Второй шанс (СИ)

А визг все не стихает.

А если каратели услышат?

Как кипятком окатили.

Носком кроссовки толкаю корчащееся в агонии тело и переворачиваю его на спину, тут же, повинуясь какому-то неизвестному, не моему чувству, заношу катану над его лицом, чтобы окончить все это одним махом.

Сталь легко входит в податливую плоть. В глаз на этот раз. Даже привыкшие к полутьме глаза с трудом различают, как слизкое белое пятно медленно стекает по скуле, а тело все еще конвульсивно дергается, затихая.

Разжимаю пальцы, позволяя такой удобной рукояти катаны покинуть ладонь.

Только оружие с негромким лязгом касается выщербленного асфальта, как с трупом на полу начинают происходить странные метаморфозы.

Он разлагается. Прямо на глазах становится раздувшимся, покрытым трупными пятнами, шматком обтекающего хрен пойми чем мяса.

Невольно пячусь.

А мертвяк тем временем приходит в движение, садится. Кажется, даже кривит смазанные пузырящиеся губы в подобии ухмылки.

С трудом сглатываю ком, вставший поперек горла.

Разворачиваюсь, чтобы бежать со всех ног, ведомый охватившим меня животным страхом, но он не пускает, вскакивает на ноги в считанные секунды и хватает меня за куртку, швыряя на пол. В голове салюты запускают, совсем ничего не соображаю и едва прихожу в себя, стоит только ему навалиться сверху.

Волна тошноты накрывает, смешиваясь с ужасом, а он все тянется ко мне, нависая над лицом. С трудом мне удается упереться ладонью в его лоб, чтобы помешать этой мерзости с лопающимися гнойными пузырями коснуться моих губ своими.

Один из них лопается. И разлетается на множество отвратительных капель, некоторые из которых оседают на моей челке, закрывающей лицо.

Ладонь, к моему ужасу, скользит по слизкому обтекающему черепу, и пальцы наполовину проваливаются в рыхлую плоть. Рефлекторно тут же отдергиваю кисть, о чем незамедлительно жалею: мертвец заваливается на меня полностью и под мой протестующий вопль своими пальцами пытается разлепить мои плотно сомкнутые губы.

***

Темно и мягко. Дышать нечем. Кажется, лежу на животе, уткнувшись лицом в подушку, которая пропитана каким-то терпким, странно знакомым запахом. Приятный, знакомый. Легкие почти горят, когда я все-таки отрываюсь от подушки, чтобы сделать глоток кислорода.

Но ноздри вместе с воздухом втягивают в легкие еще один, не похожий ни на что больше аромат - и он мне тоже знаком, слишком хорошо знаком. Настолько, что глаза едва не вылезают из орбит, а я боюсь повернуться, осмотреть комнату в поисках источника этого сладковатого, удушающего амбре.

На спину, на лопатки, давит что-то, запах становится сильнее, он просто витает вокруг меня. Источник совсем близко.

На шею ложатся чьи-то руки. Шершавые ладони давят, вынуждая опустить лицо на подушку. Не сопротивляюсь, не могу.

И снова эту приторную вонь скрадывает тот самый знакомый запах, которым пропитана подушка.

Звук.

Негромкое жужжание. Кажется, пара мух…

***

Сука!!!

По меньшей мере, четыре руки вцепляются в мое запястье и тянут к решетке, к острым зубам. Упираюсь и бью по пальцам, пытаясь отцепить их - безрезультатно. Сжимаются сильнее, и я вижу, как на куртке остается отвратительного вида месиво из ошметков плоти и запекшейся крови.

Рывок, и в мясистый треугольник на ладони впиваются зубы - не зубы даже, а мягкие разложившиеся десны. Не могут прокусить кожу, но давят с такой силой, что адская боль захлестывает и ползет вверх по руке.

Еще одна челюсть, на этот раз полная зубов, которые с треском ломаются, вылетая из десен, стоит им только сомкнуться на запястье.

Кулак с чавкающим звуком врезается в череп этого шмата плоти и просто входит в него, легко проминая вовнутрь. Что за…??!

А кисть не перестают терзать, да так, что кровь заливает рукав и стекает вниз по руке, до самого локтя пропитывая ткань водолазки.

Торопливые шаги за спиной, и маленький острый кинжал прокалывает глазницу жрущего меня урода. Тот тут же зависает, как будто у него заряд кончился. Неуклюже, как клоун на детском утреннике, взмахивает руками и заваливается назад, уступая место еще трем таким же уродам, лезущим на его место. Только вот маленький стилет Рина намертво застревает в его черепе. Все попытки мальчишки выдернуть его ни к чему не приводят, и вместе с падающим трупом его рука почти по плечо оказывается выдернутой за решетку.

Я отскакиваю назад под его высокий, полный боли крик, и отчего-то не могу сделать ни шага вперед, чтобы помочь мальчишке, оттащить его на относительно безопасную середину контейнера.

Приглушенный звон упавшего клинка, и снова крики боли, перемежающиеся всхлипами. Неуклюже дергается, пытаясь свободной рукой выдернуть страдающую конечность. И ее тоже хватают несколько пар рук, тянут к себе, распластав подростка по решетке.

Он уже даже не дергается, просто висит, прижатый к прутьям, и лишь гниющие, а то и лишенные нескольких пальцев руки не дают ему упасть. Заботливо поддерживают, чтобы было удобнее жрать.

Удивительно четко, словно тщедушная спина мальчика и не загораживает мне обзор. Вижу, как один из недотрупов, сдирая кожу со скул Рина, зубами вгрызается в пальцы такого же жадного до плоти существа и с мерзким звуком, безумно громким на общем фоне, перекусывает их.

Снова. Как кнопку с «паузой» отпустили, словно только что проснувшись, подбегаю ближе, чтобы оттащить уже вялое, бесчувственное тело.

Они не желают отпускать свежую, должно быть, такую вкусную добычу, и поэтому мне приходится сильно тянуть его на себя, оставляя в цепких ободранных пальцах куски свежей плоти.

Резкий рывок на себя, и в руках покрытого синюшными пятнами урода остается кусок кисти, из-за которой эти твари рвут друг друга на части.

А я падаю назад, неуклюже плюхаясь на задницу, продолжая сжимать хрупкие плечи мальчишки.

Дрожащими пальцами касаюсь его шеи - жилка еще слабо бьется. Но его лицо… Выедено.

Торчащие пучки мышц на скулах, разорванные на куски губы, почти вырванная нижняя челюсть и объеденные глазницы без век с единственным сохранившимся ярко-голубым глазом.

Взгляд механически скользит ниже, касается локтей и идет дальше. Чтобы разглядеть остатки кистей и нескольких уцелевших фаланг пальцев.

Я не дышу. Сделаю вздох - и не смогу выдохнуть. Не чувствую. Ничего сейчас не чувствую. Должно быть, не понимаю, что на моих коленях умирает изуродованный подросток, который помог мне, но которому не помог я.