Чипсы (СИ)

-- Но, Ариша! Ты перечислила черты просто интеллигентного человека. Просто воспитанного человека!

-- Нет, Пропана Ивановна. Я перечислила психологию жертвы. А интеллигентный человек он прежде всего за справедливость, а потом за себя. Папа мне так всегда говорит. Интеллигентный человек не промолчит и скажет правду в глаза.

-- В этом ты права. Но ведь мягкий и неуверенный человек может очень жёстко повести себя в принципиальной ситуации и пропустить мимо ситуацию бытовую, такую, как мой конфликт в гастрономе, например.

--Мы говорим, только о моделях поведения по факту, без "мог бы повести". Мы говорим: "в такой-то ситуации жертва ведёт себя так..." или "в этой ситуации сильный человек ведёт себя следующим образом..."

-- Сильный человек - это кто?

-- Тот, к кому агрессор даже не посмеет подходить.

-- И к кому же не посмеет?

-- Я говорю же! Агрессор оценивает внешность прежде всего. Нужен уверенный взгляд, расправленные плечи, чёткая походка, нужно контролировать ситуацию вокруг себя, держать сумочку в неудобном для грабителя месте...и палку тоже... -- я замолчала: если честно, мне надоело объяснять. Тут иногда и объяснять-то бесполезно, это надо пережить, чтобы понять.

-- Ну а как же быть с тем человеком, на суде которого ты свидетельствовала? Он - конечно же жертва?

-- Жертва. И при чём -- типичная жертва. Вот суть дела. Их компания устраивала на пляже что-то вроде корпоратива. Агрессор готовил жертве месть. Он избил его. Вроде там была игра, вроде - шутка. А он его избил. Жертва возмутилась - дала сдачи. От этого, уточню здесь специально, она не перестала быть жертвой, от того, что дала сдачи. Вот если бы жертва не позволил на себя напасть, не допустил бы драки, то он бы перестал быть жертвой. К ни-в-коем-случае не-жертве нагнетатель не посмеет подойти...

-- Кто не посмеет?

-- Нагнетатель, Пропана Ивановна. Так называют в самообороне агрессора.

-- А-аа...

--Просто уж очень циничная была подстава. Поэтому папа, почитав материалы, возмутился.

-- Получается Арина, что все хорошие спокойные неконфликтные люди - жертвы?

-- Нет, совсем нет, вовсе нет. Много подвидов.

-- Подвид стариков, например, да?

-- Да. Поэтому старики часто жалуются и плачут...

-- Зажалуешься тут. Помирать-то никому неохота, а скоро, - улыбнулась Пропана Ивановна. - Из твоего объяснения получается, что можно переходить из подвида в подвид и даже из вид в вид?

-- Не поняла, -- сказала я, хотя всё прекрасно поняла.

-- Можно ли перестать быть жертвой?

-- Конечно. Вся психология боя на этом построена: защита-выжидание-нападение. Жертва должна выработать новый тип поведения, научиться давать отпор. Надо переделать себя внутренне. Это ерунда, что мы живём в мирное время. Его давно нет, этого мирного времени.

-- Конечно, -- кивнула Пропана Ивановна. - Мирного времени нет именно из-за твоей философии защиты. Почему, как ты называешь, жертва должна перестраиваться? Перестраиваться надо хаму! Перестраиваться надо лгуну и вору, а не тихому законопослушному гражданину. Если вынужден защищаться хороший человек, если он вынужден добиваться справедливости в элементарном, тратить все силы души на отстаивание примитивнейших норм поведения - это безобразие и бардак.

-- Папа говорит: так было всегда. Папа говорит: сейчас порядка даже больше стало.

-- Перегибы и раньше были -- не спорю, страшные перегибы, -- затряслась Пропана Ивановна. -- Но никогда, Ариша, на моей памяти не было такого позорного безобразного в своей безнаказанности плебейского наглежа! Хам чувствует себя во всеоружии.

-- Потому что государство обслуживает агрессоров. Агрессоров от бизнеса, от политики...

-- Точно, Арина. А нормальный человек страдает, -- Пропана Ивановна совсем перестала нервничать.

