Азбука мести

-Бред какой-то. вы меня разыгрываете? – Лера нахмурилась. -Нет! – Круглов прикоснулся к ее ладоням, и тот час убрал руки. – Я серьезен как никогда. -Странный у нас разговор. -Странный, но вы должны мне поверить, – попросил он. -Должна? Нет. Я не привыкла верить в сказки, – призналась Лера. – Извините, мне пора. «Если ты – моя судьба, значит, я – твоя судьба. Узнай же меня! Узнай!» – Просил, молил, требовал Круглов от женщины, сидящей напротив него. Узнай! Взывал к женскому инстинкту. Узнай! Ждал, как высшей милости, решения. Плевать, что грязной талой водой утекли сквозь пальцы годы. Сколько ни осталось силы в сухом жилистом теле, сколько ни осталось жару в сумрачной душе, все бросал он к ногам женщины, которую звали также как его. Плевать, что за спиной грехи и глупости. Он не стыдился больше прошлого. Он расплатился по счетам. Он чист. У него есть дом, деньги, будущее. Он желал разделить дом, деньги, будущее с женщиной, которую звали так же как его. И просил, молил, требовал одного-разрешить сделать это! Узнай! Суженая, ряженая, судьбой подаренная поднялась, собираясь уйти. Глупая, подумал Круглов, надеется, что я отпущу ее. Откажусь от счастья. Как же! Нашла дурака! Подавая Лере куртку, Круглов безапелляционно заявил. -Завтра я встречу вас после работы. -Это вопрос или утверждение? Он не ответил. -Я проведу вас. Он не спрашивал. У подъезда Лера впервые назвала его по имени: -Спасибо, Валерий. Вы подарили мне чудесный вечер. Я снова почувствовала себя женщиной. С некоторых пор я сомневалась и в способности чувствовать; и в принадлежности к женскому полу. Не отчаивайтесь. Вы встретите хорошего человека. Вы заслуживаете счастья. – Я уже встретил!– вспылил Валерий Иванович. – Если вас не пугает мое прошлое, считайте, что с сегодняшнего дня я ухаживаю за вами. Согласны? Завтра возле библиотеки вы дадите мне ответ! Сутки на размышления! День-ночь сутки прочь… Лера собралась возразить: она не станет размышлять. Бывшие уголовники ее не интересуют. Тройные совпадения не впечатляют. Она не ввязывается в аферы и не бросается на шею первым встречным. Ей не нужен этот тип с горячечными глазами. Лера собралась все так прямо и сказать, но не смогла связать двух слов. Март ли тому виной, холодный, слякотный, стылый? Вечер ли полный дождинок и ветра в ответе? А может зима, не желавшая покидать древний город, чудила? Или весна-сумасбродка, грядущим теплом, морочила голову? Но Лера промолчала, позволила говорить мужчине. Себе разрешила слушать жаркие жадные слова. О любви, о судьбе, о счастье. Милая. Единственная. Я мечтал о тебе. Горькими одинокими ночами я мечтал о тебе. Я знал и верил: ты есть. Ты создана для меня. Для моих рук, губ, естества. Для моей любви. Нежности. Силы. Ты моя. Я пришел к тебе. Я пришел за тобой. Я пришел за тем что мне положено в жизни. Ты – мой удел, моя участь, мой жребий. Ты – моя. Это не обсуждается. Это факт. Факт ли? Лера стояла молча, насупившись, кусала губы. Прятала лицо в воротник куртки, пряталась от чужих слов и своих желаний. -Милая моя. -Не твоя! -Моя! Если бы Круглов полез сейчас с поцелуями, она бы вырвалась и, возможно, ударила его. Если бы схватил, прижал к себе – тоже бы вырвалась и ударила. Что ни сделал бы сейчас Круглов, Лера ударила бы его и гордо ушла победителельницей. Но сегодня ей было уготовано поражение. Круглов смотрел на нее ласково и пронзительно; он гвоздил ее взглядом, из которого адовым пламенем лилась кипучая как смола нежность; он молчал, пронзая насквозь нихитрой своей правдой. Моя! Моя! Моя! И не делал ничего. Лера судорожно вздохнула и сама поцеловала мужчину. Сама прильнула к груди, сама обняла. Сама прижалась тесно. И сама позвала в дом. Почти позвала. Не дав произнести заветные слова, уже звучавшие в ее мозгу, мужчина оборвал поцелуй решительной фразой: -Я не хочу секса. Я хочу