Монастырь (СИ)

====== Монастырь 1: 61 глава ======

61

Дверь в келью, где оставили Микаэля, открылась, когда в ней щелкнул замок. Темная фигура с капюшоном на голове, закрывавшим лицо, вошла внутрь и приблизилась к монаху, лежавшему на скамье. в пальцах сверкнул маленький флакончик. Сдернуть крышечку и поднести к носу. Кажется, сон отступает... Открывай же глаза! Кудесник зелий и собиратель грамот... Мужчина сделал шаг назад и, поставив стул у двери, сел на него, наблюдая, как пробуждается лекарь. Вдохнуть поглубже... И так пахнет фиалками... Трепетными, нежными... И полынью горчит... А тело – оно такое легкое, невесомое совсем. Кажется – ладонь в кулак ни за что не сжать, даже голову – и ту повернуть сил нет... А разум – он то кристально чист, как воздух после грозы, то снова сворачивается сонно в клубок. И никак не вспомнить что-то важное... Оно – здесь, рядом, за тонкой гранью – а все не получается тронуть это рукой. Травник вдохнул еще раз, все не решаясь открыть глаза... Да и веки были такими тяжелыми, а голова шла кругом.... – Воды, брат Микаэль, – голос был знакомый и очень ласковый, словно патока. – Путешествие было для вас утомительно, но в стенах храма всякая болезнь – облегчение. – шаги по келье, и вот уже голову приподнимают и позволяют сделать несколько глотков, чуть сжимают волосы, говоря об опасности и отпускают. Микаэль распахнул глаза, вскидываясь и тут же падая обратно на скамью – голова кружилась неимоверно, перед глазами плясали маленькие серебристые звездочки. Прикосновения он почти что не почувствовал. Эта мысль удивленно скользнула в сознании, впрочем, тут же теряясь в звездном хороводе. Холодная вода была приятной на вкус, несколько глотков освежили и травник только после них понял, насколько сильно ему хотелось пить. Микаэль снова прикрыл глаза – во мраке он все равно ничего не видел, а так, под закрытыми веками серебристые всполохи – это было даже красиво. Рука, потянувшая его на мгновенье за волосы была теплой, а само движение заставило звезды заискриться ярче, разливая дивный свет и тепло по телу. – Вам лучше присесть и отдышаться, – тем временем шаги перемещались по келье, загорались свечи. Наконец мужчина остановился напротив Микаэля, а затем вздернул его, прислоняя к стене. – Выпейте, – приказал строго. – Это вас немного взбодрит. – губы лекаря обожгла жгучая смесь, которая заставляла быстро прийти в сознание. Глаза травник так и не открыл, но от того, что сквозь смеженные веки проступил мягкий красноватый свет, а в воздухе запахло топленым воском, догадался, что вокруг зажгли свечи. Сильные руки вздернули его вверх со скамьи, приподнимая – и это движение добавило красок под закрытые веки... Должно быть – болела голова... Но, как ни странно, а боли травник не чувствовал совсем. Он лишь прислонился к стене, ощущая, как камни холодят кожу сквозь тонкую ткань рубахи. Тут же губ Микаэля коснулся края чаши с горьким снадобьем, что обожгло так, словно монах глотнул огня. Этот вкус травник знал, как и знал для чего пьют это зелье, а еще – почему ему его пить сейчас совсем нельзя... Но знание это тут же потерялось в сполохах, уходя за ту тонкую грань, которую Микаэлю все не удавалось переступить... – Кто вы?... -Неужто не узнаешь? – человек присел, скидывая с головы инквизиторский капюшон. Черные глаза смотрели в упор. – Зачем грамоты собирал? Слова, смысл которых все ускользал... Чужое дыхание у виска, обжигающее кожу... Травник приоткрыл глаза, моргая и пытаясь привыкнуть к свету... Золотистое пламя едва заметно мерцало, мягкое, теплое – а ему все казалось, что он в полдень смотрит на яркое солнце и слепнет... Свет, звуки и запах, такой знакомый вкус зелья – все вдруг смешалось окончательно... Микаэля пробила дрожь, ему бросало то в жар, то в холод... Больно – не было совсем... А вот пусто – да... Так пусто, звонко и... Непонятно? Очень непонятно... Кто перед ним? Да и где он? И... Кто он сам? – Вы сказали “Микаэль”... Кто это? – А с кем я разговариваю сейчас? – усмехнулись тонкие губы. – Может, с