Я ненавижу тебя, чертов Уильямс! (СИ)

Мэтт идет по пустеющим улочкам и полной грудью вдыхает потрясающий весенний запах. До цветения еще далеко, но уже сейчас постепенно зеленеет на влажной земле трава, и вся природа готовится к обновлению. И пусть в городах это заметно куда слабее, но даже этому Мэтт старается радоваться.

Он настолько погружается в свои пьяные, разрозненные мысли, что совершенно не замечает прохожего перед собой и врезается в него.

— Какого…

— Ох, простите, — Мэтт поднимает взгляд вверх и замирает, запоздало узнавая и голос, и манящий запах, и вымотанное лицо случайного прохожего. — Джеймс…

Мэтт пытает было развернуться, уйти сразу прочь, гадая, что вообще здесь забыл Уильямс в такой час, но его ловят за руку, не дают даже с места сдвинуться.

— Мэтти, погоди!

И он останавливается как вкопанный, повинуясь словам. Это первая их встреча с того дня, не считая рабочих будних, где Мэтт старательно избегает Джеймса насколько возможно. Это первые слова кинутые с того момента, первое прикосновение. У Мэтта в голове все страшно плывет, не то от алкоголя, не то от накатившей вины, которая затапливает его с головой, затягивает все сильнее.

— Я… черт, Мэтт, я все хотел извиниться перед тобой, — Джеймс и сам не сильно соображает, что несет. Случайная встреча слишком спонтанная, неожиданная, и он просто не успевает собраться с мыслями, выдает все, что накопилось в душе. — Я знаю, это звучит сейчас крайне фигово, но я понимаю, сколько проблем тебе доставил и насколько неприятными были все те слова. Прости, ладно? Я не знаю, что я могу вообще сделать, но хочу хотя бы извиниться, и…

— О чем ты? — Мэтт сглатывает, пытается отступить на шаг назад, но его все еще держат за запястье. Ладонь Джеймса слабо дрожит, и Мэтту все больше становится не по себе. — За что ты извиняешься? Это же я виноват! И я… — Уильямс мягко выворачивает свою руку из захвата, сглатывает и старается собрать всю свою волю в кулак, хотя отчаянно хочется прикоснуться. — Я же сказал, что больше не потревожу тебя, — он старается улыбнуться, что выходит весьма криво и натянуто. — Так что живи спокойно.

Мэтт торопится прочь, стараясь не поднимать взгляд. А потому не видит, как удивленно ползут брови Джеймса вверх, как он хватает ртом воздух и пытается сосредоточиться хоть на чем-нибудь. Мазнувший по обонянию запах не дает ошибиться — Мэтту чертовски больно и фигово. И Джеймс абсолютно не понимает сейчас смысл его слов.

Комментарий к Глава 28. Непонимание

https://vk.com/wall-141841134_249

========== Глава 29. План ==========

— Итак, господа, мы все сегодня собрались здесь для очень важного и ответственного дела, от которого зависит судьба нашей передачи.

Так говорит Альфред, восседая на кресле, словно король на троне, и потягивая из трубочки сок. Ваня вздыхает, возводит глаза к небу и дает номинальный подзатыльник своему дражайшему и любимому парню.

— Ал всего лишь хочет сказать, что всех нас порядком угнетает ситуация в студии, не говоря уже о том, что все искренне переживают за товарищей Уильямсов, — расшифровывает слова Джонса он.

— Да, все именно так, и поэтому нам нужно составить план, как свести их обратно! — Альфред ни капли не унывает и снова цепляется за трубочку губами.

— У меня только один вопрос, — Драган лениво тянет вверх руку, подыгрывая «совещанию» и хмуря темные брови. — А я-то со Штефаном тут при чем? Мы знать не знаем, кто эти ваши Уильямсы.

— Вот у меня тот же вопрос, — кивает Доминик и косится в сторону Калиша, которого искренне недолюбливает.

Помимо них и хозяев дома, тут сидят еще Гилберт, Феличиано и Феликс — остальные так и не смогли прийти на внеплановую летучку, которую созвал Альфред втайне от Мэтта и Джеймса. Более того, он до последнего не открывал, зачем зовет всех к себе, а потому истинную причину они слышат только сейчас.

— Ты, о великий, подтолкнул Ваню к важнейшему решению в его жизни, так что я считаю тебя гуру в любовных отношениях, — важно говорит Джонс.