любви. За тем он ушел сердитой походкой, размахивая руками, оставив ее наедине со страхами, желаниями и предчувствиями. Круглов шагал по темным улицам, твердил как заведенный: -Я не хочу секса. Я хочу любви. Он видел, как дрогнуло обидой лицо Леры, как потемнели от гнева серые глазищи. Она предложила ему себя. Он отверг высокомерно. Однако повторись ситуация, вернись время вспять, Круглов сказал бы то же самое. -Я не хочу секса. Я хочу любви. На следующий день настроение не изменилось. Трусливый мудрый Круглов боялся и пикнуть, глядя на на то, как решительный и смелый собирается на свидание. Круглов явился к библиотеке специально на двадцать минут раньше условленного времени. Занял пост на ближайшей лавочке. Закурил. Он знал, что за ним наблюдают и был доволен. Пусть видит. Пусть, если хочет, покажет его подружкам. Он хорошо одет, выбрит до синевы. У него умное лицо, повадки уверенного человека. Он с цветами. Что еще надо? Появилась Лера, Круглов шагнул на встречу и ахнул. Вчера, в экзальтированном возбуждении, он мало обращал внимания на ее внешность. Вчера Лера была миловидна, приятна. Сегодня перед ним стояла красавица. Глаза в пол-лица, точеные губы в сиянии улыбки, розовая гладкая кожа, летящая поступь. Круглов испугался. -Вот ты какая… – вместо приветствия удрученно буркнул. Довольная произведенным эффектом, Лера кокетливо спросила: -Какая? -Красивая, – с ненавистью произнес Круглов. Красивые женщины внушали ему почти священный трепет. Лера засмеялась. -Это комплимент или обвинение? -Это катастрофа, – от волнения Валерий Иванович побледнел. Его вчерашней решительности на сегодняшнюю Лерину красоту не хватало. Женщина, которой он толковал о совпадении и предназначенности друг другу; которую целовал у двери подъезда; в мечтах, о которой провел ночь, была милой приятной, но обыкновенной. Эта, сияющая и розовая, была невероятной. И он не знал, как подступиться к этой невероятности. -Почему? – потешались над ним серые глаза. Потому что красавицам редко нравятся уголовники, чуть было не сказал он. Потому, что, таким Кругловым, такие Лера не положены. Ему положены бабы по проще, по непригляднее. -Сколько тебе лет? – спросил лишь бы не молчать. -Сорок пять. Он совсем скис. Стоящая рядом женщина выглядела на десять лет моложе. -Мне пятьдесят два, – признался, как в грехе. -Валерий, или ты подаришь мне цветы, или мои сотрудницы не тронутся с места. Женщины поодаль, не таясь, разглядывали его. Круглов окончательно смешался и ткнул букет Лере. -Спасибо, мой хороший. – Тонкие пальцы прикоснулись к его ладони. От слова «мой» и тепла ее рук у Круглова оборвалось сердце. Сегодняшняя Лера дарила ему то, против чего протестовала вчера? О, нет, она дарила гораздо больше. -Глупый мой. Завтра я буду еще лучше. -Почему завтра? – опешил он. -Потому что мы сейчас пойдем ко мне…– безгрешные глаза обещали греховные удовольствия. – Потому, что я не спала полночи, думала о тебе. Потому, что я хочу тебя… -Я думал, мы пойдем в театр. – Он собирался долго и красиво ухаживать. Водить в кино, театры. Дарить цветы. Лера покачала головой. -К чертовой матери театр… -Но… Под прицелом ласкового женского взгляда таяли благие мужские намерения. -Леронька…– он просил ее опомниться. Он боялся поверить. Он боялся обрести надежду. Не верь. Не бойся. Не проси. Законы силы. Он так жил. Не верь и не разочаруешься. Не бойся и неуязвим будешь. Не проси, и не станешь зависим. Вера. Надежда. Любовь. Законы бытия. Вера двигает горы. Надежда творит чудеса. Любовь меняет людей. Мужчина смотрел на женщину, ощущал ее призыв и желание, и предавал свои законы, не поклонялся больше силе, склонял голову перед слабостью. Иллюзии, кровавые хищные химеры, загубившие на своем веку тысячи людей, рвали сердце мужчины. Вчера он завоевывал женщину и в горячке боя не ведал, что творил. Сегодня, победив, подписывал