Я без ума от французов (СИ)

– А тебе не кажется, что для этой… должности важны другие качества? – Богоматерь смотрит на него спокойно и незамутненно.

– Хорошо. Хорошо, ладно, – Тиерсен примирительно поднимает руки, чувствуя сильную ноющую боль в висках. – Допустим, я погорячился. Тогда давай другой вопрос. Почему я уехал из дома в Италию? Это ты должна знать.

– Потому что ты убил свою невесту, – размеренно отвечает Дева Мария. – Нечаянно, Тиерсен, я знаю, в этом нет греха.

– Хорошо. Еще вопрос, – Тиерсен не собирается останавливаться, он чувствует какой-то очевидный подвох, пусть все еще не понимает, в чем он. – Где я встретил Цицеро?

– В церкви, мой милый Тиерсен. Подходящее место, пусть твою голову и полнили неподходящие мысли, – Дева Мария усмехается краем губ.

– Ладно, допустим, в твоих знаниях обо мне есть логика. Тогда еще один вопрос. Как я лишился девственности?

– Сколько еще вопросов ты будешь мне задавать? – Богоматерь чуть сводит брови. – Тиерсен, я позволяю тебе многое, но не забывай, с кем ты говоришь. Не с девицей, которую можно допрашивать.

– Это последний вопрос, обещаю, – Тиерсен наклоняется ниже, опираясь ладонями на сиденье. – Просто ответь мне, и мое раскаяние будет безграничным. Как. Я. Лишился. Девственности?

– Видимо, ты все еще не понимаешь смысла раскаяния, Тиерсен. Заведомо совершенное…

– Как я лишился этой гребаной девственности, мать твою, ответь мне! – Тиерсен кричит Богоматери в лицо, и она плотно сжимает губы, и он видит в ее взгляде что-то такое темное, чего никогда не видел, даже в самых страшных кошмарах. Но Тиерсен уже закален своими снами. И он никогда не отворачивается.

– Ты… – Богоматерь всматривается в его глаза, и Тиерсен видит черное пламя, но не отводит взгляда. Он чувствует, что осталось совсем немного. И хотя все тело начинает болеть, хотя холод проходит до каждой кости, он только требовательно сжимает пальцами темную обивку и дышит часто, не опуская глаз. И Богоматерь приоткрывает губы:

– Это была привлекательная девушка, она понравилась тебе… – она не успевает осечься, когда Тиерсен дергает краем рта, перебивая:

– Просчет, – и поднимает руку, и бьет ее по лицу. Богоматерь дергается, и на секунду Тиерсену кажется, что он выпустил адское пламя, что сейчас вся бездна порвет его, проглотит и обречет на вечные муки. Но Дева Мария только поворачивает голову обратно, и челюсть ее сжата, но глаза становятся спокойными так быстро.

– Не девушка, – она улыбается уголками губ.

– Нет, – Тиерсен качает головой. – И это была ложь. Прямая ложь из уст Царицы Небесной. А так не бывает, никогда не бывает. Кто ты?

– Кто бы мог подумать, – Она все-таки отворачивается и сильно сжимает свои цветы, хотя все еще улыбается. Она кажется такой маленькой и беззащитной сейчас. – Прожить почти две тысячи лет и ошибиться в одном простом вопросе. Прости, мой милый мальчик, но это все – все – действительно была ложь.

Тиерсен резко остывает. Он не понимает, что происходит, но раз уж он допустил, что с ним в одной машине могла ехать Дева Мария, то теперь удивить его уже нечем, и поверить он может во что угодно. Эта… этот… это существо было с ним, являлось ему во сне и в реальности, это существо видел не только он – если не считать сумасшедшего Цицеро, – но явно видели и люди Лефруа, это существо сняло его боль. И кем бы оно ни было, Тиерсену наплевать, лишь бы оно объяснило ему, что происходит. Почему-то это кажется ему сейчас предельно важным.

– Это долгая-долгая история, Тиерсен, – тихо говорит Она. – В десятки раз дольше, чем вся твоя жизнь. И рассказать ее целиком… понадобится не один час, может быть, не один день.

– А если вкратце? – Тиерсен даже немного успокаивается и садится в машину. Он чувствует себя каким-то опустошенным и тянется к бардачку за сигаретами.

– Вкратце… – Она усмехается. – Это был прекрасный мир, Тиерсен. Мир, в котором я родилась, выросла и умерла, исполняя свой долг. Мир, полный заснеженных фьордов и каменистых долин, болотистых лесов и обманчивых пустынь. И те, кто в нем жили – гордые люди и… Нет, это слишком долго. Достаточно того, что этого мира больше нет. Нет во времени и пространстве. Нет ни мира, ни его городов, ни его жителей. Мой мир, милый Тиерсен, был уничтожен сыном бога, одного из многих, и некому было его остановить. Древние легенды обманули нас, Тиерсен, и мои дети, чужие дети… все сгорели в пламени, все были уничтожены.

