Азбука мести

-В отношений вас указаний нет. Осин помрачнел. -Хорошо, я понял. Следующий вопрос. Нет-ли дополнительных распоряжений относительно меня? Не верится, что старуха оставила меня без копейки, – повел Осин дальше. -Пока все по-прежнему, – произнес сдержанно Глеб. – Дом принадлежит вам и Игорю. Вещами и основным капиталом владеет Даша. Другие активы находятся в личном распоряжении Веры Васильевны. -Скажите по-человечески, у меня есть реальные шансы получить хоть что-то? -На данный момент нет. После смерти Веры Васильевны вы будете получать ежемесячно ренту. -Сколько? -Я не уполномочен разглашать условия завещания. Виктор обреченно махнул рукой. Он не надеялся получить другой ответ. -Ладно, поехали дальше. Чем мне грозит развод? -Разорением. Вам не выгодно допускать расторжения брака. – Глеб Михайлович нацепил на нос очки и сделал сочувствующее лицо. -Не думаю, что у Гали серьезные намерения, – заявил Виктор решительно. – Она хочет проучить меня, наказать. К реальному разрыву она не готова. За стеклами очков мелькнуло удивление. Глеб Михайлович оценивал ситуацию иначе. -Не обольщайтесь, – посоветовал многозначительно. Виктор, немного приукрашивая ситуацию, возразил: -Галя сказала, что любит меня. И вернется. -Когда? – Уточнил Глеб. – Кажется, вы живете раздельно уже больше года? -Да. – Осин отмахнулся небрежным жестом. – Но это не существенно. -По-моему вам следует трезво взглянуть на вещи. -Я не пью и смотрю на мир трезво, – вспылил Осин. -Я выразился фигурально. -А я конкретно. Молодой Полищук недоуменно пожал плечами. -Когда вы планируете помириться с Галей? -Сначала мне надо уладить одно дело, – пояснил Виктор. -А как же господин Алексеев? Вас не смущает его присутствие? – В голосе Глеба Михайловича не было иронии и издевки. В вопросе не было второго смысла. Между слов не витало снисхождение к мужу-рогоносцу. И подленькое любопытство не сияло в умных глазах. Кроме живого конкретного интереса: можешь ли, ты, Виктор Осин, на развалинах былого счастья построить новую жизнь, ничего не занимало Глеба Михайловича. -Если Галина вернется ко мне…– сказал Виктор и исправился, – когда Галина вернется ко мне, господин Алексеев останется в прошлом. Как и мои художества. -Хороший ответ. Достойный. Хотелось бы верить – честный. -Не сомневайтесь, – уверил Осин. Старый Полищук кривовато усмехнулся. Клятв и обещаний от Виктора он выслушал немало. -Не сомневаюсь в чувствах Галины Леонидовны. Она не раз доказала как предана вам. Однако, смею предположить: при разделе имущества, если таковое произойдет, Галя займет жесткую позицию. Очень жесткую позицию. -Да…– задумчиво протянул Виктор. На счет жестких позиций супруга была великая мастерица. -На стороне Галины Леонидовны право и закон, – внес свою лепту молодой Полищук. – Хочу отметить, что против вас не выдвинуто ни одного лишнего требования. Тем ни менее, если дело дойдет до суда, вы останетесь нищим. Возмущенный Виктор вскочил. – Но это невозможно. Галка пришла в нашу семью с парой трусов и двумя простынями. А теперь красуется в бабкиных бриллиантах, и шикует за мой счет. Воровка! Попрашайка! Нищенка! -Нет, – продолжил Глеб. – Галина Леонидовна требует только то, что ей положено. Если у вас имеются конкретные претензии, мы готовы обсудить их. -У меня есть претензии! – взвился Осин. – Галка выдурила у бабки кучу драгоценностей. Все они принадлежат мне! Глеб недовольно покачал головой. -Украшения принадлежат не вам, а Вере Васильевне. И подарив их Галине, она приняла меры предосторожности, направленные против вас, лично против вас. Вы забыли? Он не забыл. Он ничего не забыл. Увидев, подаренный Галке на свадьбу изумрудный гарнитур, прикинув его стоимость, Осин ликовал недолго. На следующий день Полищук ознакомил его с распоряжением старухи: за каждую исчезнувшую побрякушку придется платить отлучением от «кормушки». -Почему? – воскликнул Осин, дрожащим от разочарования голосом. Он уже сторговал изумруды одному барыге. – Галка – хозяйка, пусть сама отвечает. -Плюс штрафные санкции самого строгого порядка, – добавил Глеб Михайлович. Через год, на пробу, Виктор рискнул «приделать ножки» сапфировому перстеньку и очень пожалел об этом. Взамен трем вырученным тысячам он недополучил двадцать. Себе, что говорится, вышло дороже. – Впрочем, нет. У меня нет претензий. Кроме одной! Меня ограбили! – всплеснул руками Виктор. -Побойтесь Бога, – не вытерпел старый Полищук, – Вы выбросили на ветер бездну денег. Исключительно по собственной инициативе. Осин промолчал. Не твое дело осуждать меня, утверждал раздраженный взгляд. Не твое собачье дело. – Вам не понять. У меня натура широкая, в деда, я не могу жить на гроши. Старый Полищук неодобрительно нахмурился. -Виктор Викторович, не в пример вам, хоть и тратил много, но всегда и зарабатывал отлично. К тому всегда заботился о своей семье. Что вы могли бы завещать Даше? Осин вскипел: -Хватит с нее того, что дала ей бабка! -То есть ничего? – уточнил Глеб. -Давайте, оставим пустые философствования, – отмахнулся от упреков Осин. – Я вернулся для серьезного разговора. Мне нужна помощь. Я оказался в сложной ситуации… «Я сделал все что мог. Кто может, пусть сделает больше» – немного напыщенно рассудил Осин, вверяя судьбу в опытные руки. Выслушав историю, Глеб Михайлович переглянулся с внуком и предложил: – Виктор, выпей кофейку в приемной. Нам надо посоветоваться. Спустя четверть часа беседа продолжилась: -Вам нужен человеческий совет или юридическая консультация? –поинтересовался Глеб. -И то, и другое. -У вас есть сто тысяч? -Есть, – признался Виктор. -Отлично. Вы готовы в крайнем случае передать их вымогателю? -Да. – У вас есть предположения кто мстит вам? – Нет. Я перебрал всех. Подозревать можно каждого, доказать нельзя ничего. Одно ясно: мститель прекрасно осведомлен о моих делах и привычках. И точно бьет в самые больные места. -Вы полагаете, это кто-то из близких вам людей? Виктор кивнул. -Сомневаться в близких очень неприятно. -Сколько времени у нас есть? – Мало. Меня торопят с ответом. – Правильно ли понял: с вас требуют сто тысяч без всяких гарантий?! -Да. Глеб Михайлович поднялся, стал вышагивать за спиной Осина. Наконец променад по кабинету закончился. Полищук замер у окна. Ничего интересного, из окон первого этажа видно не было. Однако, погружаясь в раздумья, Глеб Михайлович всегда искал взглядом простор и перспективу, словно надеялся отыскать там ответы на сложные вопросы. Виктор замер. От ответа старика зависело его будущее. -Мы продолжим разговор завтра. Я…мы должны подумать… На следующий день Осин еле дождался, пока Полищуки закончат с внушительных размеров пожилой дамой. Едва она покинула приемную, Виктор бросился в кабинет. – Ну, что? Вы возьметесь за мое дело? – Да, если мы придем к консенсусу по финансовым вопросам. – Бабка пообещала оплатить ваш гонорар. К тому же она оставила мне немного денег, их должно хватить на любые непредвиденные расходы. – То есть свою часть Отрадного вы уже не продаете? – перехватил инициативу Глеб Виктор обреченно махнул рукой: -Если понадобится, я продам особняк без сожаления. -Но вы понимаете, что сто тысяч и половина особняка – это ваши последние резервы? – Конечно, понимаю. Но возможно, Вера Васильевна изменит свое мнение и пересмотрит завещание? – Нет, – отрезал Глеб Михайлович. – Вера Васильевна не имеет привычки менять свои решения. – Но она же рассказала мне свою историю, хотя раньше тщательно скрывала ее? Кстати, Глеб Михайлович, вы знали ее секрет? -Конечно, – ответил адвокат, – моя обязанность знать секреты клиента. И хранить их. Если