Музыка абсурдной жизни (СИ)

Мукуро вовремя отвлёкся от своих мыслей и повернулся на бок на своей твёрдой, как застывший бетон, кровати. Если дать волю его думоизлияниям, то можно наткнуться на такие дебри его души, от которых останется липкая холодная тяжесть где-то внутри. Так что не надо — нам от этой явно лишней информации не убудет, а самому мужчине уже давно должно быть всё равно: уж сколько лет живёт с подобным хламом (даже не грузом!) на сердце. Поэтому и ничего страшного, если какие-то его странности мы не узнаем — всё в порядке, так? Ведь всем всё равно… о боже, какая заезженная фраза, аж скрипит противным песком на зубах!

Рокудо усмехнулся; он всегда делал именно этот отчаянный, чувственный, но вместе с тем и остеклевший от всяких эмоций подвид улыбки в ситуациях, когда его рассудок был уже на грани помешательства и мог начать вырабатывать безумные идеи, которые ничем хорошим обычно не заканчивались. Бетонная кровать, будучи на самом деле шикарным ложем, которое только мог позволить себе человек его уровня, продолжала быть местом пыток: на ней становилось душно даже при открытом окне, её мягкие простыни и одеяла были сейчас словно сделаны из грубого сукна в эпоху Средневековья, а сам каркас виделся мужчине глухо и пронзительно скрипящим, хотя на самом же деле не издавал и звука. Поворочавшись этак часа два здесь, Мукуро всё-таки порешил на том, что пора бы ему забыть о гениальной идее отоспаться сейчас и проследовать в кухню вслед за своей бессонницей, чтобы заварить крепкого чайку, выслушать крепкую тиранию жены, приправленную не менее крепкими словцами, и наконец тем самым крепко испортить себе впечатление от сегодняшнего дня. Всё как обычно, ничего нового и увлекательного. Рокудо знал, на что шёл, когда спускал одну ногу с дивана и поднимал своё бренное, с шумящей головой тело и плёлся к двери, ручка которой была скользкой и открывалась не с первого раза, словно остерегая своего глупого путника от этой глупой идеи. Скрип двери, как похоронный марш. Или это уже что-то в голове у мужчины не так? Ясное дело, после стольких бессонных ночей, количество которых перевалило за тысячу. Сотен тысяч. Ах да, мы же обещали не производить на страницах сего рассказа образы самых неприятных моментов? Упс. Тогда бы стоило исключить весь текст и оставить пустое поле; так получилось бы правдивее, о да. Но о какой правде может идти речь, если мир вокруг нас лжив?.. Так что, друзья мои, давайте хотя бы на некоторое время отпустим всё своё сознание ярким парусником в течение и поплывём по нему, просто поддавшись нынешней моде. Это будет совсем ненадолго, хорошо?

Короче говоря, утро не задалось. Как и все другие тысяча сто девяносто одно утро. Ого, Рокудо и не думал, что уже считает дни с самого ужасного их начала — дня свадьбы. Как бы то ни было, дома сегодня он явно остаться не мог, ибо тогда к завтрашнему его не хватило бы на занятия с новым учеником. Наскоро сбегав в душ и одевшись, Мукуро выбежал из квартиры, успев попрощаться перед этим с дочкой, и запрыгнул в машину, с лёту давя на газ и уже через пару секунд вылетая на встречку. Почему он именно «попрощался» с дочкой? Да потому что не был уверен в том, что вернётся сюда сегодня вечером. Так он не был уверен всегда, но каждый раз ему приходилось с сожалением возвращаться на старт, с которого утром будет сделан марш, кажущийся ему решающим. И так по кругу. Круг. Цикл. В этом есть что-то, пускай и не очень хорошее. Ах, снова это премерзкое обещание!.. Рокудо же покорно решил таки перестроиться на нужную полосу, чтобы злобные камеры на фонарных столбах не засекли его в который раз и, скорее всего, на сто первое нарушение правил дорожного движения не забрали у него права. Ведь если мужчина лишиться машины — лишиться практически всего того, к чему он мог испытывать позитивные эмоции. А список этих вещей (давайте назовём это пока именно так грубо) был коротким: поездки на дальние расстояния в чёрт знает какие места и… скрипичная музыка. Вот и всё, что могло заставить биться сердце учителя быстрее; да-да, практически как тогда, когда мы с вами влюбляемся, только вот теперь любовь вызывала у Рокудо не более, чем усмешку. Точнее, вроде и готов он был удариться во все тяжкие в самую настоящую любовь, а впрочем… Всё это теперь стало для него глупым и ненужным. Мужчина прибавил газу, но вынужден вновь снизить скорость — чёрт бы побрал эти утренние столпотворения людей и машин, в одночасье спешащих на работу. Конечно, мужчина тянул время, это стало понятно всем, но сейчас был крайне недоволен пробкой, ведь больше ему нравилось движение вперёд, чем застой на чём-то одном. Правда, в жизни у него всё получалось с точностью наоборот: движение казалось пугающим и непостоянным, а застой был ближе сердцу. Дурацкая философия.