ветром в травном поле. Если вот ладонью ветерок поймать, то как тебя ухватить, Микаэль. Не всякому удается... – Как желал бы я ведать, с кем говорите Вы... Попривыкнув к свету травник оглядывал своего собеседника. Темные волосы, резкие черты, глаза что кажутся бездонными колодцами тьмы... Так и видится, что это не Божий человек перед монахом, а языческий волхв, что вышел из самой ночи. И снова это странное чувство, что все, происходящее – оно нереально... Лишь сон, что снится, и в котором не можешь вспомнить кто ты. И стоит лишь понять это – и призрачная грань разобьется на мелкие осколки, и ты проснешься.... А Микаэль все не мог до нее дотянуться... – Микаэль... Травник молвил имя медленно, словно пробуя его на вкус... Сладкое... Словно легкое вино из раннего винограда... Настоянное на травах, согретых летним солнцем и теплым ветром. – Действительно – как ветре веет.... – А все же, Микаэль, раз уж мы здесь... одни... без лишних ушей, без свидетелей... скажи ты мне, неразумному, зачем ты искал лучшей доли, чем та, которая богом уготована? Ты брату весточки слал зачем? – пропасти черных глаз разгорались огнем древним, мистическим... – Мне скажи. Неужели есть в твоей жизни смысл, если ты с язычниками в родстве? – Если б только знать мне, о чем говорите Вы... Травник поднял руку – медленно, едва ведя – до того тяжелым было это движение. И рука ведь – как пушиночка с пера сейчас, а как трудно. Осторожно коснулся кончиками пальцев скулы мужчины. Микаэлю казалось, что он – он действительно не человек... В глазах того, кто был одет в кроваво-красную инквизиторскую сутану разгоралось завораживающее травника пламя... В них хотелось смотреть, не смея взгляд отвести. – Смысл есть всегда и во всем... В каждом слове... В каждом действии.. Хочется чего-то – это уже смысл... – Что же тебе хочется больше, чем жизни? – человек перестал улыбаться. Маска-лицо в свете свечей была бледной, необычной, словно полная луна. – Думаешь, я привидение? Микаэль, а ты – не ты ли теперь сам тот, кто и сам не знает, кто он такой? – новая улыбка. – Ты потерялся... Но в твоей власти выйти на свет божий и за богом идти, а не по болотам ложных убеждений... – рука потянулась за красную рясу и достала грамоты, но не протянула. – Сожжем? или тебе отдать? решай сам. Травник даже не глянул что за бумаги держал в руках его непонятный собеседник. Все глаз не мог отвести от бледного лица. – Жгите.... Или мне должно быть дело до них? – Что же, движение к столу, и бумаги легли на самый край. Не будем спешить лишать тебя возможности стать травником и лекарем самого Фернандо. – человек поднялся и теперь стоял во весь рост над Микаэлем. Это был Себастьян. Но вряд ли это был раненный Себастьян, который задыхается и умирает от боли. – Хочешь поесть? Я прикажу... – Я не голоден... А вот воды можно мне еще? Микаэль и себе попробовал подняться со скамьи на которой сидел. Тело слушалось плохо – казалось, что травник вообще не чувствует своих движений. Он пошатнулся, вскидывая руки и хватаясь за стоящего перед ним мужчину, повиснув на нем и упираясь лбом в его плечо. – Я все не могу понять кто я... – На тебе было столько всяких интересных штучек, когда ты лежал здесь без сознания. Я бы сказал, что ты опасный человек, Микаэль, если того желаешь сам. И очень полезный – если тебя направить по верному пути, – руки поддержали лекаря. – Я не хочу ссор с Северным королевством, и мне выгодно сейчас воспользоваться твоей слабостью. – шепот на самое ухо. – Я никогда не искушаю, я лишь открываю возможности пути. Некоторые ведут в смерть. – Любая дорога рано иди поздно приведет к одному и тому же итогу... А что до слабостей моих... Какой из них Вы хотите воспользоваться? Травник говорил наугад... Он не понимал и слова из этого странного разговора, когда слова – они были объемны и весомы, а тело и разум – как раз разлетались невесомыми паутинками, на которые ранней осенью дует ветер. Пламя свечей отражалось золотыми бликами в черноте глаз собеседника Микаэля, не позволяя отвести взгляд ни на секунду. – Ну, не все сразу, брат Микаэль, – улыбнулся гость. – Сперва я поговорю и с другими. И вот когда в голове моей получится объемная картина, сложенная из лоскутков крови и человеческих страхов, тогда я скажу. – Так идите и говорите.... Складывайте нужную картину...