Я ненавижу тебя, чертов Уильямс! (СИ)

— Вот, другое дело, — Ваня снова мягко мурлычет себе что-то под нос, выключает, наконец, конфорку и идет к чайнику. Альфред подрывается было с места, но ловит откровенно злой взгляд на себе и тут же покорно падает обратно: злить Брагинского — себе дороже.

Ваня наводит чай, раскладывает еду по тарелкам и опускает все это на стол. Добавляет вазочку с печеньем к чаю, варенье с хлебом, и только потом удовлетворенно опускается на стул сам.

— Приятного аппетита, — улыбается он.

Альфред берет вилку в руку как по команде и послушно кивает:

— Приятного! — и тут же замолкает, уплетая ужин.

Обычно еда ему ни капли не мешает разговаривать, но сейчас он видно просекает все последствия непослушания, а потому активно жует и дополнительных действий не предпринимает. Ваня даже выдыхает свободнее. Это же просто идиллия: Альфред рядом, но не фонтанирует ненужной заботой, а тихо и спокойно, а главное с аппетитом ест то, что Брагинский для него приготовил. Лучше просто не бывает.

Тарелки постепенно пустеют, Ваня напевает себе под нос и пьет чай, пока украдкой смотрит на совсем уж поникшего Джонса. Он вздыхает и думает, что все-таки с этим парнем надо быть как-то помягче. И раз уж взрослый и более опытный в их паре именно он, то придется учить. А потому Брагинский неторопливо отставляет от себя кружку и подпирает руками подбородок.

— Альфред, — зовет Ваня.

Джонс моментально оживает, поднимает свой абсолютно забитый и провинившийся взгляд вверх и смотрит голубыми глазами с такой искренностью и влюбленностью, что впору захлебнуться этим потоком флаффа. Ваня топиться в чувствах пока не намерен, а потому делает голос чуть строже.

— Нам нужно серьезно поговорить.

То, что происходит следом, становится для Вани полнейшей неожиданностью. Он-то ждет вполне спокойного “хорошо”, “да”, на крайний случай “о чем?”, но не того, что Джонс на сверхзвуковой скорости вскочит на ноги, а потом ринется вниз на колени и прильнет к ногам.

— Ванечка, прости меня, я исправлюсь!

— Э-э-э…

Брагинский, признаться, знатно зависает. Ну, с Джонсом, конечно, все не как у людей, но не настолько же. До него смутно доходит, что слова “серьезно поговорить”, сказанные после весьма холодного приветствия и безответных звонков, могут быть расценены совсем неправильно. Что ж, за что боролся…

— Для начала встань и перестань лапать мои колени, — просит Ваня. Альфред выполняет молниеносно, так что Брагинский даже моргнуть не успевает. — А теперь сядь, — начинает произносить он, но, заметив, что Джонс намеревается плюхнуться обратно на пол, трескает себя по лбу. — Да рядом со мной на стул сядь, недоразумение! — выдыхает он.

— Ванечка…

— Цыц, — прижимает палец к губам Ваня и мягко целует Альфреда в макушку. Теперь тот абсолютно стекленеет и не понимает, что происходит. — А вот теперь, для начала, ты расскажешь мне, за что извинялся.

Повисает секундная пауза, пока Альфред осмысливает вопрос, подбирает нужный ответ, а заодно вдыхает побольше воздуха в легкие.

— Я просто подумал, что ты обиделся на меня, потому что я не смог съездить сегодня с тобой, хотя я и обещал всегда быть рядом и принимать активное участие в воспитании детей, — одним потоком выдает Джонс. — А теперь получается, что я совсем не выполняю этого обещания, и ты имеешь полное право злиться на меня, потому что я абсолютно провалился как альфа, будущий муж и отец.

— Э-э-эм… — Ваня искренне старается дышать спокойнее и не заржать в голос. Ну, детские мечты, они такие: светлые, желающие достигнуть идеала во всем. Винить Джонса в общем-то не в чем. — Начнем с того, что я ни капли не обижаюсь на тебя, — задумчиво тянет Брагинский.

— Правда? — Альфред аж на месте подскакивает, но серьезный взгляд его снова приковывает к стулу.

— Но я немного злюсь, — пресекает все его слишком позитивные мысли Ваня.

— Ванечка, я…

— Дослушай меня сначала, ладно? — просит Брагинский, прерывая новый бессмысленный поток извинений. — Ал, ты должен уяснить одну вещь — быть всегда рядом вовсе не значит ходить за мной по пятам ежесекундно, полностью пренебрегая своей личной жизнью. Я живу с тобой, сплю с тобой, рад быть с тобой, но и у тебя, и у меня есть работа, и ты не будешь ставить меня выше нее, если того не потребует ситуация, ты понял?