— Чего-о-о? — Драган так и виснет с открытым ртом, а Штефан тихо ржет в кулак — прямолинейность сложно назвать лучшими любовными советами, он это знает как никто другой.

— Гуру, блин. Любовную колонку в журнале хочешь? — не унимается он рядом со своим парнем и получает ощутимый тычок под ребро.

— В журнале нет, а вот в твоей кровати сегодня проведу лекцию, — беззлобно огрызается Милошевич.

— Вот об этом я и говорю! — поддакивает довольный Альфред. — Истинное мастерство.

Драган лишь качает головой. С этим малым он уже успел познакомиться достаточно хорошо, едва лишь Ваня переехал окончательно жить к Джонсу. Брагинский за несколько месяцев успел стать по-настоящему близким другом, так что пришлось знакомиться теснее и с его парнем. Альфред был интересным, но временами Милошевич не без оснований считал его слишком уж ребенком на поступки и действия. Впрочем, эта наивность парня абсолютно не портила, напротив, добавляла ему особой изюминки. К слову, в благодарность за начало отношений Джонс даже в дорогущий бар его сводил и подарил билеты на футбольный матч, так что в целом отношения с Альфредом складывались хорошо.

— Да мы, в таком случае, все тут гуру, — чешет затылок Гилберт и вздыхает. — А раз так, перейдем все же к проблеме.

Не считая Альфреда, он единственный, кто более менее хорошо осведомлен обо всей ситуации и со стороны Мэтта, и со стороны Джеймса. А потому он спешно рассказывает все, что слышал от обоих, а заодно дополняет все это своими предположениями.

— Как-то так, — заканчивает Гил через несколько минут среди затихших людей. Все задумчиво косятся на него, а Драган хлопает по колену, привлекая на себя все внимание.

— Ну и драмы вы там разводите, — качает головой он. — Делов-то, им бы поговорить нормально и все само уляжется…

— Да они, типа, видеть друг друга не хотят, как их заставить говорить? — вмешивается молчавший до этого Феликс.

— Тфу ты, тоже мне проблема, — усмехается Милошевич. — Сведите вместе и не оставьте выбора, — он широко улыбается, тянется за соком, а Альфред вдруг подскакивает с места:

— А ведь это мысль! — Джонс звонко хлопает в ладоши, а его глаза загораются настоящим азартом. — Народ, у меня есть прекрасная идея!

***

— Э-э-э, нет, братец, ну-ка хватит! — Стив торопливо выдирает из рук Джеймса бутылку, которую тот старательно пытается открыть, и хлопает его по затылку. — Только не говори мне, что ты снова решил нажраться вместо того, чтобы решить все по-человечески? — укоризненно тянет он.

— А как по-человечески? — Джеймс говорит это вяло, безэмоционально и совсем себе несвойственно. — Мне уже ясно дали понять, что я нахрен не сдался, так зачем пытаться снова?

Такой Джеймс на себя не похож абсолютно. Он спадает с лица, теряет интерес ко всему за прошедший месяц и ведет себя как последняя тряпка. Это худшее, что видит Стив в своей жизни. Потому что настолько опустившим руки его брат не был отродясь, даже пока папа-омега еще был жив и заботы было на порядок больше.

— Да, действительно, зачем пытаться, если можно напиться и не предпринимать ничего, — огрызается старший Уильямс. — Слабак и мямля, вот ты кто, — пытается надавить на больное он.

Самое страшное, что Джеймс лишь устало поднимает взгляд и не перечит, хотя раньше за такие слова разнес бы брата в пух и прах. А теперь точно соглашается, признает, чтобы оправдать свое бездействие. И снова тянется к бутылке.

— Да ты в конец ахренел, — праведно возмущается Стив и отбирает сосуд куда подальше. — Иди и прогуляйся, бестолочь, и только попробуй пить — на порог дома не пущу.

— Хорошо, «папочка», как скажешь, — пытается огрызнуться Джеймс, но даже это выходит вяло.

Он лишь вздыхает, смотрит за окно и понимает, что абсолютно не хочет выползать на эту солнечную, цветущую, полную людей улицу. Джеймсу вообще до ужаса хочется закопаться в своей комнате и не показываться в мире, желательно вообще никогда. Но Стив этого не позволит. Он стоит рядом и точно выпроводит пинками, если Джеймс только попробует ослушаться. А потому он все же идет одеваться и приводить себя в относительный порядок. И Джеймс многое бы отдал за то, чтобы с такой же легкостью можно было навести порядок в своей душе.