бы не мои старания скандал разразился бы давно, – Глеб Михайлович улыбнулся. История двух сестер, умной и глупой, бедной и богатой, воплощенный в жизнь сценарий индийского фильма, изрядно позабавил его в свое время. – Настоящая Вера Васильевна доставляла нашей Вере Васильевне множество хлопот и неприятностей. Одиозная была особа. Жадная, распущенная, пустая. Даже не верится, что женщины так похожие внешне, могли так различаться внутренне. Наша Вера Васильевна – барыня до мозга костей, голубая кровь, рафинированная интеллигентка; ей и старость к лицу. Та – дурой была, дурой и осталась. Пыталась меня соблазнить, – хмыкнул Глеб Михайлович, – сумасшедшая. От невероятной догадки Осин чуть было не подпрыгнул: -Вы были бабкиным любовником? Признайтесь! Да? -Да, – согласился Полищук. – Но не долго и много раньше того, как женился на бабушке Глеба. Однако не думайте, что вам удалось разоблачить Веру Васильевну. Она просила намекнуть о нашей связи. -Глеб Михайлович, – восторженно протянул Виктор, – снимаю шляпу. И перед вами, и перед бабкой. Все-таки они были знакомы бездну лет и кое-какую вольность в обращении Осин мог себе позволить. -Расскажите-ка, как вы обольстили столь высоконравственную особу. Иначе я лопну от любопытства. Полищук рассмеялся. Воспоминание доставило ему удовольствие. -Увы, похвастаться не чем. Я был молод, скромен. Мною управляли комплексы: отношения адвоката и клиента представлялись в обрамлении радужной кондовой морали. Должен… не должен…обязан…не обязан…Вера прямо заявила что хочет меня. Я мгновенно влюбился. И, наверное, влюблен до сих пор. Это – необыкновенная женщина, да простит меня Глеб. Внук с индифферентным взглядом разглядывал пейзаж за окном. В этой части беседы он участвовать не собирался. Осин хмыкнул: -Как не влюбиться в богатую и хромую бабу, способную устроить отличную карьеру молодому юристу, – не удержался от язвительного замечания. Старый Полищук, нисколько не смущаясь, парировал: -Вы циничны и мыслите утилитарно. Есть категории выше корысти и расчета. Есть эмоции, страсть, понимание, взгляды, родство душ. Вера Васильевна прекрасная страница моей жизни. Я горжусь тем, что завоевал расположение такой гордой, независимой и сильной женщина. Виктор с удивлением наблюдал за Полищуком. Великий фарисей говорил искренне! Более того, взволнованно. Умиленно даже. Во, блин, ахнул Осин; бабка и здесь, в заведомо проигрышной ситуации сумела одержать победу! Немолодая, покалеченная, связанная условностями и условиями, она не купила любовь, не вымолила, как поступали многие одинокие женщины, а влезла в душу, в печенку, в сердце и стала предметом гордости тщеславного и умного мужчины. Такой подвиг не каждой красавице по плечу. Такое под силу лишь роковым героиням. -А как же условия деда? Родня небось глаз с бабки не спускала? Следила за каждым шагом? – спросил Осин с живым интересом. Глеб Михайлович сделал неопределенный жест рукой, как бы отмахиваясь от мелких несущественных деталей. -Внешне наши отношения не выходили за рамки приличий. Вера Васильевна – человек сдержанный и чуждый демонстрациям. -Короче, – рассмеялся Виктор, – к моменту вашего знакомства бабка уже навела порядок в семье и не позволяла делать себе замечания? -Да, – улыбнулся и Полищук, вспоминая что-то свое, давнее, веселое. – Вера Васильевна – умеет постоять за себя. Как жаль, что вы, Виктор, не похожи на свою бабушку. -Напротив, – усмехнулся Осин, – похож. И вообще, с такой наследственностью, я еще ого-го-го какой хороший мальчик. Полищук не принял шутливый тон. Серьезно заметил: -Не стоит оправдывать ошибки предрасположенностью к ним. Каждый сам за себя в ответе. – Вот именно, – произнес Глеб. – За что вас, Виктор Осин, призвали к ответственности, как полагаете? – Не знаю, честное слово, не