Я без ума от французов (СИ)

– Цицеро уже подумал об этом, – говорит маленький итальянец Тиерсену куда-то между ключиц. – У меня есть знакомые… знакомый… Цицеро позвонил ему и попросил… он должен приехать к восьми! Он чистоплотный, всегда убирал и стирал все, ему можно оставить ключи. Он не украдет, он не вор! Он… любит другое.

– Даже не хочу знать. И ключи оставлять. Я не сумасшедший, – Тиерсен говорит это немного раздраженно, но ему действительно становится чуть-чуть легче от того, что у Цицеро есть какое-то решение проблемы. Потому что все варианты избавления от трупа, которые успел перебрать Тиерсен, были один другого хуже. – Ладно, хорошо, – он обнимает Цицеро крепче и целует его волосы несколько раз, – я хочу знать.

– Он был врачом, – Цицеро говорит так, будто все равно бы сказал, спросил бы Тиерсен или нет, – хорошим врачом. До того, как его уволили. За его… страсть. Он любит девушек… мертвых девушек. Цицеро иногда звонил ему, когда было совсем сложно спрятать, когда он жил здесь… – он прикусывает язык, но поздно.

– Ты уже был во Франции, так? – Тиерсен спрашивает совсем не зло.

– Н-н… да.

– И в Париже, да? И Эйфелева башня, и Пер-Лашез, и все…

– Цицеро всегда тошнило от высоты, – маленький итальянец хихикает смущенно. – Он думал, что если выпьет… Но это не помогло, – он молчит немного, и, хотя Тиерсен не спрашивает, объясняет: – Тиерсен хотел сделать Цицеро приятно, Цицеро не хотел портить…

– Ты все равно всегда все портишь, – Тиерсен улыбается, немного устало, но искренне. – Ладно, скажем Селестину, что она его бросила. Нет, лучше… У нее в сумочке наверняка найдется какой-нибудь ежедневник, сможешь подделать почерк? У нас не так много времени, но…

– Ты бы еще что полегче выдумал, Тиерсен! – Цицеро смеется и отстраняется.

– Тогда я сейчас придумаю текст, а ты напишешь трогательное письмо с прощанием и всем таким… Слушай, этот парень точно все уберет?

– Точно, Тиерсен! У нас полно времени, можешь не беспокоиться! – Цицеро быстро приходит в себя и уже довольно улыбается. Он смотрит на тело Дафны через плечо и коротко хихикает. Его движения снова становятся такими, какие Тиерсен знает: после убийства Цицеро всегда двигается так, будто танцует. Он словно ловит какой-то внутренний ритм, слегка сгибает руки и чуть прогибается в талии, ходя легко и изящно. Тиерсен всегда отмечал, что Цицеро не неловок из-за своих роста и плотной комплекции, он умеет двигаться очень мягко. Как сейчас, подойдя к мертвой Дафне и наклонившись, вдохнув запах застывшей крови от ее груди, снова погрузив пальцы в открытый разрез.

– Может быть, раз времени так много, – он поворачивается на пятках, довольно пошло облизывая пальцы, – Тиерсен захочет… побыть со своим Цицеро? – смеется и тянет пояс пальто, раздвигая полы, и Тиерсен невольно смотрит на его живот, чуть выдающийся над лобком, на небольшой член, лежащий в обрамлении густых темно-рыжих завитков. Цицеро подходит к Тиерсену, слабо покачивая бедрами в ритм музыки у себя в голове, и тянется к его поясу, но тот жестко берет его за запястье, отводя руку.

– Нет. Я не сержусь на тебя, но ты наказан сегодня. Никаких удовольствий, никаких сладостей, только работа, – Цицеро недовольно морщится от этих слов и кладет руку на шею Тиерсена, пытаясь притянуть его к себе, но тот не меняет позы. – Я сказал тебе: нет. Не заставляй меня терять терпение.

– Хорошо, как Тиерсен скажет, – Цицеро тут же убирает руки, чувствуя в его голосе угрожающие нотки. – Цицеро будет послушным, – он коротко облизывается. – Очень послушным! – и резко опускается на колени, приникая губами к животу Тиерсена, целуя и дорожку волос, и пупок, и твердый пресс. – Как Тиерсен любит! – Цицеро кладет ладони ему на бедра и целует влажно и торопливо. И Тиерсен, недолго подумав, запускает руку ему в волосы, больно оттягивая.

– Да, мне так нравится, – говорит спокойно. – Но ты будешь… очень послушным. И будешь брать до конца, а не как обычно. И не думай, что это отменяет наказание, себе будешь помогать рукой, – Тиерсен слабо выдыхает, прижимая Цицеро лицом к своему паху, подаваясь бедрами.