Куда ехал, он не знал. Да и надо ли в таких случаях? Ему просто хотелось поездить по дорогим сердцу местам, которых у него, в принципе, и не было. Ладно, просто по каким-нибудь уютным местам, но только не домой, нет. Там Ад. Скорее бы наступил завтрашний день и занятия с Франом — гнить в безделье Рокудо ненавидел. Так же, как ненавидел и себя со своими слабостями и не по-мужски странным характером. Потому что сейчас он стал ездить именно по тем местам, где… впервые встретил этого юного скрипача. Как-то ведь мальчик себе зарабатывал на жизнь, размышлял мужчина, если не музыкой, то хотя бы красивым личиком. Но Мукуро уже и тогда понравилась именно его мелодия, неровными водопадами льющаяся из-под смычка. Он не мог просто пройти мимо начинающего таланта, каждый раз бросал значительные суммы денег, при этом оставаясь глубоко в тени, прикрываясь капюшоном. Наверное, из всей заработанной суммы денег половина была бескорыстно отдана Франу именно его учителем игры на скрипке. Рокудо нисколько не жалел, хотя и до сих пор сомневался, правильно ли сделал, выбрав парнишку себе в ученики. Ну ничего, время покажет. Главное — исполнилось крошечное желание мужчины, что само собой являлось огромным праздником для него.

Парень играл в разных местах, в противоположных частях города, чаще всего в шумных, обшарпанных станциях метро, редко — на современных и ухоженных станциях, где на него с интересом поглядывали все, кому не лень; быть может, музыка его резала уши профессионала, но для обывателя была вполне годной, так что его небольшая чёрная сумочка, как помнит Рокудо сейчас, с потёртым рисунком белого тигра, была всегда наполовину полна. В основном, довольно-таки приятная внешность Франа цепляла девушек нежного возраста, чуть младше его самого или же ровесниц, которые, произнося умильные звуки, высыпали чуть ли не всю мелочь своих разноцветных кошелёчков понравившемуся скрипачу. Но только Мукуро отправлял в полёт лёгкие купюры с огромными для парнишки цифрами не по этой причине, а за его неплохую музыку и усердную старательность. Ведь из раза в раз тот начинал играть всё лучше и лучше, и это дорогого стоило, по мнению самого учителя. Так и было… только вот мужчина явно оплошал в кое-чём. Он считал, что остался для нищего музыканта этаким обыкновенным невидимкой, богатеньким и щедрым анонимом и просто великодушным средством существования в капюшоне. Но и юноша был не глуп: распознал своего помощника, быть может, как-то вычислил его, узнал что-нибудь о своём спасителе, а его приход на вступительный экзамен, таким образом, мог быть не от балды, а именно от желания… отблагодарить? подыграть? попробовать? Чёрт его знает. Или всё гораздо проще? Этого мальчишку было легче умертвить, чем узнать от него что-либо. Но для Рокудо он всегда останется самым обычным, пускай и со своими странностями подростком; он сам давно решил, что не будет искать теперь во Фране этакую загадочную личность; юноша — обыкновенный музыкант, таких тысячи. И всё-так установленная мужчиной система давала конкретные сбои… Мукуро всё же пытался проникнуть сквозь туманные очи своего ученика, силясь понять и узнать что-то о нём. Найти. И находил. Что-то. Но что же? Стыд и срам, но он не знал. Вообще ничего не знал — так тогда получается.

Это было всё, конечно, похвально: и ностальгия, и свежий ветерок, идущий на пользу невыспавшемуся организму, но быстро текущее время никто не отменял. Так что сегодняшний день, прошедший под знаком дальних путешествий и бесконтрольного мотовства, подходил к концу, и Рокудо испытывал по этому поводу схожие чувства, как если бы подходил к концу полюбившийся фильм, замечательная книга или нечто другое — только так можно описать более простыми нам словами его состояние. Вернулся мужчина за полночь. Благо, его не встретила шумная жена, иначе ребёнку поспать бы не удалось. Мукуро с особой осторожностью прошествовал мимо всех комнат и добрался до своей, наконец-таки имея возможность прилечь и выспаться. Завтра он не хотел выглядеть усталым, поэтому-то и завалился в кровать сразу, через пять минут уже вовсю сопя. Точнее, опять ошибка, уже не завтра, уже сегодня; сегодня будет его первое занятие с Франом, сегодня произойдёт волновавшее его весь день событие, с сегодняшнего дня начнётся, кажется, новая жизнь, которая выведет его из глубокой душевной спячки. Всё это — сегодня. Сегодня — наверняка хороший день. Сегодня…