Магическая постоянная (СИ)

— С чего бы?!

— Он был ребёнком, когда вы встретились.

— Ему почти исполнилось восемнадцать в тот момент.

— Он провёл три года своей жизни взаперти. Те безумные года, во время которых он должен был влюбляться, учиться целоваться, разочаровываться в друзьях, он провёл в одиночестве. А потом у него появились все мы. Появился ты, тот, кто хотел его. И он был готов попробовать всё на свете.

Адам прикусил губу. Он помнил того Курта, каким он был пару лет назад. Пониже, с ещё не сошедшим с щёк и живота детским жирком, юный и пышущий энтузиазмом, с его поражающим воображение голосом. Адам помнил время, которое они провели вместе. Курт тогда… Нельзя было даже применить избитую метафору про «идеально настроенный инструмент». Курт не был идеально настроен, Адам сам создавал его, своими руками. И да, возможно, было нечто странное в том, как отзывчив, покладист и послушен был Курт, но…

— У него не было родителей и близких. С Куртом никто не говорил про любовь, про секс, — безжалостно продолжал Финн. — Никто не сказал бы ему: «Не стоит растрачивать себя, малыш». Никто бы не сказал ему: «Ты и твои желания тоже важны».

— Не выставляй меня монстром! Я никогда не делал того, чего не хотел Курт!

— Вопрос в другом, всегда ли твои желания и желания Курта совпадали?

Адам замолчал. Финн всегда был упрямым, спорить с ним было глупым решением. Но сам Кроуфорд видел всё совсем в другом свете.

— Он повзрослел, понял всё, и вы расстались, — Финн поковырял носком дорогих туфель каменный пол. — С Блейном у него всё по-другому. Было.

— Потому что Курт занял роль «старшего».

— Нет в отношениях «старшего» и «младшего». Ты будто их никогда не видел — как Курт постоянно к нему лип как кот в течке и отчитывал за что-нибудь. Как Блейн капризничал, будто ребёнок, а потом советовал ему, как лучше сделать. Они дополняли друг друга, помогали друг другу, и это было правильно.

— И они расстались. Чудесно, правда? — Адам раздражённо всплеснул руками. — Так что прекрати мне пропагандировать Курта-и-Блейна.

— Зато Блейн никогда не вступал в террористическую группировку, — абсолютно спокойно отозвался Финн. Адам вздрогнул, машинально дёрнул рукав мантии — нет, Метка была скрыта.

— Ты… Ты знаешь.

— Я, конечно, уже свыкся, что меня все считают дурачком, — Хадсон закатил глаза. — Но не настолько же. Только слепой бы не заметил, как Курт порой шантажирует тебя этим. И как ты сам нервничаешь.

Адам почувствовал, как на спине выступил холодный пот. Быть того не может.

— Но, наверное, все остальные в нашей группе как раз слепы.

— Финн, я…

— Мне всё равно. Нет, конечно, не всё равно, но я не хочу об этом знать. В моей голове не укладывается, что ты один из этих жестоких сумасшедших. Я помню твою любовь к крепкому чаю, истинный британец, и к глупым шапочкам. Ты мой друг. И я не хочу сожалеть о том, что привязался к тебе.

Финн выпрямился, взмахнул палочкой, снимая Заглушающее заклинание. В тихий уголок за портьерой ворвался шум людских голосов и музыки.

— Но, Адам… Мы действительно собираемся держать тебя на расстоянии от Курта. Даже если он расстанется ещё с сотней парней, ты навсегда потерял шанс быть с ним, каким бы мизерным он ни был.

Финн ушёл, оставив Адама одного у тёмного окна, дрожащего и нервно сжимающего кулаки.

— Будто я, — прошептал в пустоту Адам, — будто я никогда не сожалел.

Он вцепился пальцами в собственное предплечье, вонзил ногти в кожу, будто пытаясь вырвать Тёмную Метку с руки. Если бы он мог…

***

Курт, разозлённый разговором с Адамом, не слишком следил за тем, куда идёт. Когда его поймали за руку и втолкнули в комнату, он едва не умер со страху, уже успел выхватить палочку.

— Тише, боец! — рассмеялся Пак, заклинанием зажигая свечи. Они оказались в одной из маленьких гостиных, которых было неведомое множество на первом этаже поместья Хаммелов. — Мы с Финном слышали ваш разговор. Тяжёлая вышла беседа, да?

Курт уселся на диванчик, глянул на друга с опаской. Пак и Финн слышали весь их разговор? Они узнали, что у Адама есть Тёмная Метка?