Маленький итальянец хихикает и приспускает его трусы, жарко целуя мягкий член. Он точно знает, что Тиерсен передумает через две минуты… одну…

– Ох, черт с ним со всем, иди ко мне…

Как всегда.

Ладони Альвдис на руле расслаблены. Она привычно и легко ведет машину и смотрит на дорогу, хотя взгляд уже и устает немного. Ей хочется отвлечься, но Лодмунд не из тех, с кем можно бесконечно болтать, и последние несколько часов они едут молча. Но в конце концов Альвдис не выдерживает и выключает радио, медленная и тихая музыка начинает ее раздражать.

– Лод? Ты не спишь? – Альвдис кажется, что она вообще никогда не может сказать наверняка, слушает ее Лодмунд или нет. Спит или нет. Вообще жив или нет. Например, сейчас он откинулся на спинку сиденья и уже давно не двигается. – Ты сегодня, конечно, необыкновенно разговорчив и так, но у меня уже крыша едет к чертовой матери от тишины. Поговори со мной, пожалуйста.

– О чем? – флегматично спрашивает Лодмунд без паузы, но не меняя позы.

– Например, о том, какого хрена нужно строить загородный дом в такой заднице, – Альвдис внимательно следит за дорогой, чтобы не пропустить нужный поворот. – Ну или хотя бы почему по своей легенде я не могла согласиться на предложение Лебефа отвезти меня, а должна была упираться и теперь ехать по этому лесу и думать, пропустила я поворот или нет.

– Это предложил Тиерсен, а не я, – Лодмунд отвечает как-то лениво, он не слишком заинтересован в разговоре. – Ты могла согласиться, и по этому лесу я бы ехал один.

– Я… наверное, могла, – Альвдис отвечает задумчиво. В их диалогах Лодмунд обычно заставляет ее задуматься над чем-нибудь, и на этом они заканчиваются. Но не сегодня. – Но ведь это было бы… Ну, Тир же не зря сказал мне об этом.

– Может быть, и не зря, – спорить Лодмунд тоже не собирается.

– Может быть?

– Я понятия не имею, что творится у него в голове.

Они молчат еще немного.

– Им должно быть интересно сейчас, – Альвдис покусывает накрашенные губы и снова вглядывается в сумерки. – Работать в цирке точно веселее, чем крутить роман с жирным стариком.

– Было бы забавно поменяться местами, да? – Лодмунд не без какого-то удовольствия представляет себе это.

– О да, – Альвдис негромко смеется. – Слушай, кажется, вот здесь. Все, пересаживайся назад, осталось совсем немного ехать.

– Не забудешь оставить дверь в дом открытой? – спрашивает Лодмунд, когда Альвдис останавливает машину.

– Не забуду, – та немного нервно усмехается. – Я с ума там сойду без твоей страховки. Конечно, он мой, но…

– Я знаю, – Лодмунд быстро вылезает из машины, но наклоняется обратно и тянется через сиденье, целуя Альвдис в щеку. – Все будет хорошо. Я буду рядом.

– И если мне не хватит сил удержать его под водой…

– …я спрыгну к тебе. Я всегда иду за тобой, – Лодмунд открывает заднюю дверцу. – В дом к двум сумасшедшим или к бассейну, откуда кое-кто сегодня не вылезет.

Альвдис легонько сжимает губы. Она еще хочет поговорить с Лодмундом об этом, но сейчас слишком нервничает. Позже. Позже они обязательно найдут на это время.

– Я не могу, Лод! – голос Альвдис отдается от стенок крытого бассейна, и она чуть не захлебывается водой.

– Можешь, – Лодмунд стоит на краю и спокойно наблюдает за тем, как Лебеф выворачивается из хватки Альвдис, отталкивая ее ногами и глотая воздух вперемешку с водой. – Ты очень сильная девочка, – Лодмунд опускается на корточки, пусть брызги воды и попадают на брюки.

– Лод, помоги мне! – Альвдис кричит уже отчаянно и давит на плечи Лебефа, но он снова скидывает ее и пытается грести к бортику.

– Нет, – Лодмунд качает головой.

Альвдис рычит, она не может бить и оставлять следы и только снова пытается погрузить Лебефа в воду целиком.

– Знаешь, если он доберется до бортика, я его пристрелю, – Лодмунд достает пистолет из кобуры и щелкает предохранителем. – Ты хочешь, чтобы я его пристрелил? – он говорит громко, чтобы Альвдис его услышала, но она все равно разбирает только половину, и эта половина ей очень не нравится. Но она так устала. Она обещала Тиерсену, что ни за что не испортит его план, но у нее совсем нет сил удерживать этого огромного мужчину. – Или мне выстрелить прямо сейчас? – Лодмунд, будто играясь, прицеливается. – Да, я думаю, я могу это сделать.