Чипсы (СИ)

-- Сколько ещё будет таких лиц за твою жизнь,- вечером инструктировал меня папа, -- не обращать на них внимания с непривычки нереально, поначалу старайся не расстраиваться дольше десяти минут-часа.

- Ещё Злата любит глаза закатить, -- сказала я.

-- Есть такой приём, -- встряла мама. -- Вроде как ты какая-то не такая. Если что - Илька неподалёку, беги к нему.

Я не стала говорить, что понятия не имею, как найти Ильку в этой четырёхэтажной школе с облупленными стенами и такими же облупленными, хоть и очень статными, колоннами...

После фото в газете в классе меня "зауважали". Не все, но многие. Уроки шли, прошли первые три недели, я освоилась. В дни, когда были танцы, мама забирала меня сразу после уроков, остальные дни Илька приводил меня домой после продлёнки. Он обедал в школе, сидел в библиотеке - делал уроки, а чаще - тусовался во дворе с девчонками-одноклассницами. От них противно несло духами. Я боялась старшеклассниц: они были взрослые, фигуристые, с распущенными волосами, они перебарщивали с косметикой и часто выглядели вульгарно.

Мама была сильно занята. Пункт обмена газовых баллончиков на окраине Мирошева, в Клементьевке, она взяла в аренду. Это было хорошее белого кирпича здание, насквозь провонявшее газом.

Об этом кирпичном здании маме рассказала тётя Лена, мама Макса. Отец Макса, работал на автозаправках и строил дачу буквально в ста метрах от бывшего пункта обмена баллонов. У нас не было дачи, нам не нужны были эти баллоны, мама ничего не знала о пункте обмена.

Мама сначала сомневалась:

-- А где же люди будут обменивать газовые баллончики?

Но оказалось, что достаточно купить пустой баллон, а заправят его на автозаправках. Конечно же родители Макса Монахова убивали двух зайцев: они налаживали контакты с "нужными" людьми, то есть с нами, так ещё и отец Монахова избавлялся от конкурентов по бизнесу в лице этого древнего пункта обмена.

К моему ужасу тётя Лена Монахова подружилась с моей мамой. Тётя Лена всегда участливо и приветливо общалась и со мной. Мне приходилось вежливо отвечать. Тётя Лена Монахова -- отвратительная молодая располневшая женщина с волосами цвета жжёного сахара, аккуратно уложенными в причёску "каре". От тёти Лены разило ландышевыми духами. Я её возненавидела ещё больше, я любила ландыши, мы собирали их с мамой. Мне казалось, что мать Монахова отняла у меня букет. Я тогда не знала, что ландышевая отдушка - всегда синтетическая. Не знала, что из ландышевых цветков нельзя приготовить эфирное масло - основу духов.

С этим зданием-складом будто кто-то вдохнул в маму удвоенную энергию. За последний год, да и за предыдущей, после моего шрама на виске и происшествия с чипсами, мама сникла. А сейчас - это был другой человек. Она фонтанировала идеями и надеждами. Какими только ласковыми словами она не называла папу - ведь это он помог оформить аренду здания, благодаря его положению мы с Илькой учимся в "нормальной" школе с "приличными" детьми. Мама не забывала об этом напоминать нам не реже раза в неделю. Папа всегда морщился, если слышал, но молчал. Пока я была в школе и на продлёнке, мама обустраивала здание под склад и офис. У неё были грандиозные планы. Она сменила название фирмы, считая это непременно хорошим знаком. Так ещё тётя Лена объяснила маме, что если ликвидировать предприятие, то не придётся платить налоги и пообещала помочь маме в бухгалтерии: составить старые убыточные отчёты и новые нулевые балансы. С этого момента мамино ООО стало называться почему-то "Энергия леса". Тётя Лена посоветовала так назвать.

-- Лес - это много всего, а поле в понятии большинства - пустота, голь, -- говорила она, подобострастно благоухая ландышем.