пакт о капитуляции, отдавал себя в рабство и трепетал от ужаса. «А если потом она…» – следовал перечень страхов. -Валера… Круглов дернул шеей, словно ворот рубахи жал ему. -Я тебя люблю… – прошептал и удивился наступившей в душе тишине. Признание оказалось делом не таким уж сложным. -Люблю! – Он попробовал слово на вкус. «Люблю» было сладким и терпким, и напоминало сушеный ананас. -Люблю… Круглов внезапно повернулся к проходившему мимо мужчине: -Я люблю эту женщину! – заявил в растерянное лицо. – Будьте свидетелем! Я никого никогда ни любил! А эту женщину люблю! -Сумасшедший…– петлей, удавкой, затянутой на шее, обвилось вокруг сердца женское восхищение. -Поздравляю, – изрек мужик и спешно ретировался. -Что ж сударыня, если вы настаиваете, – Круглов обрел равновесие духа и привычную насмешливость, – так и быть снизойду к низким материям. Предамся соблазну. Но видит Бог, я хотел в театр. В театр и только в театр. Еще только раз Круглов позволил себе усомниться… В чем? В исключительности происходящего? В праве на счастье? Он торопливо раздевал Леру. Чувствовал, как она высвобождает из петель пуговицы его рубахи. Еще мгновение и они предстанут друг перед другом обнаженными. В это мгновение, словно в кино, он увидел картину со стороны. Двое не молодых, не идеально сложенных людей возились в ворохе смятых простыней. Не смешно ли? Он почувствовал, до боли остро и пронзительно, стыд и смущение. «У меня тощие ноги, нет пресса…» Он раздевал ее, целовал, гнал мерзкие мысли прочь. -Я…– голос Леры звучал извиняюще. Она, наверняка, испытывала ту же неловкость? Ей, женщине, особенно хотелось быть красивой. Она просила прощения за потерявшую упругость грудь, складки жира, отсутствующую талию. Круглов с яростью отшвырнул мерзкое видение. Остервенело впился в мягкие женские губы, задохнулся в поцелуе, захлебнулся в нежности. Мысли, горькие, трезвые, правильные, уступили место желанию. Его желание делало Леру прекрасной. Ее желание делало его сильным. Страсть и ночь, волной, смыли отчуждение. Утро вернуло в реальность. Он проснулся от духоты. Огляделся, прислушался. Чужая квартира, незнакомые шумы за окном. Слава Богу, Лера не казалась чужой и незнакомой. Он посмотрел ей в лицо. Спящая она была даже лучше, чем днем. Покой смягчил черты, разгладил тонкие морщинки у глаз. «Она еще долго будет красивой», – подумал с волнением. Туман пробуждения пронзило желание. Он прикоснулся губами к ее губам. -Милая моя… -Я хочу тебя, – не открывая глаз, сказала Лера. – У меня давно не было мужчины, я голодная и похотливая. -Значит, на моем месте мог быть любой другой? – испугался Круглов. -Конечно, – она улыбнулась счастливо и обвила его шею руками. – Любой другой в кого бы я влюбилась. -Ты не могла в меня влюбиться, прошло слишком мало времени, – Валерий Иванович струсил окончательно. -Кто бы говорил?! Сам еще вчера объяснился в любви. На второй день знакомства! – один серый глаз открылся и полыхал насмешкой. -То я! А то ты! Господи, взмолился Круглов, пусть это будет не сон! Пусть голое лохматое создание, прильнувшее к нему, всегда будет в его жизни. Пусть бормочет ласковые слова и кусает его, пусть царапает спину и целует плечи. Пусть… -Знала бы моя дочка, что творит ее высоконравственная мамочка! Затащила мужика в постель! В любви клянется первому встречному! Ужас! «Ужас» занял полчаса. После Круглов, опустошенный и удовлетворенный, курил на кухне. Лера собиралась на работу. -Сколько лет твоей дочери? – спросил он за завтраком. -Она взрослая девочка. Уже замужем. Двадцать четыре года. -О чем ты думаешь? – он видел: она беспокоится. -Ни о чем, – отмахнулась Лера. Он ждал другого. Он ждал серьезного разговора. Если то, что между ними произошло – важно, почему она не скажет об этом? Разве можно расстаться, не расставив точки над «i»? Лера молча убрала со стола посуду, молча