Я Вас не держу... Человек засмеялся, а затем хлестко ударил Микаэля по щеке. Травник дернулся – больше от неожиданности, чем от боли, которой, впрочем, и не было совсем. Приложил ладонь к пылающей щеке и опустился на каменный пол у ног того, кто только что его ударил. – Послушай, мальчик, я терпелив, но сегодня не собираюсь слушать всякую ерунду. Сейчас тебе принесут поесть, воду и одежду. Ты отдохнешь, приведешь себя в порядок и решишь, как поступать. Мы напишем письмо твоему брату. Он приедет и заберет тебя. Ты меня слышишь? – темное чудовище не склонялось вниз. – когда отец Францис отправил тебя сюда, я дал ему слово, что ты останешься жив. Но я не думал, что ты будешь причинять мне столько беспокойства и совать везде свой длинный нос. – А я всегда считал, что Божия обитель – как и Божие люди – они во благо, а не во зло.... Микаэль поднял голову, снизу вверх глядя на мужчину. – Я не понимаю о чем Вы... Чем Вы меня напоили? Такое чувство странное, что мне эти травы пить совсем было нельзя... Голова кружиться и жар по телу... И мысли – не поймать ни одной. – Хорошие травы... Некоторым язык развязывают сильнее всякой боли, – мужчина поднял травника на ноги, прижал к стене всем телом. Разглядывая в блеске свечей его бледное, с яркими глазами лицо. – Если растирать тебя ладонями по коже, если пламя пробуждать, то можно всяких вещей наслушаться. – Боюсь, что Вы наслушаетесь таких вещей, о которых и не думаете услышать.... От прижимавшего Микаэля к стене тела было горячее. Кровь гулко стучала в ушах, а по позвоночнику как будто кто-то осторожно вел коготками... Подгибались колени... – И... Не боитесь смешивать пламя и развязанный язык? – Нет, ты и раньше бывал слишком болтлив. Так почему бы не послушать еще раз? – ладони огнем прошлись от шеи по груди, приводя в волнение затвердевшие сразу соски. – Зелья вот твои... расскажи подробно про то страшное, что нужные мысли внушает... Как думаешь. применял я его на ком-то? Микаэль запрокинул голову, закрывая глаза и выгибаясь вслед ведущим по нему рукам. Затылок и спину холодила каменная кладка, но, монаху было горячо. От разливающегося по телу тепла к травнику возвращалась чувствительность и осколки памяти. Микаэль выдохнул – медленно, сквозь сцепленные зубы, вспоминая, что удерживающего и гладящего на него мужчину звать Себастьяном, а зелье это – способно заставить травника выгибаться и много сильнее, умоляя о ласке. – Волшебное зелье... Ты его так старательно готовил, сладко так говорил... Ведь не боялся, что под него попадешь, ибо пробовал и другие свои снадобья. Что оно тебе может сделать теперь? Ничего... Но вот другим... Если других поспрашивать?- пальцы сжали твердые горошины через ткань. – А вот не хочешь ли со мной отправиться на допрос, брат Микаэль? – Я... Знали бы Вы, как много я сейчас желаю... Слова переплавились в тихий стон, и Микаэль прикусил себе губу. Возбуждение накрывало его, а возможности отстранится хоть немного, чтоб не упираться уже твердым членом в бедро Себастьяна, не было совсем. Травник легонько дернул головой, ударяясь затылком о стену и надеясь, что это хоть немного приведет его в чувство... Не помогало... – А допрашивать кого Вы хотите? – Ну, – протянул лукаво мужчина, – сначала тебя поспрашиваю. Я умею быть весьма настойчив. – ладонь переместилась на живот, скользнула гадюкой ниже и обхватила естество Микаэля в горячее кольцо, которое могло довести до изнеможения. – Что будет, ежели давать его дольше, чем раз? – Вы действительно считаете, что я Вам сейчас смогу о свойствах зелий разных рассказывать?... Я едва имя Ваше вспомнил... Травник едва сдерживался, что ъб не толкнуться бедрами вперед. Он положил руки на плечи мужчины – не удерживая, но пока и не отталкивая его. Лишь сжимая