Annularis (СИ)

Лишь один рывок и всё кончится!

Как жаль, что Микк не был этим храбрым мальчиком. Он был ужасным трусом и слабаком, не способным постоять за себя, хотя настраивал себя на это больше года.

Адам улыбался мягко, глаза у него смотрели цепко, и Тики не мог двинуться с места. В голове звенела пустота, она шумным гулом отражалась в ушах, и сердце билось где-то в пятках.

Микка парализовало.

Вдруг откуда-то сбоку он почувствовал движение, буквально разрезающее опустившуюся на всех густую тишину. Тики метнул взгляд туда, отмечая что вся его паника длится не более двух секунд, и с леденящим грудь ужасом увидел, как Аллен замахивается стилетами на уровне шеи Адама.

— Ара-ра-ра, мальчик мой, — сладко улыбнулся мужчина, и Уолкера сковало по рукам и ногам. Он глухо свалился на землю, извиваясь и шипя, и попытался встать, но Адам медленно наступил ему на бок, продолжая мягко улыбаться и смотреть на Аллена с какой-то странной… любовью? — Неужели ты думал, что мы не подготовились к этой встрече? Пусть это и заняло чуть больше времени, чем я планировал, но, — он вдруг благодарно посмотрел на примёрзшего к земле Микка, — работа выполнена превосходно, Тики.

Тики ощутил, как кончики пальцев дрожат.

Они решили его подставить. Они решили его… И неужели его мальчик поверит в это? И ребята? Они все — поверят?

— ПОДНИМАЙ КОРАБЛЬ, ХЕВ! — что было силы заорал Аллен в ответ — и ему, и Адаму, в итоге никому из них не отвечая, но вместе с тем отвечая обоим. — Я СКАЗАЛ — ПОДНИМАЙ!

И спустя пару мгновений прежде и так наглухо закрытый изнутри Ковчег оглушительно зашумел.

И истинный ад в мгновение ока разверзся вокруг Тики — его самого подхватили под руки (и правда — как любимого родственника) и повели в сторону внедорожника, не давая ступить и шагу в сторону от маршрута.

Парень обернулся в сторону команды, ища среди совершенно опешивших, ослепленных происходящим ребят лицо Аллена, но тот… Тот на него не смотрел.

И никто на него не смотрел. Только Канда, которого уже тоже заковали и который тихо бормотал какие-то проклятия себе под нос, бросил на него хмурый недоуменный взгляд и тихо обратился с каким-то вопросом к Уолкеру.

И единственный взгляд, который юноша бросил на Тики после слов Юу, был таким холодным и колючим, что парню показалось, будто все внутри у него замерзло.

Вот как.

Вот как, значит.

А он-то думал, что теперь… теперь все иначе.

А все ни черта не иначе, и люди на самом деле — доверчивые мрази, которые слушают тех, чьим словам доверяют больше.

И Аллен, как видно, доверял именно что словам Адама, а не поступкам Тики все это время. И он — такой же, как и все остальные люди, пусть и говорит о каком-то там высшем благе и симбиозе. И слова… они — действительно шелуха, но они важны, как бы это ни было парадоксально.

— Ну что, — скривив губы в резиновой улыбке, Микк повернул голову к брату и громко осведомился: — Возвращаешь меня в родные пенаты, Шерил?

— Да, — тихо прошипел в ответ тот, мимолетно оглянувшись на следящего за погрузкой закованных в наручники ребят в грузовик Адама. — В твою родную лабораторию номер три, Тики.

Самое странное, по мнению туго соображающего мозга, было то, что сильнее всего закутан в железо был именно Аллен, а не, как изначально думалось Микку, Канда с Алмой. Те всё-таки были искусственными солдатами, и силёнок у них должно было быть всяко больше, чем у экспериментального образца с привитой женской фертильностью.

Но отчего-то Адам, видимо, считал по-другому.

Потому что Уолкер был закутан в широкие толстые оковы с груди по колени, полностью лишённый движения, и в грузовик его тащили два огромных охранника — из тех лабораторий, где выращивались солдаты наподобие Канды с Алмой.

Тики безразлично наблюдал, как последним запихнули в кузов кусающего судорожно губы Джонни, и его самого грубо толкнули во внедорожник, усадив рядом с довольно улыбающимся Адамом.