знаю, – поклялся Виктор. – Я долго думал кто и за что меня изводит, и, видит Бог, не нашел ответа. Намеренно зла я не творил. Грешил, конечно. Но кто без греха … -Прекратите ерундить и оправдываться Лучше припомните, чем досадили своим близким. Лера Как и большинство женщин имела Лера Круглова среди прочих сексуальные проблемы. Выражались они довольно типично: возбуждение, достигнув определенного уровня, исчезало, оставив взамен легкое приятное состояние спокойствия. Дотянуть на пике эмоций до конца удавалось крайне редко. Еще реже удавалось ощутить что-то большее. Винить мужчин, сначала мужа, а потом пару-тройку любовников, Лера не спешила. Червоточина сидела в ней самой, превращая секс в механистический набор ощущений. В бесконечной череде насущных забот грустить по поводу несовершенства физической природы было некогда. Следовало кормить дочку, платить за квартиру, заботиться о маме, пытаться устроить личную жизнь. И все же, не взирая на заботы и неурядицы, грустным мотивом звенела в мозгу заунывная песня: «Короток бабий век, сколько еще осталось …а не привелось…не выпало испытать…». В фильмах женщины в моменты экстаза зверели, орали, бились в конвульсиях. Самой большой победой Леры был стон-мычание длиной в несколько секунд. Вероятно, соизмеримы были и масштабы полученного удовольствия. Когда Круглов пригласил ее в кафе и, полыхая энтузиазмом, стал убеждать в предназначенности друг другу, она, оценив ладные плечи, элегантные седые виски и широкие, красивые кисти рук, подумала задиристо: «Ну и пусть уголовник. Не детей же с ним крестить. Пересплю и пошлю подальше». Затем, у подъезда, слушая страстные ласковые слова, почувствовала Лера, как по телу бегают мурашки. При чем, подлые твари, бегали в основном в двух местах: около сердца и между ног. Они же, гаденыши, и заставили ее целовать незнакомого мужика на потеху соседям. «Я не хочу секса. Я хочу любви», – сказал Круглов, обрывая встречу и ушел, оставил ее возбужденную на растерзание мыслям и желаниям. Дома Лера расплакалась. Тоска, острая как боль, давила грудь. «Ни кому не нужна, одна-одинешенька…». Сорок пять – баба ягодка опять! Хотелось верить. С тех пор как дочь вышла замуж и уехала, пустая квартира наводила на Леру уныние и меланхолию. Что квартира, от пустоты и бесцельности собственной жизни хотелось выть на луну. Даже когда ушел муж, Лера чувствовала себя лучше. Не было денег, не было уверенности в завтрашнем дне, сил, желаний, зато была необходимость действовать. Дочь требовала внимания, мать нуждалась в заботе. На сопли, слезы, приторную тошнотворную жалость к себе не оставалось времени. Сейчас никто в Лере не нуждался, никому она не требовалась. Предоставленная самой себе, она откровенно маялась. И вдруг: -Вы моя судьба… Такие совпадения случайными не бывают. Это знак. Лера слушала сентиментальный бред крепкого симпатичного мужика, изумленно качала головой. Оказывается: она создана для этого человека; а тройное совпадение – знак судьбы. Ему достало взгляда на ее фотографию, чтобы понять это. «Наверное, одурел без баб, теперь на каждую бросается. Хрен с ним. Пересплю и пошлю подальше,. – думала цинично Лена. У нее давно не было мужчины. Жизнь подбрасывала шанс, предлагала приключение. – Ну и пусть уголовник, пусть». Когда женщину не любят, когда мужчины приходят для того, чтобы исчезнуть, когда новая встреча несет новое разочарование, цинизм становится философией и религией, орудием защиты и средством нападения. Но и его порой не хватает, чтобы пренебречь словами, о которых мечталось всю жизнь. -Вы моя судьба… Зачем ей быть судьбой бывшего уголовника с тремя судимостями? Дома, зареванная, с красными опухшими глазами, Лера стояла голая перед зеркалом, пристально вглядывалась в свое отражение. Женщина в серебристой глади не