пальцы, едва-едва, больше лаская чем царапая, – на большее сил пока не хватало. – А о свойствах души? – пальцы настойчиво кружили по самому краю, проводя через ткань по бороздке, иногда обнимали головку и сдавливали, вызывая сладострастие. – Душа... Бог... Язычество... – А о чьей душе Вы беседу со мной вести желаете? Моя... И так на ладони перед Вами.... Зелье, что разлило огонь по венам, Себастьян, который не позволял этому огню погаснуть – касаясь, сжимая, оглаживая, заставляя хотеть чувствовать эти касания не через ткань, а по обнаженной коже, звездочки, что то и дело вновь плясали перед глазами, воспоминания, которые то появлялись, то вновь окутывались мраком – это все сводило с ума, и Микаэль уже не знал – что правда, а что – игра его воображения. – Что же, вы хотите упрямиться дальше, брат Микаэль, – движения стали сильнее и вдруг прекратились. Мужчина дернул один из тонких поясов-веревочек с талии травника и внезапно завел руку тому за спину, затем другую, связал накрепко и толкнул лицом к стене, тоже прижимаясь плотно, быстро задирая длинную рясу, в которой теперь был переодет Микаэль. Ловким движением стянул мошонку длинным концом веревки, свисавшей со связанных рук, проникая между ногами. – говорить мы не желаем... Повторяю вопрос, – ребро ладони прошлось между ягодиц. – Как действует зелье, если давать его каждый день? По несколько раз в день? Травник не сопротивлялся – да и не смог бы. Лишь уткнулся лбом в стену, чувствуя, как камни холодят кожу. Микаэль дернул было руками – слишком уж туго перехватил их Себастьян веревкой, но тут же замер, стараясь лишний раз не шелохнуться. Ладонь, проникшая между ягодиц, казалась ледяной. – Смотря кому его давать... И как.... И сколько... И зачем... А еще важно кто давать будет. А зачем Вы делаете все это? Говорили же о нежелании сориться с северным Княжеством... Думаете – это поможет подружиться? – Всякие слова сейчас важны, брат Микаэль. Вы ведь во Христа верите? Так? – ладонь взвесила мошонку, огладила ее, чуть сжала. Теперь сколько ни ласкай, лекарь не кончит. – Вы одну из дорог должны выбрать, а не метаться то домой, то в Церковь, что вас в свое лоно приняла. Итак, что будет с обычным человеком? – губы шептали огнем в самое ухо, обводя по раковине. – Так Северное княжество во Христа верит.... Что Церкви с моих метаний то? Любовь к семье – это одна из основ Божиих... Как и любовь к ближнему своему... Дыхание у травника рвалось. Голос был хриплым. Микаэль кусал себе губы, все сильнее прижимаясь к каменной стене, но, все же, запрокидывая голову, почти касаясь затылком плеча Себастьяна. – И зелья все – лишь во благо использовать надобно.... – Так отчего же вы не использовали во благо? – поинтересовался мужчина, касаясь входа подушечкой большого пальца. – Зачем искушали братьев снадобьями умопомрачающими. – сладкая пытка проникла чуть внутрь. – Я искушал? Это когда же?... Хотя... Может и искушал.... Говорю же – сейчас мысли так мешаются, что ничего понять и вспомнить не могу... Когда Себастьян коснулся Микаэля пальцем, обводя по кругу и надавливая, немного проникая вовнутрь, травник резко выдохнул, вскидываясь и, не рассчитав рывка, со всей силы ударился лбом об стену. Удар отозвался болью – весьма сильной, и оттого такой неожиданной и отрезвляющей. Но инквизитор с силой удержал лекаря. Его железная хватка говорила о серьезности намерений. Член Микаэля стоял и наливался желанием. Он не сможет долго сопротивляться. – Признаетесь ли вы, что использовали снадобья на людях? Признаетесь ли, что искали в этом особое наслаждение победить волю Господа? – Нет конечно... Я смиренный монах, а не колдун и еретик. И все деяния мои – в воле Божией. Желание опаляло, вот только Микаэль потихоньку начинал уже и понимать, что все это – отнюдь не дивный сон... И не важно – понимает ли травник кто он и что происходит, или же нет – но, опасные вопросы он слышать умел. – Волею Бога отрекитесь от траводейства и лекарства. Покаянным трудом займитесь... Нет, вы искали другого... – палец проник