– Это… – да, Тиерсен был готов услышать много разных вариантов, но он ошарашен такой информацией. И ему на секунду даже почему-то становится неловко. – Это как… вроде Антихриста, да?

– Не совсем, Тиерсен, – Она не удерживается и мягко смеется. – Это был Пожиратель Миров, но его имя уже не имеет значения. Имеет значение, что он уничтожил мой мир и моих детей. Уничтожил их всех, отняв у меня их любовь. Ты не знаешь, Тиерсен, что значит, когда детей отбирают у матери. И не просто отбирают, мой милый. Отбирают даже мертвых, отбирают их сердца, их души, их суть. Их нет больше, Тиерсен, ни в одном из миров. Ни одного из них, даже в посмертии, никакой надежды, никакого упокоения. Как будто и не было никогда. И боль от этого не сравнима ни с какой болью, испытанной мной за полторы тысячи лет. Моя боль и боль их Отца. Их душ, душ наших детей больше не было с нами, и они не питали нас своей любовью. И мы… – Она замолкает на секунду, и Тиерсен чувствует, что действительно никогда не сможет этого понять, но он испытывает… даже сочувствие, наверное, насколько может, – мы не смогли принять это. Мой драгоценный супруг… я попробую объяснить тебе, мой драгоценный супруг – не человек и никогда им не был. Он есть сама суть, сам Хаос, сама Пустота и Бездна, Ставший Всем Миром. И он жил до рождения наших детей столько лет, сколько даже я не могу представить, сколько не измеряется в годах. Но однажды… однажды его вечность прервалась на миг, когда я отдала ему свою любовь, когда мы зачали детей. И все изменилось. Мы напитали его своей любовью, и без нее… он слабнет, Тиерсен. Хаос нарушается, рвется без той жизни, которой наши дети наполняли Пустоту. Мы зачали жизнь, мы питались этой жизнью, но не смогли ее удержать. А другой жизни… в том мире ее больше не будет, Тиерсен.

– То есть, – Тиерсен молчит немного, когда Она дает ему время обдумать сказанное, – получается, что ты на самом деле как бы Супруга Бога, Мать Его детей и Царица Небесная?

– Получается, что так, – Она улыбается и поворачивается, смотря Тиерсену в глаза.

– Ладно, допустим, – он устало потирает ноющие виски. – И что дальше? Вы покинули тот мир и направились в наш?

– Не совсем в ваш, Тиерсен. Мы не выбирали мир, это происходит не так. Но я не буду мучить тебя объяснениями, которые могут быть непросты для твоего понимания. Да и время торопит нас. Но да, мы с моим супругом покинули тот мир, чтобы зачать детей в другом. Но здесь, в вашем мире мы не смогли этого сделать. И я оставила своего супруга осматривать его новые владения и отправилась искать тех, кто могли бы стать нашими детьми. Искать среди людей. Но это не было так просто, как раньше. Люди не хотели принимать меня, люди, которым я рассказывала историю нашего мира, либо отказывались от моей любви, либо сходили с ума. И это длилось годами, Тиерсен. И тогда я начала изучать вашу культуру. Я искала то, что поможет моим будущим детям узнать меня, принять меня, полюбить. И нашла. Богоматерь, Тиерсен, Дева Мария. Женщина вашей веры, вашего христианства, женщина не из другого мира, а рожденная здесь, в которую верят с детства, с чьим именем на устах умирают. И прости меня, что это все было ложью.

– Да ладно, – Тиерсен закуривает вторую сигарету. – Проехали. Что дальше?

– Это оказалось хорошей идеей. Но… ты не первый, к кому я пришла, Тиерсен, но один из первых, кто сохранил рассудок. Деве Марии верили, ее принимали, но, увы, здравость разума это сохранять не помогало. И, хоть я не отчаивалась, с каждым годом наши надежды таяли. Даже если те, кого мы хотели видеть своими детьми, не сходили с ума, то они не продолжали свое дело в других людях, они хранили его в тайне, скрывали его, умирали с ним, гордясь своей избранностью. И я искала, искала, продолжала искать, но не находила нужного. Я не могла найти своих детей, Тиерсен. Но однажды… ты знаешь, как парадоксально пересекаются миры? Как смешиваются, как части одного перетекают в другой, как в одном из миров можно встретить то, что было в другом, в почти неизменном состоянии? Это редкость, Тиерсен, это потрясающая, невозможная редкость, но она существует. И однажды я встретила человека, который был моим сыном в том мире. Хотя, конечно, не совсем он, скорее, его…