В сентябре я увидела и маму Златы. Честно: я была поражена. Я предполагала увидеть алкоголичку, нищенку - такую, какие побирались у кремля, но мама Златы была похожа на ворона. Она была стильно, так же как дочь, подстрижена, она была почти так же худа, как её дочь. Волосы были выкрашены в чёрный вороний цвет, лицо белое, глаза толсто и манерно подведены, а губы обведены коричневым карандашом. Она вся была в чёрной коже с заклёпками, какая-то вся готическая. Говорила она низким обвораживающим голосом - если не видеть, что говорит женщина, можно было подумать, что говорит мужчина. Она совсем не была пьяной. Никогда, когда приходила в школу. Правда, она приходила в школу только первый месяц, потом как отрезало. Она не посещала собрания - да и зачем ей их было посещать, когда завуч начальных классов посещала парикмахерскую. Мама Златы и с тётей Леной общалась жёстко, односложно, она вообще была молчаливая. Как-то, бегая на продлёнке во дворе школы, я увидела, как она забирала Злату. Им куда-то надо было идти, они торопились. Вдруг она резко и зло схватила Злату за шкирку, встряхнула, обругала и отпустила...

Совсем я освоилась в школе к ноябрю. К этому времени я отлупила Молюска. Как я на него разозлилась! До этого я давала отпор Злате и Максу. Но это было неопасно. Я просто давала сдачи. С Молюском всё выходило сложнее и печальнее. Он не бил меня, маленькие острые кулачки больше не оставляли следов на моих предплечьях и плечах, но его "подколы" оставляли след глубокой обиды и возмущения внутри, в сердце. Когда, раз наверное в пятнадцатый, он начал дразнить меня в коридоре и вспоминать как я валялась на полу в тёмной раздевалке вся в червяках и какашках, я резко и неожиданно напала на Молюска сама. Впервые напала первая! Я забыла всё, чему меня учил папа, я царапала Молюску лицо - он пинал меня своей маленькой ножкой - я тут же узнала эти пинки, вспомнив, что так же меня пинали в раздевалке на гимнастике, и тут я совсем озверела. Но и Молюск озверел, он вообще взбесился и устрашающе кривил исцарапанную рожу. Он толкнул, точь-в точь как толкал меня папа - я еле удержалась на ногах. Я потянула Молюска за рукав, как чтобы не потерять равновесие и не упасть, и тут кто-то сзади подсёк мои ноги. И каким-то волшебным образом я не упала, хоть и сильно споткнулась. Тогда кто-то сзади захватил меня, вывернул руку. Молюск заржал, кинулся на меня. Это был классическое нападение. Мы с папой до автоматизма отработали защиту от двоих, мы не бросили летние занятия и не реже раза в неделю папа и Илька так же, как Молюск и кто-то сзади, нападали на меня. Это защита давно стала моей любимой! Я ударила Молюска ногой в пах, и тут же, молниеносно по лодыжке, ногой назад кого-то сзади, кто заломил мне руку. Взвизг, и -- хват ослаб. Я обернулась - за спиной у меня стоял незнакомый мальчик, достаточно бледный и хилый, незаметный. Всё это я оценила в долю секунды и, стоя спиной, не выпуская из виду корчащегося Молюска, дала незнакомому мальчику локтём снизу, в подбородок. Мальчик совсем отпустил меня. Я ещё раз пнула Молюска. Молюска. Он завизжал и стал кататься по полу. Но я не обращала внимание, я смотрела на незнакомого мальчика... Разнимать было некому, Евгении Станиславовны и других учителей не было: на большой перемене они пили чай в учительской с конфетами, которые в учительской не переводились. В нашей школе учителя не уносят домой подаренные конфеты. Мамины же чаИ они, с точностью до наоборот, уносят домой. И в учительской чай - самый обыкновенный...

Меня схватила психолог (она вообще никогда не пила чай, она очень худая и в школе не ест), и отвела в учительскую. Я не помню, что говорили вокруг меня, я слышала, но не понимала слов. На вопросы я не отвечала - так учил меня папа. В первый момент я испугалась, но только в первый момент. Дальше был урок . Молюска в классе не было. А на меня впервые посмотрели с интересом мальчики. Все! Девочки подходили после уроков и говорили мне, какая я молодец, что этот Молюск всех достал, так ещё всем врал, как во Дворце Спорта спустил мои чешки в унитаз.

-- Я вообще-то на танцы хожу, -- отвечала я подготовленную под руководством мамы фразу.

Тут подскочила Злата.