Лекарство от здоровья (ЛП)

Он найдет мастерскую, где сделают гравировку. Он подарит его Ганнибалу без всяких объяснений. У каждого из них будет свое, и совсем необязательно, чтобы это что-либо значило.

*

Ганнибал перемалывал мясо в фарш для сосисок и упаковывал его в тщательно вымытую оболочку. ФБР обнаружило большую часть внутренних органов его последней жертвы в мусорном контейнере неподалеку от Зала Легиона, где Ганнибал их и оставил. Это убийство копировало первое настолько, насколько это только было возможно, но он все же забрал пару-тройку органов. Жаль было растрачивать их впустую.

Наполнением сосисок, к несчастью, было всего лишь филе гуся и фазана, но, по крайней мере, оболочка больше подходила для особого случая. У него было странное предчувствие, что этот ужин принесет что-то неожиданное. Голос Уилла звучал неуверенно, когда тот позвонил, чтобы договориться о сегодняшнем вечере. Это послужило Лектеру своего рода напоминанием о прошлом — ко времени, когда они только-только познакомились: воспоминания об этом до сих пор сохраняли для Ганнибала особенное очарование.

Перед домом притормозила машина, и Уилл вошел внутрь без стука. Теперь у него были ключи. Доступ ко всем помещениям его дома, кроме подвала. Но он и так не был из тех, кто лезет туда, куда не приглашают. И в жизни Лектера, и в его доме Уиллу было достаточно занимать только то место, где ему действительно были рады.

— Я на кухне, — крикнул ему Ганнибал.

— Я так и знал, — держа руки в карманах, Уилл прислонился к дверному косяку. Глаза мужчины светились теплотой.

В кармане у него явно было еще что-то: небольшая коробочка или что-то в этом роде. Интересно. Ганнибал оставил это без особого внимания. Необдуманные решения Уилла никогда не приносили ожидаемого, а Ганнибал научился терпению много лет назад, когда выслеживал убийцу в лесах возле своего родового гнезда. С определенной позиции все в жизни может считаться охотой.

— Сегодня наблюдаешь или участвуешь? — спросил Ганнибал.

— Что я могу сделать?

— Зелень, — кивнул Ганнибал на травы, лежащие на разделочной доске рядом с ножом. Обычно он нарезал их, пока готовились остальные ингредиенты, но сегодня оставил их для Уилла, который не в состоянии был сидеть спокойно, пока другие были заняты делом.

Уилл вымыл руки хозяйственным мылом, несмотря на то, что там же, возле раковины, лежало лавандовое мыло для рук с маслом ши. Уилл никогда не пользовался им и, кажется, даже делал вид, что не замечает. Он взял нож и аккуратно прижал его край к большому пальцу. Ганнибалу представлялось, что для Уилла это стало привычкой от того, как он проверял остроту своего охотничьего ножа или ножа, которым он потрошил пойманную рыбу. Каждый раз, когда Ганнибал это видел, чувство глубинного нервного возбуждения охватывало его изнутри. Уилл шинковал травы просто ужасно, но Ганнибал мог бы смириться и с чем-то более существенным, только бы снова увидеть этот жест.

— Что сегодня будем есть? — спросил Уилл.

— Колбаски минюи. Сделанные из мяса гуся и фазана, с выпаренным соусом из красного вина, под которое ты и объявишь о поводе.

— И чеснок?

— И чеснок, — Ганнибал едва удержался от желания сказать ему о том, что нарезать нужно тщательно. Крошево, которое получалось у Уилла, для блюда не подойдет. Но гораздо проще исправить его, чем то, что Уилл перестанет чувствовать себя у него дома комфортно. И, возможно, с нарезкой трав это можно сделать гораздо приятнее.

Когда Уилл закончил резать тимьян и перешел к чесноку, Ганнибал встал позади него и положил свою руку на руку Уилла, держащую нож. Теперь он направлял его движения, силу нажатия лезвия, и между делом мог слегка прикасаться губами к пульсирующей артерии на шее Уилла.

— Мог бы просто сказать, что я делаю все неправильно, — сказал Уилл, все же улыбнувшись.

— И какое же в этом удовольствие?

— А так его, конечно, больше?