глубже. Друга рука пробралась вперед и стала ласкать член. – Собирая бумаги на защиту в инквизиции, чего добивались? – А чем мой праведный труд во имя Господа Бога сейчас неугоден? Микаэль закрыл глаза, отдаваясь на волю ощущений. Горячо, хорошо... И в тоже время – если это сон, то нужно скорее просыпаться. А если же реальность – то просыпаться нужно даже быстрее. – Отвечайте не вопросы, брат Микаэль, – горячее дыхание опаляло, палец проникал все глубже, ладонь ласкала сильнее. – Зачем вы искали защиту Рима и при этом так упорно добивались близости к королю Фернандо? Микаель лишь мотнул головой, опять прикусывая себе губу и давя готовый сорваться стон. – Я и отвечаю... Со всем моим смирением... А разве вера в Господа отрицает преданность королю державы? Что не так с моими желаниями и чаяниями? – Желания... Чаяния... Брат Микаэль, насколько крепки ваши связи с Северным Ярлом? Вы ищете выгодных связей? Я давеча читал письмо от вашего брата... Какие дела вы творите на чужой земле? – Все дела мои в воле Божией... Все искания – от Его исканий....А земля где чужая мне? Неисповедимы пути Господни, но всегда они – праведны... – Все дела мои в воле Божией... Все искания – от Его исканий.... Горячее дыхание обжигало, губы, что касались то ушка, то нежной кожи за ним заставляли трепетать , а движения рук Себастьяна разливали по венам восторг... И казалось – еще немного, и Микаэля накроет сладкой волной, разбивающей реальность ли, сон ли на осколки. Вот только монах понимал, что вряд ли это случится, пока он связан. – Давайте ... договариваться уже.... А то я сейчас сознание потеряю. – Начинайте, я совершенно не против – договориться, – Ксанте вдохнул аромат волос, словно проверял, чем именно пахнет, его рука немилосердно терзала член Микаэля, а палец двигался все сильнее и глубже. Не имея возможности повернуться так, как ему хотелось, Микаэль хоть откинулся еще более назад, прогибаясь и делая прикосновения мужчины к его волосам сильнее. Монах потерся о его щеку виском, поворачивая голову и ловя взгляд темных глаз. В то же время окинул взглядом и и комнату, в которой находился. Глаза уже привыкли к полумраку да и всполохи унялись – травник попробовал немножко оглядеться. Получалось не особо хорошо – мешали ощущения от ласкающей его член руки, да и проникший в анус палец Себастьяна доставлял больше удовольствия чем неудобств. – Говорите тогда, что именно Вам от меня надо... Толково и по делу. Терпеть эту сладкую пытку было невыносимо. Микаэль приоткрыл губы, касаясь ими скулы Себастьяна, а потом и легонько проводя по ней языком. – Немного, милый брат Микаэль. вашей лояльности к церкви. Вы ведь хотели служить ей верой и правдой? Вам выпадает шанс работать на Церковь, а ваш отказ, – большой палец сменили указательный и средний, – очень опасен для вашего будущего. Травник поморщился – два пальца были ощутимей, чем один. И вот от этого, от того, что к удовольствию на время вдруг добавилась и легкая жгучая боль, заставляющая не только не отпрянуть, но и желать больше, разбилась та недосягаемая грань, не позволяющая понять во сне ли он и не дающая вспомнить. Вместе с неудержимым желанием излиться уже, вернулись и воспоминания. Вспомнилось и то, кто он... И все события последних недель. По спине вдруг побежал холодный пот, а руки задрожали. – Себастьян... Если это Вы – то кого я тогда спасал от смерти? Микаэль совсем замер, не отводя обеспокоенного взгляда от лица мужчины и едва заметно кусая себе губы. – Что происходит? Где я сейчас? – Я Себастьян. Но я не аббат этого монастыря, – губы вновь поцеловали Микаэля рвано и быстро. – Вы готовы принять предложение Церкви и навсегда отречься от связей с северным королевством? – Я уже присягал Церкви. Почему хотите услышать это еще раз? И Вы... Как так может быть? Почти не почувствовав поцелуя Микаэль все смотрел в глаза инквизитора, уже почти паникуя. – Как я сюда попал? Со мной был юноша... Где он? – Юноша по имени Сей, – поправил Ксанте, играя с естеством Микаэля, который так отчаянно сопротивлялся. – Ты