нравилась ей. Не нравилась давно и серьезно. Потому, избегая встреч с ней, Лера лишь равнодушно проверяла в порядке ли одежда, волосы, обувь. И только. Нет, постоять, поболтать как в прежние времена, полюбоваться на подружку. Когда-то та была прелестным созданием, мало похожим на нынешнюю начинающую полнеть противную тетку. Лера пристально вглядывалась в свое отражение. Проводила ревизию. Шея. Подлая предательница, как никто выдавала возраст. Две поперечные полосы, словно следы от веревок, перечеркивали некогда безупречную кожу. Даже задрав подбородок, невозможно было скрыть следы оставленные временем. Грудь. Гладкая и полная чаша уже начала терять форму, вытянулась, стала похожа на мешочек. Сосок потемнел, набух, а розовая окружность вокруг него наоборот поблекла, словно застиранный ситец. Не лучше выглядели остатки талии и живот. Нашлепки жира делали туловище похожим на бочонок, оплывшие линии стекали к бедрам, уже рыхлым, в пупырышках целлюлита. От отвращения Лера зажмурилась. Неправда, заблажила немо и истошно, не хочу в старость, не желаю. Я еще красивая, сильная. У меня еще много чего будет в жизни. Счастье, например. Внуки у тебя будут, криво усмехнулось отражение, вот и все твое счастье. Нет, прошептала Лера, сегодня мне объяснялись в любви, значит, я способна нравиться. Значит не все потеряно. Последний шанс, отмахнулась зеркальная ведьма. Лера распахнула широко глаза. Нет, сказала себе. Нет, сказала угрюмой жалкой твари из зазеркалья. Пошла вон. Я не такая. Я другая! Какая? Лера выпрямила спину, расправила плечи, втянула живот. Повернула голову влево, вправо. Я – красивая, сказала громким шепотом. Я нравлюсь, меня любят. Отражение недоверчиво приподняло брови. Да, подтвердила Лера. Я нравлюсь, меня любят. С этими словами она легла спать, и, если бы не эротический сон, терзавший ее до рассвета, вспомнила бы на утро встречу с Кругловым, как милую шутку, нежданный и ненужный подарок судьбы, подтверждение своим надеждам. Если бы… Разбуженная, пригрезившимися страстями; взбудораженная, взволнованная, наэлектризованная сексуальными видениями, Лера провела утро, мечтая о грядущем свидании. Подлила масла в огонь и лучшая подруга, Ирка. Плюнув на заведование их славной библиотекой, она битый час слушала доклад о вчерашнем приключении, ахала восторженно, завистливо цокала языком, требовала подробностей и деталей. -А ты… а он… а ты…Надо брать мужика! –заявила в итоге. -Он уголовник, – грустно напомнила Лера. Седые виски и красивые сильные руки стояли перед глазами, воспоминания о поцелуях около подъезда будили внизу живота томительную смутность. Но три судимости …Лера вздохнула еще раз. -Наплевать! – Ирка прихлопнула ладошкой по столу. – На все наплевать. Ты же влюбилась, как кошка. -Не преувеличивай. Но хочу я его определенно. -Его конкретно или просто мужика? – Его, – быстро ответила Лера. -Идите, Круглова, работайте! – Царским жестом Ирка указана на дверь. – Не отвлекайте руководство по мелочам. И по дороге, не поленитесь, посмотрите на себя в зеркало. В углу кабинета стояло высоченное от пола до потолка старое зеркало. Лера прямо взглянула в глаза врагине. Лохматая челка, измученные бессонницей покрасневшие белки, морщинки у губ… -У тебя совершенно блядский вид, – порадовала начальница-подруга. – Ты похожа на мартовскую кошку. За окном гулял ледяной мартовский ветер. Где-то, задрав хвосты, шлялись по улицам одуревшие от страстей кошки. Неужели она похожа на них? Весь день Лера боролась с собой. То отдавалась во власть мечтам. То укрепляла моральный облик. Напрасные старания. Сексуальный голод не проходил, наоборот, становился острее. К вечеру состояние ухудшилось. Ирка только головой покачала, подтверждая предыдущий диагноз. И шепнула, оценив в окно, взволнованного вышагивающего