— Как же я рад, что ты снова в кругу семьи, племянник, — сладко пропел тот, потрепав совершенно оглушённого происходящим Микка по щеке, — а то Лулу вся извелась, пока тебя не было.

Тики смотрел в серые змеиные глаза мужчины и думал, что лучше было бы просто сразу сдохнуть. Как только вышел из бункера. Как только вдохнул свежего воздуха после дождя.

До того, как вкусил свободу.

До бункера добрались по подземным тоннелям за несколько часов, в течение которых Тики слепо смотрел вперёд, совершенно высушенный и пустой.

И пытавшийся не думать ни о чём.

Но мыслями все равно возвращавшийся к Аллену.

К предавшему его Аллену. Усомнившемуся в нём, хотя сам Микк ни разу не сделал чего-нибудь, что могло бы дать хоть намёк на недоверие.

Как же… он… его… ненавидит. За то, что тот подпустил, а потом так резко предал. Не поверил.

Фальшивая сволочь, которая игралась с ним напропалую всё это время, а Тики так и не смог заметить этого. То есть заметил, но не обратил внимания.

Потому что любил. Потому что восторгался. Потому что был пленён им.

Даже сейчас.

Даже когда сам Аллен пронзил его этим колючим, ледяным взглядом, замораживающим все внутренности, Тики всё равно не мог выкинуть образ юноши из головы.

Как же обидно. Как же… плохо.

Адам рядом смотрел своими магическими серыми глазами, словно пытаясь проникнуть в душу и прочесть всё, что в ней таилось.

И Тики почему-то был уверен, что уже прочёл. Всё до последней мысли прочёл. Потому что он боялся Адама до дрожи. Всегда боялся.

Но сейчас… ему было плевать.

Внутри было так пусто, что казалось, словно там образовалась пустыня. Или вакуум. Или дыра.

Когда Тики приковали к стене в одиночной камере (как и полагалось любимым родственникам), ему подумалось, что всё это было зря. Этот идиотский побег, эта идиотская любовь, эта идиотская свобода.

Теперь он вновь будет просыпаться каждый день в пять утра, идти на капельницы, ждать, пока матушка Лу засвидетельствует уровень регенерации, читать научные книги, наблюдать за предсмертной агонией подопытных… И — смотреть в белые стерильные стены своего личного ада.

Тики сухо усмехнулся, прикрывая глаза.

Жаль, что Адам уж точно не позволит стереть память. Теперь… Тики совершенно не хотел ничего о жизни после побега помнить.

========== Интермедия IV ==========

Аллену казалось, весь он заледенел. В общем-то, это не было чем-то удивительным — он был закован и подвешен, так что даже ноги свои не слишком хорошо чувствовал.

Это была засада. Господи, это была засада — их ждали и все приготовили: и машину, и наручники… И даже речь, черт побери.

Юноша в досаде дернулся на месте, но вряд ли даже хоть немного поколебал оковы. Он знал, что может их деформировать, но у него не было сил сейчас. У него просто не было сил.

Потому что Тики предал их. Он их предал. Он пришел в Орден — и на борт — только ради того, чтобы предать их всех.

Чтобы предать его, Аллена.

И теперь все, ради чего Аллен готов был сражаться — все рухнуло. Только Ковчег взмыл в небо, и это было самым большим, что юноша мог сделать на тот момент. Ведь именно это было правильно. Потому что хоть кто-то не должен был пострадать.

Но теперь… теперь у Аллена просто не было сил. Потому что даже ребенок в его утробе… он был не его — Семьи.

Он был чужой.

Ребенок Тики, который всего несколько часов назад ласкал его как будто Аллен был его богом, теперь казался не чем-то дорогим и ревностно оберегаемым, нет. Он был чем-то инородным, и его хотелось выдрать из себя, выцарапать.

Хотелось истечь кровью прямо здесь, сдохнуть только ради того, чтобы не угодить в руки Адама и его чокнутого братца.

Они ведь убили их. Они их убили.

Его родителей.

Мариан никогда с ним больше не говорил именно об этом, но Аллен знал — он слышал их предсмертные крики в передатчике. И — как они говорили о своем сыне перед кончиной. Перед тем, как по ним пустили смертельный разряд тока, буквально поджарив на этой гребаной лабораторной кушетке.