причесалась, молча взялась за куртку. С шапкой в руках она закричала: -Что ты молчишь? Скажи хоть слово! Круглов удивленно протянул: -Разве я молчу? -Да. Сидишь с каменной физиономией, смотришь с ненавистью на меня, не отвечаешь на вопросы. Ждешь, когда я напрашиваться начну? Не дождешься! -Я жду, когда ты позовешь меня в свою жизнь, – выдал он заранее заготовленную фразу. Все утро, пока Лера суетилась, Круглов сочинял ее и, наконец, выдал. – Я жду, когда ты позовешь меня в свою жизнь Лера всплеснула возмущенно руками: -А я жду того же от тебя! Круглов сгреб ее в охапку, прижал к груди. -Лерочка, я – дурак. Я не умею обращаться с женщинами. Я не знаю, кто кому что должен говорить. Я боюсь, что ты спохватишься, вспомнишь про мои судимости и откажешься от меня. Я только и об этом и думаю. -Не думай, – перебила она -Я не убивал, не калечил людей. Я промышлял по мелочам, зато сидел по-крупному. -Соседка ввела меня в курс дела. -И что же, моя биография тебя не волнует? Лера кивнула головой. -Уже нет. Меня волнуешь ты. -Но… -Давай отложим клятвы и споры на потом. Давай посмотрим, как нам будет вместе. Давай не спешить, не пороть горячку. Не портить то светлое, что возникло между нами. Он только об этом и мечтал. -Я согласен. -Сегодняшнюю ночь мы проведем раздельно и попробуем разобраться в себе. Об этом она могла даже не мечтать. -Нет, – возразил Круглов, – ночь мы проведем вместе и разбираться будем в друг друге. Лера смерила его долгим, пронзительным взглядом. -Нет. Наверное, Бог услышал его. Внял мольбе. Отдал сероглазую навсегда, в вечное пользование, в горе и радость. Она льнула к нему, ластилась, прижималась и, сумасбродка, взывала к благим намерениям. Да, он скорее бы умер, чем отпустил ее от себя. -Да! – припечатал ее губы к своим. -Нет! В ворохе расстегнутых одежек….в суматохе нежных касаний…в ответном стремлении…нет звучало влекущим призывом… -Да! -Валерочка, ты нахал. А я безвольная дурочка. Еще минута и я опоздаю на работу… Он проводил ее до библиотеки и чмокнул почти по-семейному в щеку. Со стороны могло показаться, что это обычная семейная пара, а не два одиноких человека, которые наконец нашли друг друга и свое счастье. …Счастье! Круглов стоял перед зеркалом и улыбался своему отражению. Черт возьми, он себе нравился. У него было мало в жизни секса, еще меньше любви, но кто сказал, что в пятьдесят два счастье невозможно? Возможно, утверждала сегодняшняя ночь. Еще как возможно. Разгоняя мечты, зазвонил мобильный. Виктор Петрович Осин желали пообщаться со своим гонителем. Круглов ухмыльнулся игриво. Для равновесия ему как раз не хватало дельного занятия. Нельзя же целый день ждать вечера и вспоминать приятные мгновения ночи. Надо и на хлеб насущный заработать, и к хлебу. -Алло? Алло? – блажил Виктор в трубку. -Я на проводе. Здравствуйте, милейший. Какие проблемы? -Ольга согласилась? -Естественно. Но на большую сумму. -Сколько? -Пять тысяч ей и одну мне за хлопоты. Артисточка из Чернигова прекрасно справилась с заданием. Влюбила в себя Осина, достала до печенок, улику добыла. Умница. Не жалко заплатить три тысячи долларов за работу. И за риск. Все-таки Осин в гневе мог натворить чудес. Но, кто осведомнен, тот вооружен. Во избежание жертв и разрушений Олечка, выясняя отношения с Осиным, держала в руках газовый баллончик. -Этой мерзавке и четырех хватит, – попробовал поторговаться Осин. – И посредник мне ни к чему. Сам справлюсь. -В этой игре, Виктор Петрович, не вы определяете правила, – напомнил Круглов. Упускать свои деньги он не собирался. -Ладно, я согласен, – буркнул Виктор. -Тогда до встречи. И не забудтье деньги. На другом конце провода зависла тишина. Этот щенок хотел меня выманить из норы, да не успел. Я сам вышел из тени. Круглов насмешливо хмыкнул. -Вы заблуждаетесь, дружок. -В чем? – взвился Виктор. -Скорее всего во всем! Но это долгий