будешь подчиняться или нет? – Да, юноша по имени Сей. Где он? Микаэль не смог удержать стона, волосы липли к мокрой от пота спине, от желания толкнуться в ласкающую его руку просто скулы сводило. – Подчинятся? Я и так весь с Вашей власти.... Что еще Вам нужно? – Мне нужно, чтобы ты принадлежал инквизиции, чтобы подписал бумаги, которые ты так любишь, чтобы служил верой и правдой, – толкая пальцы внутрь, касаясь чувствительного бугорка, распаляя страсть и действие зелья, Ксанте не скрывал от лекаря алчных черных глаз. – Я... хочу... увидеть Сея! А потом мы будем говорить о бумагах. Микаэль почти что вис на Себастьяне, опираясь на него спиной, задевая связанными руками по животу и ниже, касаясь такого же налитого желанием естества. Щеки его горели, глаза казались зелеными омутами, с губ срывались стоны, вперемешку со словами. – Сея здесь нет. Ты его увидишь, когда дашь согласие. Понял меня? – пальцы дернули за узел, освобождая мошонку и вызывая бурную, почти неконтролируемую реакцию, когда внутри двигаются пламенем пальцы, а снаружи обжигают своим движением ладони. Казалось, что второй раз за день вокруг заплясали звезды, до того хорошо стало Микаэлю. Теплое семя разлилось по животу и рукам Себастьяна, и травник поник, снова прижимаясь лбом к холодным камням, не в состоянии ни стоять сам, ни даже дыхание перевести. – А Вы меня поймите... Хотите моей преданности – покажите и мне, что могу Вам верить. Ксанте подхватил травника, уселся на скамью и усадил попавшегося травника к себе на колени. – Микаэль, – сказал спокойно, обнимая того по-отечески, – если бы я хотел, то заставил бы тебя иначе подчиняться мне. У меня есть столько методов, но я избрал очень мягкий. Я пришел говорить с тобой, – он огладил лицо. – В том положении, которое сейчас у тебя есть, мой первый долг – допросить тебя с пристрастием. но я не сделал этого только из-за твоего наставника. Ты мне понимаешь? Микаэль снова поднял взгляд блестящих от внезапно подступивших слез глаз на обнимающего его мужчину. Легонько провел губами по скуле, поцеловал в висок. Затем и вовсе опустил тяжелую косу ему на плечо, бездумно и легко касаясь поцелуями шеи. – Это ведь Вам я клятву давал? Зачем тогда опять спрашиваете меня? Мне от этого недоверия больно.... Травник осторожно вытер о сутану на плече инквизитора выступившие слезы, снова возвращаясь к поцелуям. Сидеть на коленях, в таких вот объятиях было неимоверно хорошо... Пламя свечей мягко мерцало, разгоняя тени по углам. Забыться хотелось неимоверно, не думать, не решать и не переживать. – И Вам ли не знать, что я скорее горло себе перережу, хоть это и грех великий, чем кому боль лишнюю причиню я же лекарь, а не палач. Скажите мне, что с Сеем! Я прошу Вас. – Все хорошо... Думаю, что все будет хорошо. Король спрятал его, но мы ищем. – Ксанте погладил Микаэля по щеке. – Тише, успокойся... Теперь все будет хорошо. Микаэль вскинулся, обхватывая Себастьяна руками за шею и обнимая крепко-крепко. Прижался сильнее – так, что б чувствовать и дыхание его, и сердца стук. Зашептал – в самое ухо, едва слышно, мешая слова и побежавшие из глаз слезы. – Прошу Вас... Пусть это все закончится... Пусть снова можно будет просыпаться на рассвете и, помолившись Господу, идти травы собирать... Неспешно и неторопливо. Зная, что ничего страшного не происходит нигде, и что, вернувшись, не руины застанешь, а Обитель жизни полную – с братьями, с гостями, с Вами... Прошу Вас... Ведь это в ваших силах... – В моих ли, милый? Не знаю, но верность твоя мне важнее теперь... И твердость веры, и стойкость духа... И никому, кроме меня, ты верить не должен. А там – посмотрим, – подняв травника на руки, понес к дверям, открыл. – Падре Ваоло, прикажите там принести похлебки пожирнее и питья. Кормить тебя буду... Совсем исхудал. Травник лишь потерся носом о шею Себастьяна, пряча лицо у того на груди. – Есть... Я не ел уже дней пять.... Мне теперь только бульон и можно... И то – чуть-чуть... Снова провел языком по нежной коже на шее, лаская ямку с бьющейся