Я ненавижу тебя, чертов Уильямс! (СИ)

Мэтт нечесаный, только выползший из кровати с мученическим видом смотрит на ворвавшегося к нему в комнату Джонса, который так и светится оптимизмом.

— Вот еще, — хмыкает тот. — Ты сидел дома вчера, и позавчера, и каждый день после работы, хотя мы с Гилбертом звали тебя гулять. Так что теперь не отвертишься!

Альфред хоть и говорит это без сомнений, но в тайне боится, что Мэтт и сейчас выставит его за порог. В конце концов, все это время он явно увиливал от любого общества и вполне может сделать это и теперь. Но Мэтт вздыхает тяжело и просит немного подождать, пока сам плетется в ванну. Альфреду не по себе от такого Уильямса. Последние две недели на него смотреть страшно, хотя вроде Мэтт и работает как раньше, старается улыбаться и давать всем указания. Но Ал лучше кого-либо чувствует, что не так абсолютно все. Даже тот факт, что Уильямс старательно избегает людей и общества, хотя раньше всегда не прочь был оказаться в компаниях, уже настораживает неимоверно.

— Только ненадолго, ладно? — просит Мэтт спустя десять минут, когда выходит уже опрятный и ухоженный из ванной.

— Не вопрос! — отзывается Ал и вскакивает с места. — Ты и оглянуться не успеешь, как снова будешь в своем унылом заточении, — он смеется, а Мэтт невольно слабо, но искренне улыбается — все же оптимизм Джонса и правда слишком заразителен.

Гилберт ждет их у машины Альфреда, коротко обнимает и затаскивает на заднее сиденье автомобиля, пока Джонс уже заводит мотор. Мэтт не успевает спросить, куда они вообще едут, да и не пытается — Байльшмидт заваливает его сходу разговорами, и все это выглядит так обыденно и привычно, что Мэтт волей-неволей расслабляется, окунается в свою колею.

Машина тормозится у бара. Мэтт не был здесь с осени, с того самого похода в кино, до всех его приключений и до каких-либо сдвигов в жизни Альфреда и Гилберта. Словно время сейчас отматывают на полгода назад. Уильямс осматривает ничуть не изменившиеся стены, высокий потолок, удобные диваны и плюхается рядом с Альфредом, который уже занимает место в уголке.

Они заказывают еду и выпивку, а общаться так легко и просто, что Мэтт окончательно проваливается в трепе друзей, расслабляется в нем под заботливо подставленные коктейли. Один, другой, третий… Ребята точно нарочно не касаются темы отношений, хотя Мэтт уверен, что Альфреду точно было бы что рассказать. Но вместо этого они говорят о спорте, о матче между местной командой и сборной Германии, о том, что лето в этом году обещают жарким и о той тысяче вещей, о которых можно говорить в приятной дружеской компании.

Когда Мэтт осознает, что безбожно пьян, стрелки часов уже успевают описать несколько кругов. Перед глазами все плывет, в голове знакомый легкий дурман, но если обычно он полностью контролирует количество выпитого, то теперь абсолютно сбивается со счета.

Гилберт с Альфредом замечают это по глазам и переглядываются. Это и было их целью: ослабить бдительность, дать расслабиться, а потом на нетрезвую голову выяснить все, что произошло. Потому что оба страшно переживают за Уильямса, а тот все это время уходит от любых расспросов и не желает хоть немного поведать о произошедшем друзьям. Сколько бы он ни работал, но он полностью замкнут в себе, грызет себя изнутри, и близкие друзья как никто другой видят это особенно четко и хотят помочь.

— …Недавно заглянул в спортивный бар, — продолжает болтать Альфред. — Подумать только, как его изменили, — размахивает руками он, словно пытается таким образом показать масштабы изменений.

— Правда? Я последний раз был там с Джеймсом зимой, все было по-старому, — удивляется Мэтт и тут же замирает.

Сколько не отгораживайся, а мысли все равно возвращаются обратно к этому омеге, как по замкнутой линии. После спортивного бара мысли о вечере, о первой нежности, о ровном профиле Уильямса, который тихо посапывал на кровати, а оттуда притекают и тысячи других воспоминаний с яркой наклейкой «Джеймс» на них. Пока все не возвращается к выходным две недели назад.