разговор. Когда вам удобно? -Сегодня, днем. -Замечательно. Предлагаю кафе напротив Национального банка. На Институтской полно милиции. Под охраной закона я буду чувствовать себя в безопасности. В 16.00 вас устроит? -Вполне. -Значит, до встречи. Осин Виктор положил трубку. Итак, сегодня он, наконец, узнает, почему стал жертвой. За какие грехи его карают. И, что его ждет впереди. Он вздохнул с облегчением. Неопределенность – тяжкое бремя. Он устал гадать и терзаться. Он желал покоя. Минутная стрелка лениво мерила деления круга. Часовая и подавно не торопилась. Осин поглядывал на часы, подгонял время. В 13.00 он покинул квартиру. В 13. 40 зашел в ресторан перекусить. С 14.30 кружил по Грушевского, Шелковичной, Банковой, считывая взглядом милицейские посты. Думал: убить подонка мало. Его надо разорвать на куски. Спалить заживо. В землю закопать. Неужели я хочу убить человека, испугался сам себя Виктор. И честно признался: хочу. Очень хочу! Последние дни словно подвели его к некому рубежу. Впереди расстилалась туманная муть, позади кованым сапогом тыкала в спину беда. Что делать? Он терялся в предположениях. Убить! Убить! – орало растерзанное обидой и болью естество. Око за око! Зуб за зуб! У него отобрали все, и он отберет. Нет, отмахивалось от шальных бредней рациональное начало, ни надо ни кого убивать. Надо разобраться во всем и постараться вернуть все, как было. Осин представил, как сжимает горло врага, как глядит в выпущенные глазенки и облизал в раз переесохшие губы. В кафе Осин явился измученный донельзя. Бесцельное шатание по улицам сделало свое дело. Ноги гудели, в голове царил кавардак, взвинченные ожиданием нервы, звенели от напряжения. Осин занял место у окна и принялся рассматривать публику. Среди посетителей мог находиться и будущий его собеседник. Суховатый пожилой субъект за столиком напротив вполне смахивал на злодея. И рыжий толстяк у стены напоминал бандита. И высокий брюнет рядом с барной стойкой зыркал по сторонам по-разбойничьи хищно. -Позвольте? – тип лет пятидесяти, с довольной физиономией и гнусной ухмылкой отодвинул стул рядом с Виктором. -Прошу. Он! -Кофе, – кивнул мужчина официанту. -Вот мы и свиделись. Ну что? Каково смотреть в лицо человеку, который разрушил твою жизнь? -Сволочь, – яростно прошипел Осин, едва удерживаясь, чтобы не броситься на обидчика. -Не стоит горячиться. Лучше приступим к делу. Вы принесли деньги? -Да. Виктор молча протянул конверт. Мужчина заглянул во внутрь, кивнул и спрятал деньги в карман. Порадовал: -Про Ольгу забудьте. Считайте ее не было в вашей жизни. -Плевать на Ольгу. Я хочу знать, за что наказан, – твердо заявил Осин. – Имею, в конце концов, право. В чем вы меня обвиняете? Мужчина отпил кофе. Аккуратно поставил чашку на блюдце. -Вы будете несколько удивлены, но я – нанятое лицо, исполнитель, организатор процесса. В чем вас обвиняют, я, увы, не знаю. Виктор только голову наклонил ниже. Итак – аноним лицо подставное. Ширма. Кто же за ним стоит? -Не огорчайтесь, Виктор Петрович. В лишних знаниях лишние печали. Ну, объяснил бы вам какой-нибудь псих, чем вы ему насолили, что бы изменилось? Галочка не вернется. Марина не станет порядочнее. Азеф не оживет. Сделанного не воротишь. Примите с честью выпавшие испытания, не ропщите, несите достойно свой крест. -Ублюдок! – Осин очнулся. – Ты испохабил мою жизнь, а теперь учишь кротости и смирению? Сволочь! -Я лишь советую: наберитесь терпения. Мой работодатель – человек непредсказуемый. Вероятно, вас ожидают новые сюрпризы. Осин побледнел: -На что вы намекаете? – По-большоу счету на сделку. Я предлагаю договориться. Менее всего Осин был готов к такому обороту событий. -Не понял…– пролепетал он. -Я укажу вам на человека, который хочет уничтожить вас. Вы мне заплатите. Виктор недоверчиво покачал головой. -Вы врете. Я вижу: вы врете. Вы затеяли новую подлость.