— А разве нет? — Ганнибал приобнял Уилла за талию и вдохнул аромат его волос и кожи. Теперь все чаще и чаще Уилл пах своими собаками, машинным маслом, характерными миазмами патологоанатомической лаборатории и все меньше — резким кислотным запахом страха. Хотя в то же время кое-что еще скрывалось под всеми этими знакомыми ароматами: что-то теплое и сладостно-прекрасное. Ганнибал не узнал этот запах. На мгновение он позволил себе вообразить, что это была любовь.

— Тебе нужно перестать нюхать меня, если у меня не было возможности принять душ. Я знаю, что от меня пахнет трупами.

— Запах органического разложения редко меня беспокоит. Вот химикаты порой — да, но в случае тебя оно того стоит.

— А ради чего? Запаха собак или того, что я сегодня съел?

Ганнибал и не думал отвечать. Он прижался лбом к его плечу и полностью погрузился в ритм движений ножа и мышц Уилла. Он бы погрузился и в само тело Уилла, если бы мог, и не только в сексуальном смысле. Иногда он думал о том, что мог бы сделать из костей и мышц Уилла: своего рода крепость, которая защищала бы его и позволила им никогда не расставаться.

— У меня для тебя кое-что есть, — сказал Уилл. Он уже закончил шинковать, и его плечи замерли.

Это было совершенно неподходящее время. Ему не нужно ассоциировать приготовление блюда с напряжением такого рода.

— Подожди до ужина, — попросил Ганнибал, целуя шею Уилла и выпрямляясь. — Мне нужно проверить мясо.

— Хорошо, — в голосе Уилла звучало облегчение. — А можно мне будет забрать остатки собакам?

— Если хочешь, но, возможно, ты их и сам потом съешь.

Пока Ганнибал заканчивал готовить, Уилл, присев на кухонную тумбу, наблюдал за ним с откровенным обожанием, разумеется, не подозревая об этом. А вот Ганнибалу оно было так заметно, что он чуть не сжег соус.

*

Ганнибал зажег в столовой свечи еще до приезда Уилла и оставил их гореть, так что теперь белый воск стекал по серебряным с хрусталем подсвечникам костяными ручейками. Уилл молча съел первые два кусочка, а третий прожевал с закрытыми от удовольствия глазами. Ганнибал слегка усмехнулся, более чем довольный собой.

— Ты же знаешь, что на меня все это тратится впустую, — сказал Уилл.

— Я наслаждаюсь готовкой для тебя гораздо больше, чем для кого-либо еще за всю мою жизнь.

— Не надо говорить такие вещи, — Уилл улыбался ему, выглядя совершенно безмятежным. Рядом с Ганнибалом он все чаще и чаще был именно таким. — Подобное слишком глубоко западает в мой разум.

— Так и должно быть. Я не просто так говорю об этом, а с надеждой, что ты близко к сердцу воспримешь мои слова.

Уилл промолчал, смакуя следующий кусок, а затем отложил вилку. — Ты сказал подождать до ужина.

— Или дольше, если тебе так будет комфортнее.

— Думаю, от этого я только сильнее нервничать буду, — Уилл положил небольшую коробочку на стол рядом с тарелкой Ганнибала.

Ганнибал взял ее, думая, что знает о ее содержимом. Коробочка была со слегка куполообразной крышкой, обшитая изношенным бархатом. Он взглянул на кольцо на пальце Уилла. Уилл же уставился в свою тарелку.

Кольцо в коробке тускло блеснуло. Ганнибал вынул его: свет отразился от сделанной на нем гравировки.

uscimmo a riveder le stelle

Мы вышли вновь узреть светила.

Уилл прочистил горло. — Это…

— Данте. Конечно.

Он подарил Уиллу первую строку «Божественной комедии», а Уилл ему — последнюю: исход из Ада, чистое видение Небес.

— Это… это выглядело уместным.

Для Ганнибала это выглядело гораздо большим. Уилл пообещал узнать его. Продолжать пытаться, пока у него наконец не получится. Это кольцо было воплощением чувств, страхов и красоты Уилла Грэма в твердой форме. Кончиком пальца Ганнибал дотронулся до поцарапанного серебра.

— Наденешь его мне?

Уилл взял предложенную руку Ганнибала. После секундной тишины он вдруг опустился на одно колено и надел кольцо на палец Ганнибала. Рука Лектера тут же непроизвольно сжала его руку.

Никто из них не двигался. Кровь Ганнибала эхом отдавалась в его ушах, громко, быстро, словно морской прилив.