Я ненавижу тебя, чертов Уильямс! (СИ)

Гилберт в ступоре смотрит на абсолютно ссутуленную спину, убитый и одновременно ненавидящий взгляд и общий растрепанный вид. Джеймс выглядит настолько потрепанным, что в первую секунду Байльшмидту даже кажется, что ночь тот провел на улице.

— Кажется, вот и ответ на твой вопрос, — удивленно говорит Доминик. — Надеюсь, ты разговоришь Мэтта и расскажешь мне потом, что случилось.

— Ты не представляешь, как я сам хочу это узнать, — ошарашенно отвечает Гил.

***

Мэтт отставляет от себя кружку с кофе и плюхается обратно на диван. Хоть он и провел вчера целый день с отцом, и все же сегодня отделаться от мыслей с такой же легкостью не получается совсем. Мэтт пытается погрузиться в работу с головой, но по рассеянности отправляет не тех людей, делает абсолютно левые замечания по свету и не успевает скомандовать залу реакцию. На его практике это первый раз, когда все базовые навыки полностью смешиваются в голове и выдаются одной сплошной кашей. Мэтт даже в первый рабочий день вел себя куда собраннее, а теперь кажется, что весь опыт попросту высосали из него и заменили пустотой.

И так с самого утра. Мэтта стопорит на простейших вещах. Он видит, как Ваня отчитывает за что-то Ала, а тот улыбается и тянется обнимать, видит мимолетные нежности между Феликсом и Кику и не может вспомнить, когда те стали настолько близки, видит, как препираются между собой Доминик с Гилбертом и как на их плечи опускаются ладони Родериха. Все вместе, и впервые вместо радости за остальных Уильямс испытывает — нет, не зависть, — но острую боль. Больно почти физически, и чем больше Мэтт смотрит, тем сильнее ощущает, насколько он здесь сейчас лишний, насколько не к месту его натянутая улыбка и тусклый взгляд. Отчаянно хочется бросить все и уйти домой, но Мэтт не может настолько сильно пренебрегать работой. Хотя от его присутствия, кажется, только хуже.

— Я могу присесть? — голос Хонды становится совсем неожиданным, так что Мэтт даже кивает, совершенно не подумав. — Благодарю.

Кику опускается рядом на край дивана, покручивает в руках кружку и неторопливо отпивает.

— Я могу чем-то помочь? — Мэтт спрашивает это тихо и удивленно. Он считает Кику хорошим человеком и отличным сотрудником, но сам с ним один на один общается крайне редко и только по работе.

— Нет, я просто думал поговорить немного, — еще больше удивляет его Хонда. — Ты обеспокоен чем-то и находишься в смятении.

Это даже не вопрос. Мэтт прикусывает губу и смотрит себе под ноги, ведь ответить ему просто нечем.

— Значит, я прав, — кивает сам себе Кику. — Беспокойство является частью этой жизни, как и проблемы, как и радости и улыбки других людей. Одно чувство рождает другое, одна эмоция находит отклик в другой, все закономерно и слаженно, — он покачивает неторопливо свой чай, делает еще один глоток, а Мэтт так и замирает с открытым ртом. — Ты не задумывался над тем, что все мирское по-своему прекрасно? Не испытывай ты боли, радовался бы так сильно мелочам?

— Думаю, нет, — качает головой Уильямс, но снова отводит взгляд. — И все же некоторых вещей мне бы хотелось избегать.

— Это нормально, мы всегда хотим избежать плохого, — соглашается Кику. — Но оно все равно происходит. С нашей ли подачи или же обстоятельства так складываются, но проблемы валятся на голову и выбивают из колеи.

— Все так, — шепчет Мэтт. — И я просто не знаю, как быть, — он стискивает ладони в кулаки и поджимает губы.

— Жить дальше, Мэтт, а не витать в своих проблемах, — подсказывает Хонда. — Ты жив, полон сил, а твое настоящее течет мимо тебя прямо сейчас. Тебе не станет легче сию секунду, возможно, не станет легче и через день, и через неделю, но жизнь все равно продолжается, и не стоит выпадать из нее, — он мягко хлопает Уильямса по плечу и поднимается с места. — Ты часть этой жизни, часть жизни для этих людей. Подумай и над тем, что им так же не хватает тебя в эту секунду.

