Секвойя (СИ)

— Вряд ли где-то может быть хуже, чем здесь. — Он оглядел стены. — В этом доме было так мало хорошего…

— Твой лечащий врач считает, и я с ним согласна, — поспешно добавила она, — что тебе необходимо сменить обстановку. Клиенты клиники известные люди, поэтому все подписывают контракт о неразглашении. Будем надеяться, что тебя там если и найдут, то нескоро. Они уже готовы к твоему приезду. Мы можем подождать неделю, или выехать сейчас.

— Нет, — отрезал Джастин. Перед глазами стояла Каролина, сложившая руки на груди, и окидывающая его холодным равнодушным взглядом. — Меня тут больше ничего не держит. Хочу уехать, как можно скорее.

— Тогда, пойдем, я помогу тебе собраться, — Пэтти потянула его за рукав.

Джастин с нескрываемым отвращением оглядел дом, и тяжело вздохнув, направился вслед за матерью.

========== Часть 55 ==========

Октябрь в Саутгемптоне выдался необычайно холодным. Пронизывающий ветер с утра до ночи трепал верхушки пожелтевших кленов, и отовсюду был слышен его тоскливый свист.

Стоя на берегу пруда, и рассеянно глядя на рябь на воде, Джастин кутался в длинную холщовую куртку, пытаясь укрыться от ледяного ветра. Дождь почти закончился, и теперь ветви деревьев под тяжестью влаги склонялись к земле. Последние редкие капли звонко разбивались о водную гладь пруда и исчезали в его глубинах.

Прошло почти три месяца с того дня, как он приехал сюда. Три месяца тишины, покоя и одиночества. Для такого человека, как он, от природы чрезвычайно деятельного и привыкшего быть в центре внимания, такое бесцельное и одинокое времяпрепровождение было особенно тягостно. Но, как и в любой вещи, в этом тоже были свои плюсы. Раньше, увлеченный бесконечным круговоротом дел, он едва ли находил время на неторопливые размышления, именуемые самокопанием.

Все началось с двухнедельной изоляции от всех, включая родственников. Это было частью терапии, назначенной его лечащим врачом. Когда были разрешены визиты ближайших родственников, парень вдруг понял, что кроме мамы к нему никто особенно и не рвался. Отец ни разу не позвонил. И Джастин только здесь осознал, насколько он на самом деле одинок.

Средства массовой информации, телевидение, радио и интернет здесь были запрещены. Фактически, все, что он знал о том, что происходило за забором, ограничивалось мамиными рассказами, когда она приезжала раз в две недели. Она хотела поселиться где-то в городе на время его лечения, чтобы навещать его чаще, но Джастин не позволил. Он хотя и был эгоистичен, но все же не настолько, чтобы лишить мать только-только начавшейся нормальной семейной жизни, которой у нее никогда не было.

У него был телефон, но без подключения к интернету он был почти бесполезен, поскольку звонить Джастину было некому. Стоило ему оказаться в клинике, как вдруг волшебным образом испарились почти все оставшиеся приятели, и никто, кроме Райана, ни разу не позвонил ему. Он был словно в вакууме, и это было слишком непривычно для кого-то вроде него.

К огромному разочарованию мамы Джастина, пронырливые репортеры на удивление быстро выяснили, куда заточили поп-принца. Не прошло и пары недель, как орава с камерами на шеях практически разбила лагерь неподалеку от территории клиники. Они толпились там несколько дней, но в отсутствие какой-либо информации их ряды быстро редели, пока все они не исчезли совсем в поисках новой добычи.

В отличие от матери, Джастин был рад, что о нем все еще помнят. Он даже занервничал, когда они перестали караулить главный въезд на территорию. Он хорошо помнил, что чувствовал в тот момент. Он чувствовал себя Линдси. Ее звезда сияла так ярко когда-то. И где она теперь? Кто из знаменитых людей остался в седле после реабилитации? Зачем это вообще назвали словом «реабилитация»? Это было никакое не восстановление, а самый настоящий позор. Что ждало его теперь там, за этим забором?

Подняв небольшой гладкий камушек с земли, он прицелился и запустил его плашмя по воде, пытаясь сосчитать количество отскоков.

Большая библиотека была, пожалуй, единственным развлечением здесь, так что Джастин много читал. Пациентам клиники разрешалось общаться между собой в строго определенное время, поэтому друзей здесь Джастин не завел. Разве что, пожилого мужчину из палаты напротив, с которым парень иногда играл в шахматы.

Целыми днями Джастин слонялся по коридорам просторного поместья, и успел выучить каждую трещину. Поместье было старинным только с виду. Да и то парня не покидало ощущение, что и состарили его искусственно. Впрочем, здесь действительно было красиво. Внутренние помещения могли конкурировать по уровню комфорта с номерами дорогих частных отелей. Просторный парк, изрезанный извилистыми дорожками, такими узкими, что на них с трудом умещались одновременно два человека, выходил к берегу небольшого пруда, огороженного высоким забором по линии противоположного берега. Если бы не этот забор, мало что указывало бы на то, что это самая настоящая тюрьма. Правда, очень дорогая: новейшая система видеонаблюдения за территорией клиники только усиливала это ощущение.

Эта ссылка казалась ему бесконечной и сначала он считал минуты до того дня, когда сможет вырваться отсюда. Но потом он понимал, что возвращаться ему, в общем-то, некуда, ведь его никто нигде не ждет. И тогда на него всей своей беспросветностью наваливалась черная тоска. В этих терзаниях дни тянулись болезненно долго. Антидепрессанты немного облегчали его страдания. Таблетки были бессменным блюдом на завтрак, обед и ужин. А иногда они заменяли и десерт. Так продолжалось довольно долго. А потом начался курс психотерапии.

Джастин очень много времени проводил наедине с психологом. Обычно довольно дружелюбный и словоохотливый, теперь парень стал замкнутым и недоверчивым. Поначалу он неохотно шел на контакт, был осторожен и молчалив, но затем понял, что единственной целью доктора было действительно помочь ему. И вскоре их встречи участились, а беседы постепенно стали более доверительными. Это была женщина в возрасте, с нависшими веками и косматым пучком волос на голове. Эмилия Барнс, кажется, так ее звали. Она всегда говорила тихо и внимательно слушала. Джастин вообще не припоминал, чтобы кому-нибудь было настолько интересно его слушать, если он не пел. Говорила она немного, в основном задавала вопросы. Со временем Джастин начал понимать, что благодаря ей в его голове все встает на свои места. Она задавала именно те вопросы, которые он давным-давно должен был задать сам себе. После каждого сеанса он выходил из ее кабинета в легком шоке.

Оказывается, он был далеко не таким хорошим человеком, каким он привык себя считать. А еще он был слабаком, предпочитающим избегать проблем любыми путями, и всегда идущим на поводу у своих желаний, на самом деле вовсе не заботясь о чувствах других людей. Однако доктор считала, что это поправимо. И ее терапия, как показало время, проведенное Джастином в клинике, оказалась успешной.

Может быть, сказывалось психологическое лечение, а может и медикаментозное, но за время, проведенное в клинике, его пристрастие к наркотикам заметно ослабло. Однажды утром привычная тоска по косяку неожиданно исчезла. Более того, мысль о дурманящем запахе внезапно вызвала у парня отвращение. Три месяца он не употреблял ничего, крепче черного чая. Признаться, это был самый долгий срок без допингов с самого начала их употребления. И чем дольше Джастин оставался трезв, тем меньше хотел снова погружаться в забытье. Оказалось, что находиться в сознании не так плохо, как ему казалось.