жилкой. Поцеловал трепетно. – Я совсем ничего не пойму... Как я здесь оказался? Вы... Почему Вас двое и кого я спасал? Куда теперь вы меня несете? Я верю вам... Тогда, много лет назад, поверил – и сейчас веры не утратил. – И бульон принесут. – Ксанте двигался в сторону трапезной, но свернул и стал подниматься вверх по лестнице, в сторону келий. Уже на пороге первой он остановился. Толкнул дверь и зашел. здесь жарко растопили камин и уже стоял поднос с едой и питьем. Усадив травника обратно на колени, Ксанте лично принялся кормить Микаэля, которого так надолго оставлял без присмотра. Вот ведь внушает себе мысли... еретик король... и вокруг него... – Ты ешь, ешь... Ловя губами подносимую мужчиной ложку с вкусным ароматным куриным бульоном, юноша то и дело не мог сдержать нежной улыбки, окидывая взглядом столь родные черты. Прижимался, снова целуя скулы, ладонью гладил по плечу, а затем несмело коснулся темных волос. – Больше не могу... Спасибо Вам... Травник дотронулся пальцами до запястья Ксанте, приподнял его руку и наклонился, целуя. Само запястье, костяшки и нежную кожу между ними, пальцы. Мужчина заулыбался. Он все наблюдал за Микаэлем и думал, почему же травник так сладок? Конечно, есть в нем что-то как от ветерка в поле. Но ведь в ладони держать невозможно. и отпускать нельзя – Посиди пока здесь, в келье. В безопасности, – попросил тихо. – Много вопросов и дел накопилось. А завтра будет суд и конец. И все встанет на свои места... а тебе надо лежать и отдыхать. – Мне кажется, я спасть смогу вечность... Микаэль потянулся, прогибаясь, а потом целуя Себастьяна в ямку за ухом. Русые волосы травника рассыпались по плечам и укрывая обоих мужчин шелковым пологом. – Прогоните мои кошмары... Не хочу во сне метаться... И думать не хочу... Нежные касания ладоней, что ведут по спине, теплое дыхание ласкает кожу.... – Суд над кем? Вы так и не ответили на все мои вопросы... – Вопросы... много вопросов не находят ответа, – спустить с колен, уложить на кровать, чтобы рядом присесть. Инквизитор глядел на травника с иронией, которая иногда проскальзывает убийцы, что смотрит умиленно на белую овечку в зеленом поле, и радуется ее наивности и красоте. – Так значит грамотки мы уничтожим и ты подпишешь все бумаги, которые я тебя попрошу? – Конечно... Только, прошу Вас, найдите Сея! Я очень волнуюсь за него. Микаэль так и не выпустил пальцы Себастьяна из своей ладони, продолжая их нежно поглаживать. Глаз не отводил от лица мужчины. Теплый ночной ветер ворошил темные пряди да и волосы самого травника, залетая в распахнутое окно. Пахло почти что летом... До безумия хотелось схватить и потрясти инквизитора, заорать – “Почему ты так смотришь?! Что задумал?! Что же ты делаешь?! Ну, зачем это все?! Ну, сделай так, что б все опять было хорошо!” – Я вам клялся... Моя преданность, моя кровь и мое дыхание – они Ваши. Я верю Вам. Ведь деяния Ваши угодны Господу Богу. А Господь – он несет мир и радость как в сердца, так и в жизни. Я никогда не предам его заветов... Помните это... Травник приподнялся, целуя Себастьяна – легко, едва касаясь своими губами его губ, лишь, на мгновенье опаляя горячим дыханием и тут же откидываясь на подушки, закрывая глаза. Инквизитор принял поцелуй благодушно, почти не чувствуя его вкуса. Микаэлю необходимо было полежать после трав, которыми он его напоил. Это, конечно же, были не те эликсиры, которыми пользуется лекарь для лечения, но должно ему сейчас полегчать от всяких снадобий травяных. – Спасибо, брат Микаэль. Я постараюсь найти брата Сея, как можно скорее. Тем более, я сам заинтересован в этом, а пока я оставлю с тобой своего помощника. Он будет следить за твоим состоянием, а после того, как ты придешь в себя, то напишешь ему все, что он попросит. – мужчина поднялся. – Сейчас у меня слишком много дел, но мы продолжим нашу занимательную беседу очень скоро. – новая усмешка, говорящая о том, что веры на самом деле к травнику никакой и следует его допросить, как следует позже... Но сейчас важнее другие пленники. И среди них Луис.