— Мэтти, так что между вами случилось? — хриплый голос Гилберта вплетается в воспоминания, подталкивает к нужной точке.

— Мы поссорились, наверное? — Мэтт сам не уверен, как точнее описать то, что произошло. Сложно назвать ссорой такую пропасть, разом образовавшуюся между ними. — В любом случае, я пообещал больше не приближаться, — чуть тверже говорит он и тянется к коктейлю.

— Джеймс что-то тебе сделал? Я же обещал, что не прощу, если… — Альфред кипятится, вскакивает с места и разом разгорается от слов.

— Ал, сядь, все смотрят, — осаживает друга Мэтт и качает головой. — Это не он, это я виноват. И я сдержу обещание, — вздыхает он. Как бы тяжело ни было, нужно оставаться верным своим словам — Мэтт это точно знает.

— Но вам обоим плохо, — замечает Гилберт. Ему хочется узнать подробностей, но настолько глубоко залезать в чужую душу он просто не имеет права. — Решения не всегда бывают верными, может стоит пересмотреть свои взгляды?

— Уверен, что это было правильным решением, — Уильямс почему-то даже не сомневается в своих словах. Слова о том, что Джеймсу тоже плохо, ведут за собой совсем иные мысли. — В любом случае, это моя проблема, — чуть улыбается он. — Так что ты там говорил про бар?

— Я… э-э-э-э… — Альфред теряется, пытается вспомнить ту ниточку разговора, которую уже упустил, и спустя пару секунд продолжает.

Джонс окончательно путается в ситуации. Он-то надеялся, что станет хоть немного яснее, но он просто не может понять, что же такого произошло, что Мэтт еще и остается виноватым. Может, Джеймс лишь выставил его таким? Но и на это не похоже. Со слов Гилберта из обрывочных разговоров удается лишь понять, что Джеймс сам закапывается и винит себя.

— Я отойду ненадолго, — спустя некоторое время тихо говорит Мэтт и поднимается с места.

Альфред кивает, дожидается, пока тот пропадет из зоны видимости, а после торопливо впивается взглядом в Байльшмидта:

— Какого черта вообще у них произошло? Ты хоть что-нибудь понимаешь? — спрашивает он.

Но Гилберт лишь качает головой. Он выглядит не менее ошарашенным от всего услышанного и никак не может свести концы с концами.

— Я понимаю только то, что им просто необходимо нормально поговорить между собой и со всем разобраться, — твердо говорит он. — Потому что им обоим плохо, оба хотят друг к другу, но почему-то пресекают любые возможности даже пересечься.

— Я тоже так считаю, — торопливо соглашается Джонс. — Мэтт точно что-то неправильно понял и накрутил себя.

— Да уж, с пониманием у них явно плохо, — вздыхает Гилберт.

Вся эта ситуация порядком давит и расстраивает его. И как бы там ни считал сам Мэтт, что он обязан все переживать в одиночку, Байльшмидту было бы в разы легче, если бы тот делился своими мыслями с друзьями. Но Мэтта не изменишь — тревожить людей по своим проблемам он не станет, даже если его открыто об этом попросить.

— Вот что. Нам нужно придумать, как свести их обратно, — хлопает по столу Альфред. — Счастье моего друга — мое счастье, поэтому мы точно сделаем это! — он уверенно смотрит Гилберту в глаза и протягивает ладонь.

— Согласен, — усмехается тот и крепко сжимает ее в своей. — Мистер Уильямс уж точно заслуживает своего счастья.

***

Мэтт выходит из бара уже затемно под веселый смех Альфреда и Гилберта. Он и сам смеется, разговор постепенно заминается кучей других тем, и даже неприятного осадка не остается.

— Тебя подвезти? — Альфред, единственный непьющий сегодня, позвякивает ключами в руке, но Мэтт лишь качает головой.

— Хочу прогуляться немного, — разводит руками он. — До встречи! — прощается Мэтт.

— Пока, — машет ему Ал и торопится к автомобилю вместе с Гилбертом.

Уильямс с пару секунд провожает их взглядом, а после неторопливо двигается в сторону дома. Ноги немного заплетаются после выпитого, голова кружится, но в целом состояние более чем приемлемое. И хоть время уже ползет к ночи, оказываться сразу дома решительно не хочется.