около библиотека Круглова: «Не сомневайся. Все будет хорошо. Сразу видно жеребец»,. Кратким мгновением истекло рациональное течение вещей. Лера шагнула навстречу мужчине, которого звали так же, как ее, и оказалась в ворохе смятых простыней. Она смутилась своей наготы, ощутила ответное смущение и ужаснулась происходящему. «Боже, что я творю…– подумала. – Дурочка…» Дальше началось невероятное. Едва она почувствовала на себе руки Круглова, по телу пробежал ток. От поцелуя шальная волна возбуждения скатилась от макушки к кончикам пальцев, затем прихлынула к сердцу, поднялась выше и разнесла в клочья мысли и страхи. С каждым движением мужской плоти в себе Лера наполнялась истеричным экзальтированным восхищением и ощущением, будто мир, белый свет, прошлое и будущее, отныне концентрируется в мужчине, которого она обнимает. Ритмичные толчки становились все чаще. Агрессивное вторгающееся начало вонзалось все глубже. Все горячей, все нестерпимей растекались по телу волны блаженства, все жадней и ненасытней голодное стремление «еще, еще, еще…» требовало наслаждения. В некий миг алчное берущее впитывающее пресытилось, замерло и исторгло из себя дрожь, упоение и экстаз. Лера заорала истошно и немо. Наружу вырвался лишь хрип. Он не длился дольше, чем стон-мычание, предыдущий рекорд. Те же несколько секунд. Но тогда и ощущения длились столько же. Сейчас …Оглушенная, раздавленная обрушившимся шквалом эмоций, лежала Лера, расплющенная тяжестью мужчины, которого звали, так же как ее, слушала его стоны и зубовный скрежет, чувствовала бешеные удары сердца и жар кожи, и трепетала от нового желания. Прежнее, удовлетворенное, еще жило в теле нежностью и благодарностью, а новое уже будоражило нервы. И будило в мужчине ответную тягу. -Милая…– прошептал он, заглядывая ей в лицо. Страсть мерцала в глазах, страстью дышал голос, страсть исходила из рук…– …милая моя… Лера тихо и надрывно вздохнула. Шаг отделял ее от роковой черты, за которым простилалась пропасть. Всего шаг, просил ее сделать мужчина с тем же как у нее именем. Он пришел к ней с любовью. Она предложила ему секс. И ночью, в своем вчерашнем сне, предлагала секс. И днем в нетерпении дожидалась секса. И сейчас, наэлектризованная страстью, хотела секса. Ее тело жаждало секса. Жаждало ласки, нежности, силы, ритма совокупления. Мужчина хотел любви. Его ласки были любовью, и нежность была любовью, и сила, и ритм были любовью. Все что он давал, было любовью и только любовью. В любовь влекли Леру ласковые губы. В любовь толкали шальные слова: …это знак. …вы моя судьба. …я не отступлю. …милая, единственная, я мечтал о тебе… – Валерочка, ты – хороший…– дальше Лера хотела сказать «но». Не получилось. Губы сами по себе добавили«мой». -Твой? – раздался в ответ испуганный вопрос. -Да, – против воли произнесла Лера, чувствуя что летитв бездну, в сказку, в водоворот.Утро началось с признания: -Ятебялюблю, – сказал Круглов. Не открывая глаз, Лера кивнула и еще целое мгновениепробыла свободной независимой женщиной. Целое мгновение утра дано было ей, чтобы сбежать от любви, ночи, пропасти и мужчины с седыми висками. Мгновение, пронизанное нежностью, с которой смотрел на нее Круглов, которую чувствовала она сквозь закрытые веки, которой отзывалась обласканное ночью тело, которой полнилась ожившая душа. Мгновение истекло, истаяло кратким мигом. Нежность пронзила сердце насквозь. Кончилась свобода и независимость. Началось рабство. Хватило сил на глупую эпатажную фразу: -У меня давно не было мужчины, я голодная и похотливая. -Значит, на моем месте мог быть любой другой? – испугался Круглов. Испуг довершил дело. -Конечно, – Лера улыбнулась счастливо, признавая полную безоговорочную капитуляцию, и обвила шею Круглова руками. – Любой другой в кого бы я влюбилась. Круглов