндрюс Блэкфорд вздрогнул — сегодня отец уже в который раз сказал ему «сын», чего он не делал уже много лет. В лучшем случае он обращался к нему по имени, а в основном просто пренебрежительно — «ты».

— Это сложно, папа.

Блэкфорд-старший выпрямился, открыл портсигар и посмотрел на сына.