— Я…

— Ал! — Ваня немного повышает голос, и Джонс кивает:

— Да, понял.

— Отлично, — Брагинский успокаивается и вдыхает чуть потускневший аромат.

С некоторых пор он отчетливо чувствует по запаху, насколько сильно встревожен или расстроен Джонс. И сейчас тот абсолютно подавлен, так что хочется прижать его к себе, ткнуться носом в шею и сказать, что все это бред и пустое. Но Ваня как никто другой знает, что проблему лучше всего решать в зародыше, а не молчать, потакая прихотям.

— Потом, Ал, я ценю твою заботу, мне приятно, когда ты помогаешь мне, но ей-богу, не превращай помощь в цирк абсурда, — Брагинский знает, что Джонс попросту не поймет, если не объяснить. — Тебе не обязательно брать на себя все домашние обязанности, и ты не должен сажать меня на пьедестал и сдувать пылинки. Я, в конце-то концов, взрослый человек и могу позаботиться и о себе, и о тебе, и о доме, — Ваня высказывает это спокойно и без наездов. — И, что самое главное, мне нужен живой альфа, а не замотанный по самое немогу абсолютно всем. Ты же понимаешь, что в какой-то момент, станешь единственным работающим в семье человеком? — уточняет Ваня. Альфред неуверенно кивает. — Это хорошо, поэтому оставь дом на меня.

— Но ведь это тяжело, а тебе нельзя перенапрягаться! — все-таки вставляет свои пять копеек Джонс.

— Я так перенапрягаюсь, когда держу сковородку на плите, — с сарказмом тянет Ваня. — Тем более, ну пойми ты, наконец, мне тоже приятно заботиться о тебе, не лишай меня этого удовольствия.

Альфред окончательно виснет и смотрит куда-то в прострацию.

— Тебе приятно? — уточняет он зачем-то и разворачивается на него всем корпусом.

— Ну конечно, балда, — Ваня ворчит, но все же трепет Джонса по волосам и тянется к нему. — Мне не меньше твоего хочется тебе помогать. И давай договоримся, — он шепчет это куда мягче, рядом с ухом, — Ты не будешь переусердствовать со своей заботой, но если мне понадобится твоя помощь, я сам обязательно буду о ней просить?

— Хорошо! — радостно откликается Альфред.

— Вот и ладненько, — почему-то сейчас Ваня уверен, что Джонс все поймет правильно.

Они допивают чай за непринужденным разговором, Альфред активно делится сегодняшним рабочим днем и не упускает возможности прикоснуться к Ване, чмокнуть его в щечку или уголок губ и всячески нежничать. А Ваня и не против. Он успевает уже порядком привыкнуть ко всем этим постоянным касаниям, успевает привыкнуть к тому, что Джонс его действительно любит и теперь без него рядом становится даже тоскливо. В любом случае ужин заканчивается, в четыре руки они быстро прибираются на кухне, после чего идут в гостиную на диван — до сна еще достаточно времени, чтобы расслабиться перед телевизором.

Фильм в самом разгаре, когда в прихожей вдруг звякают ключи, а потом слышится чей-то голос и смех. Ваня так и замирает на месте, совершенно не представляя, кто это может быть, а вот Альфред вскакивает и улыбается во весь рот.

— Отец вернулся! — радостно говорит он и уже уносится в прихожую.

Дверь закрывается, теперь слышны только голоса Альфреда и Хенрика. Ваня знает об отце Джонса крайне немного. Тот актер, не самый востребованный, но достаточно известный, часто ездит по миру из-за работы и имеет весьма хорошую репутацию у прессы — вот и все, чем ограничиваются знания Брагинского. Альфред о нем почти не рассказывал, а сам Ваня как-то и не спрашивал вовсе.

— Отец, а это Ванечка, мы живем вместе и у нас скоро будут дети! — Альфред появляется в гостиной в сопровождении высокого статного человека.

У Вани от слов медленно отваливается челюсть. Да уж, ничего не скажешь, вот так узнать о том, что твое чадо, оказывается, повзрослело и уже семью планирует, наверное крайне неловко. Хенрик замирает на месте, всматривается в Ванино лицо так, словно готов разорвать Брагинского в клочья, и вдруг всю его стать и серьезность как рукой снимает за широченной улыбкой. Он с размаху хлопает сына по плечу, а сам уже пересекает гостиную и стискивает Ивана в дружеских, крепких объятиях.