Всё-таки Курт пообещал хранить секрет, и подставлять Кроуфорда не хотелось. Он совершил несколько ошибок, да, но он никогда не был плохим человеком.

— Твоё любимое пойло, — Пак кинул Курту фляжку. От неё приятно пахло мятой и валерианой, составляющими успокаивающего зелья. Курт с удовольствием сделал глоток. Повезло, что оно не вызывало привыкания.

— Спасибо, — буркнул Хаммел, когда Пак уселся рядом с ним, с наслаждением вытягивая ноги. Видеть Ноа-раздолбая в строгой и опрятной мантии было непривычно. — Как твоей сестрёнке праздник?

— Нравится. Она волшебница, но мама всегда держала её у своей юбки, не давала колдовать. Помнила моего папашу, — Пакерман усмехнулся. — А теперь малышка выбралась в свет, ей всё здесь ново.

Курт не выдержал, улыбнулся. Пак, несмотря на отрицательные черты своего характера, был замечательным старшим братом. Он всегда заботился о сестре, часто брал её на концерты и репетиции, гулял с ней по Лондону, а когда они перебрались на материк, показывал красоты Германии.

— Но не об этом нам надо поговорить, дружище, — неожиданно Ноа сграбастал Курта в медвежьи объятия, грубо прижал его к груди. — Можешь высказать мне всё. Поплакать на моём мужественном плече.

Курт замер удивлённо, а потом расхохотался. Пак обиженно отстранился, а Курт вытер выступившие от смеха слёзы.

— Спасибо за заботу, но… Я уже успокоился.

— Не ври мне, Курт.

— Нет, правда. Да, мне всё ещё обидно и больно, но уже не так сильно.

Задумываясь об этом, Курт начинал действительно понимать выражение о лечащем времени. Первоначальные эмоции от увиденных фотографий, от поступка Блейна уже улеглись. Курт много думал об этом, начинал понимать мотивы своего бывшего, начинал смиряться с тем, что произошло.

Это было, это не вытравить из памяти, но… Также это никаким способом не изменить.

Разве что нарушить пару десятков законов и воспользоваться Маховиком Времени. Но это была глупейшая идея. К Салазару её.

— Ты знаешь, — неожиданно тихо сказал Пак, откинувшись на спинку дивана. — После того, что натворила Куинн… Я долго отходил. Было и обидно, и больно, и сам на себя злился, но… Дело в том, что, встретив её в прошлом году во Франции, я понял, что с удовольствием бы позволил ей провернуть всё это со мной ещё раз. Так что, когда ты дойдёшь до таких же мыслей с Блейном, скажи мне, чтобы я мог дать тебе вразумительный подзатыльник.

— Погоди. Но я думал, Куинн изменила Финну с тобой.

— Там запутанная история, — Ноа прикрыл глаза. — Мы переспали с ней на одной вечеринке, и она забеременела. Чистокровная Слизеринка от Гриффиндорца без роду и племени — ты представь, какой позор! Но Финн хотя бы более или менее учился, играл в квиддич, его учителя любили. И тогда она соврала, что ребёнок от Финна. Но я-то знал, что они тогда ещё не спали, я ведь был его лучшим другом!

— А как тогда Финн поверил, что она…

— Куинн была мастером лжи, а Финн и сейчас наивен как дитя.

Курт согласно хихикнул. Пак улыбнулся.

— Я пытался как-то… Понимаешь, после всего того, что натворил мой ублюдок-отец, я хотел быть хорошим. Всегда мечтал о семье. А девушка, беременная от меня, сказала, что я отброс без будущего.

— Ауч.

— Да, было обидно. Но потом я ей понадобился. Финн совершенно ничего не мог. А у меня были деньги от перепродажи алкоголя, от… Ну, в общем, были.

— Ты был хулиганом, — фыркнул Курт. — Я даже не сомневался.

— Заткнись. Это был конец семидесятых. Мы творили, что хотели. А Куинн старалась как можно дольше скрыть беременность от родителей. Сбегала из Хога к колдомедикам, платила сама, моими деньгами, конечно. Свои она тратить не могла, у вас, чистокровных, есть какое-то заклинание на семейных хранилищах, сразу ясно становится, куда деньги уходят.

— Да, есть такое.

— Ну вот, — Пак вздохнул. — Мы много времени вместе проводили. И она мне… Действительно нравилась. Она была умной и весёлой, хоть и вредной стервой. И о ребёнке заботилась, хоть и не хотела его никогда.