-- Надо давать отпор. Напишите заявление, что имели место быть оскорбления и угрозы. В магазине будут защищаться, говоря, что должна быть запись в жалобной книге. Но это уже дело втрое. Сигнал есть, разбирательство будет. Эта заведующая струсит. Вот увидите. Они наглеют, если уверены, что всё будет чин-чин, шито-крыто. В лице окружающих мошенники и хулиганы хотят выглядеть прилично.

Пропана Ивановна стала совсем другой. Она стала прежней и уже не была осунувшейся.

-- Ариша! Дорогая! Поговорила с тобой и сразу легче. Но ты, Ариша, не права. Ты это потом поймёшь. Иногда в жизни важнее не заметить, отойти, не отвечать. Не всегда, но иногда лучше не замечать чего-то.

-- Но подождите, Пропана Ивановна. Как так не заметить? Вы же полторы недели из дома не выходите! Переживаете! Думаете, я не понимаю, раз мне четырнадцать лет? Я всё прекрасно чувствую и понимаю.

-- А ты думаешь, если бы я написала заявление о том, что произошло в магазине, я бы меньше в себя приходила? Да я бы, если стала в магазине требовать жалобную книгу, вообще бы на месяц слегла. Я тебе ещё раз говорю: иногда полезнее для здоровья пропустить что-то мимо, не зацикливаться.

Пропана Ивановна оживилась, мы порешали задачи, она мне объяснила реакции, оказалось -- сложно, я поняла не всё. Ровно в три я позвонила папе при ней. Отчиталась...

Пропана Ивановна оказалась совершенно права - жертва ты или ни-в коем-случае-не жертва - это не самое главное. Главное иногда не заметить, не зацикливаться, не устраивать разбирательств, тогда бы может я не поссорилась бы с Дэном. Я это сейчас поняла, вспомнив тот разговор.

...Заметки ни в газете "Вперёд", ни в в "Милославиче" конечно же не появилось. Папа уверил, что не появится никогда. Все жалобы на Пропану Ивановну с сайта города исчезли. Но жалоба осталась на сайте Министерства Образования РФ - и ответ на жалобу: стандартная отписка, что дополнительное образование вне их компетенции и они пересылают жалобу в местное управление, то есть в областной минобр.

Палку папа лично принёс Пропане Ивановне, когда зашёл за ней проводить до такси, до бассейна. Но Пропана Ивановна ходила теперь с другой, с лёгкой, бамбуковой, а ту палку - с вычурной ручкой из естественного изгиба ветки -- я увидела в Кремле у нищего.

Мы с мамой пришли за святой водой. Родник бьёт прямо на кремлёвской площади за стеной. Там такая маленькая изразцовая ванна и навес. И святая вода бьёт целый день из посеребрённой трубы. Обратно, когда выходили, мы старались обойти нищих, но я увидела эту палку. У тихо мычащего нищего в яркой одежде. Он махал этой палкой вверх-вниз, будто дирижируя отрядом барабанщиц. Я подумала, что заведующая из Оболтуса обязательно увидит эту палку, этот нищий здесь постоянный.

Я тогда ещё подумала, что Пропане Ивановне стала неприятно ходить с этой возвращённой палкой, и это справедливо - её держали в руках нагнетатели. Я бы поступила точно также.

21. Первый звонок

Когда вдруг в конце лета, после того как папа получил пост, нам перезвонили из первой гимназии и предложили первый класс, мама осторожно спросила: "А старшего сына?" "Нет". "Тогда и Арина не пойдёт", -- непривычно жёстко сказала мама. На том конце провода посовещались и согласились и на Ильку, и на меня.

-- Долго до них новости идут, -- торжествовала мама. Она за эти две недели часто стала говорить таким недовольно-претензионным тоном, она предвкушала власть. О том, что месяц назад она и не надеялась, что меня возьмут в первую гимназию, мама резко забыла. В отместку мама до последнего не несла ни мои, ни Илькины документы:

-- Пусть знают как мою Аришеньку в резерв ставить. Папа - на должности. Сразу мы им оказались нужны. Получается, школе нужны не дети, а родители. Безобразие.

-- Опять придётся ездить в Военный городок, -- ныла я.--Опять видеть и Макса, и Злату, и других!