Кику уходит в сторону кабинетов, а Мэтт никак не может собраться с мыслями и привести весь этот раздрай в порядок. И все же он снова ощущает почву под ногами. Хонда не обнадежил своими словами, но в одном он абсолютно прав — Мэтт не имеет права подводить этих людей, он нужен им хотя бы на этой площадке. Он улавливает краем глаза движение и видит ссутуленный силуэт Джеймса. Боль в сердце отзывается с новой силой, но на этот раз Уильямс стискивает крепче зубы и хлопает себя по щекам: все что сейчас нужно — это собраться и работать, как бы тяжело ни было.

Комментарий к Глава 27. Жизнь

https://vk.com/wall-141841134_237

========== Глава 28. Непонимание ==========

Джеймс сидит перед телевизором и раздраженно переключает каналы. Он бы хотел сказать, что последние недели проходят для него как в тумане, что он действует на автопилоте и не замечает ничего вокруг, погруженный в свои мысли. Проблема только в том, что он замечает. Он замечает все вокруг, остро реагирует на каждый звук и шорох и бесится все сильнее. А все из-за таблеток, точнее их отсутствия.

Джеймс только сейчас осознает, насколько сильно его спасал Мэтт рядом, когда снова начали ощущаться все запахи. Запах Уильямса перебивал остальные, успокаивал и отвлекал на себя. И сейчас его нет. Джеймс отчетливо ощущает всю какофонию ароматов вокруг, слишком остро и ярко, потому что за шесть лет полностью отвык от них, а сейчас еще и нервы натянуты до предела. И все это совершенно не способствует спокойствию. Джеймс и без того не мог похвастаться покладистым характером, а теперь и вовсе взрывается с малейшего косого взгляда в свою сторону, так что ребята на работе просто стараются обходить его стороной и лишний раз не трогать. А Джеймс тем временем, ощущает себя чертовым наркоманом. Ему нужен Мэтт рядом. Ему нужны прикосновения, нужна эта улыбка и мягкий спокойный взгляд. Без них Уильямс бомба замедленного действия, которая уничтожает все вокруг и себя самого в том числе.

— Сладкий, я приготовил ужин, — Оливер, добрая душа, вьется теперь постоянно рядом. И если обычно Джеймс не против его заботы, то сейчас настойчивый и проницательный взгляд дядюшки никак не хочет отлипать от него, и это нервирует неимоверно.

— Иду, — Уильямс стискивает зубы покрепче и собирает остатки терпения. Оливер покормит и уйдет восвояси, нужно лишь немного потерпеть.

Это «немного» превращается в настоящую пытку. От Оливера тянет сладкой ватой, клубничным вареньем и мармеладом. Слишком приторный запах окутывает с ног до головы, а обжаренное в меду мясо еще больше сластит серую жизнь Джеймса. У того аж зубы сводит от количества сладкого, а так же от слов, которые сыплются на него без умолку сплошным потоком, и слишком навязчиво подкрадываются к главному, о чем Джеймс вообще говорить не хочет.

— Знаешь, мой хороший, я тут подумал, что мы могли бы выбраться на выходных, прогуляться вместе, можно было бы даже позвать Мэтта и…

По столу прилетает кулак, а Джеймс, не выдержав, вскакивает на ноги и впивается разъяренным взглядом в притихшего Оливера.

— Да хватит уже лезть в мою жизнь! — он срывается, почти кричит, дышит часто и не может сдержать взбунтовавшегося сознания.

— Милый, но вам нужно поговорить, не может же быть все настолько… — Керкленд невольно лепечет тише — Джеймс впервые за все время их знакомства повышает на него голос. Впервые не хочет слушать абсолютно.

— Я сказал — хватит! — огрызается он. — Это мое дело и больше ничье, — Уильямс рявкает в последний раз, ставит тарелку в мойку и уходит с кухни, бросая напоследок короткое «Спасибо за ужин».

Он запирается в комнате и с размаху плюхается на кровать. Продолжаться так точно не может, без Мэтта слишком тоскливо и плохо, даже не физически — морально, да и тот ходит на работе как в воду опущенный, хотя явных косяков как в первый день больше и не допускает.

— Нужно поговорить, — вздыхает Джеймс и смотрит в потолок.

А еще нужно извиниться перед дядей, думает Уильямс, когда успокаивается окончательно.

***

— Может я все-таки останусь дома?